Страница 57 из 78
В первые дни в Чурославле и вокруг царила радостная неразбериха. Сельчане скоро тронулись по домам – жить в чужих хлевах с детьми и собственной скотиной было слишком утомительно, и жажда поскорее оказаться дома перевешивала даже опасения, что враги вернутся. Тем более воеводы держались мнения, что если те и вернутся, то уже не этой зимой. А до лета князья между собой как-нибудь да разберутся. Зря, что ли, мы им дань платим?
На дворе Благоты, в братчине и даже беседе, на этот раз занятой мужчинами, толпились старейшины окрестных родов и пришлые воеводы. Все наперебой рассказывали друг другу о своих приключениях – кто где и как успел или собирался повоевать, а потом, когда подходили новые слушатели, рассказ начинался сначала, что вовсе не надоедало расскачикам.
Наибольшим успехом пользовалось повествование Мысляты. Староста Медвежьего Бора и впрямь мог собой гордиться – он возглавил одно из двух состоявшихся сражений и с честью выполнил свой долг, опрокинул передовой отряд противника и тем самым дал Лютомеру возможность лишить дешнянское войско предводителя и задержать до подхода помощи. На груди Мысляты красовалась золотая гривна, ранее принадлежавшая дешнянину Триславу и подаренная старейшине Лютомером в честь его ратных заслуг. Кроме того, Лютомер обещал немедленно по возвращении домой добиться у отца для Мысляты права самому собирать княжескую дань с Неручи, и многие уже начали называть старейшину медвежеборцев «боярин».
Гонцы, посланные Благотой еще вчера, к вечеру вернулись и доложили, что дешнянское войско действительно уходит вниз по Неручи. Еще несколько дней войско выжидало, но тревожных вестей не поступало, припасы кончались, и Благота распустил ополчение по домам – сначала коринское, а потом и свое. Луговина опустела, и только многочисленные кострища, высохший лапник от шалашей и всякий мусор напоминали о том, что здесь чуть не приключилась война.
Уехал домой и Мыслята, торопясь восстанавливать разобранное хозяйство и показать золотую гривну домочадцам, которые пережидали напасть в тайном убежище среди болот. Провожая его и передавая поклоны и пожелания «жене твоей молодой», Лютава думала, что Далянка, хоть и поступила не по обычаю, в выборе не ошиблась. Пожалуй, когда боярин Немига узнает, к кому ушла его дочь, он не станет упрекать ее за такое родство.
Убедившись, что дешняне ушли, и выждав на всякий случай еще несколько дней, Лютомер и Лютава с бойниками собрались домой, в Ратиславль, чтобы отвезти князю Вершине дань и проводить Ярко. После всего случившегося смерть Арсамана и недовольство Замилы казались такой ерундой, что ради этих мелочей не стоило откладывать возвращение.
Большую часть своего войска Ярко отправил прежним путем, по вятичским землям, под предводительством младшего брата, семнадцатилетнего Дедогнева, а сам поехал в Ратиславль только с ближней дружиной из двух десятков человек.
Вести с собой на Угру большое чужое войско было никак невозможно, это понимали и Лютомер и Лютава. Ведь они опять обманули Ярко. Лютава в душе сочувствовала парню, который пришел так вовремя и так помог им, хотя Лютомер одобрил все, что она сделала.
– Теперь и правда придется с ними невестами меняться, – сказал он. – Молинки нет, ну, отдадим другую какую-нибудь, Русавку или Велицу. А у оковских невесту возьмем для Борони.
– Может, все-таки для тебя? – намекнула Лютава. – Ты, братец, не тянул бы лису за хвост. Что там осталось-то? Три месяца было, теперь уже два осталось. Раз такие дела пошли, ты не ждал бы, пока у отца другие наследники найдутся. От Хвалиса едва избавились, а ты еще хочешь такую знатную невесту Бороне отдать!
– Да я бы взял ее. – Лютомер не поднимал на нее глаз, поскольку им обоим было тяжело говорить об их будущей раздельной жизни. – Но… двух невест из одного рода за себя нельзя, а…
– Мать Марена! – шепотом ужаснулась Лютава и прижала руку к щеке. – Ты все еще думаешь… про нее?
Лютомер промолчал.
– Отбить хочешь? Украсть? – продолжала Лютава. – Она ведь не рукавица – просто так не возьмешь. Уговорить еще надо. Да и Святко просто так жену не отдаст. Это что же ты нам за жизнь всем готовишь, братец любезный? Так мы не хотели с вятичами воевать, из шкуры вон лезли – а все-таки на войну нарвемся!
– Это судьба отца моего, куда я от нее денусь? Может, исхитримся как-нибудь, чтобы без войны. Мы ведь ничего еще не знаем, как все сложится. Давай подождем. Там и видно будет.
На следующее утро Лютомер с бойниками, Лютава и Ярко выехали из Чурославля вверх по Рессе, назад на Угру.
Глава 10
Везде по пути они заставали уже готовых к походу мужчин, выбравших себе подходящее оружие и набравших съестных припасов, – ожидали только прихода княжеского войска, чтобы присоединиться к нему. Нечего и говорить, как радовались люди известию, что воевать не придется и можно спокойно вернуться ко всем зимним делам.
Впереди себя они послали гонцами двоих бойников, Теребилу и Тишату, чтобы на Угре не слишком пугались множества вооруженных людей и не бежали в леса, не разобравшись, а есть ли опасность. Поэтому в Ратиславле обо всем произошедшем узнали на несколько дней раньше, чем приехали Лютомер и все его спутники.
Князь Вершина, спешно собиравший войско по всей своей земле, облегченно вздохнул и только принялся раздумывать, стоит ли все же отдать за Ярко одну из младших дочерей. Такое родство ему не нравилось, но если уж дело дошло до войны с дешнянами, союзник нужен. Если взамен взять невесту из Святкиного рода, то ничего унизительного в таком союзе не будет, тем более что можно заранее оговорить, чтобы воевать с хазарами угрян не звали. Куда нам хазар воевать, с ближайшими соседями разобраться бы!
А вот кто совсем не обрадовался скорому возвращению Лютомера, так это Замила. От Хвалиса по-прежнему не было вестей, а проклятый оборотень, которого с таким трудом удалось выдворить из Ратиславля, возвращается, да еще с победой, с сильным союзником! Уловив из разговоров мужчин, что вскоре ожидается свадьба Лютомера с дочерью Святко – ведь о его истинных замыслах никто, кроме Лютавы, не знал, и все предполагали, что он возьмет выгодную невесту себе, – Замила совсем пала духом. Вот-вот проклятый оборотень вернется в род, женится на княжеской дочери, и тогда уже никакие силы не сдвинут его с места наследника. Только смерть – но с Мареной его сестра, волхва и жрица Темной Матери, сумеет договориться! И на что тогда надеяться Хвалису? Какой опасности она, Замила, подверглась, согласившись участвовать в этой кутерьме с отравленным поясом, – но толку никакого не вышло, да и сама Галица, хитрая холопка, обещавшая молочные реки в кисельных берегах, исчезла без следа, как дух!
Думая об этом день и ночь, не имея рядом ни одной души, чтобы поговорить и посоветоваться, Замила совсем извелась, утратила покой, так что даже князь Вершина спросил, не заболела ли часом, душенька. Замила привычно заплакала, бормоча что-то о любимом сыне и безвременно погибшем брате, но сама уже понимала, что слезами от мужа ничего не добьется и дела не поправит.
И за день до ожидаемого приезда Лютомера хвалиска наконец решилась. Выждав, пока муж отправится на охоту, чтобы раздобыть дичи к праздничному столу, она и сама, к великому изумлению домочадцев, собралась в путь. С собой она взяла Толигу – больше положиться было не на кого, а без провожатого она не нашла бы дороги, потому что из Ратиславля за все эти годы почти не выбиралась и не знала даже ближайших окрестностей.
Толига поворчал, но согласился помочь, даже сам привел ей лошадь и сообщил удивленным Ратиславичам, что-де Замила собралась навестить боярыню Ходиловну. А вам-то какое дело – зачем? Родня мы им или не родня?
На самом деле путь хвалиски лежал совсем в другую сторону – в леса, где среди бортных угодий стояло маленькое займище старого Просима.
Просим так и застыл, когда увидел на тропе двух всадников. Они ехали шагом, и одну из лошадей вел под уздцы один из княжьих холопов. На ней ехала женщина, в которой старый бортник с величайшим изумлением узнал Замилу. Вернее, угадал, кем может быть эта смуглая темноглазая женщина со скуластым, неславянским лицом. За всю жизнь бортник видел младшую князеву жену, может быть, один или два раза, мельком и случайно, негде им было встречаться и незачем.