Страница 50 из 78
– Молчи, дурень! – снисходительно окоротил рыжего и сам Божирад, стоявший впереди сродников. – Это же князя Вершины дочь. Здравствуй, волхва! – Он слегка поклонился Лютаве. – Пожалуй в дом. Замашка, коней возьми! – Он кивнул одному из парней.
Лютава сошла с коня и подошла к хозяевам:
– Здравствуйте, кореничи! Здравствуй, боярин Божирад.
– А это нам невест привезли, – кляняясь в ответ, пояснила ей большуха, рослая крепкая женщина, старшая жена Божирада. – Голядь своих девок дешево отдает, без вена, только возьмите! А у нас парни подросли. В прежние два года мы не женили, у самих урожаи были худые, а в этот год поднялись вроде, а и сколько ж тянуть? Вот, привезли. Идемте. – Она поманила голядок за собой в беседу. – Иди, мергужеле,[12] не бойся, – подбодрила она ту из девушек, которая не решалась сойти с саней, хотя сестра уже тянула ее за рукав.
Лютава сочувствующим взглядом окинула обеих невест. Девушкам было, наверное, лет по пятнадцать-шестнадцать, но выглядели они еще моложе – тоненькие, как былинки, бледненькие, с тоненькими, как веточки, руками. На обеих красовались венки-вайнаги, но больше почти никаких украшений не было – обедневшие, еле-еле способные прокормиться голядские роды даже на свадьбу уже не могли снарядить своих девушек как следует. Лютава вздохнула. Хотелось сказать: «Куда же их таких? Какие из них работницы, каких детей они родят?» – но она сдержалась: неприлично бранить невест, только-только привезенных в род и еще не снявших свадебного покрывала.
– Ничего. – Большуха без слов угадала ее мысль, видимо, и сама думала так же. – Доить, горшки лепить, прясть сумеют. А там, глядишь, откормятся немного. Зато вена платить не надо. Мы тоже не больно-то богаты теперь – у нас ведь шестнадцать весей, а земелька поистощилась. Ясеня, сестрич мой, со своими уж в такую даль теперь забрался, не на каждый праздник приехать могут.
Девушек тем временем увели в беседу, где женщины рассмотрят их и решат, какую за какого из сыновей взять. Большуха ждала, пока Лютава пойдет за ней туда же, но княжна покачала головой:
– Ступай, мать, не жди меня. Я с делом к мужикам вашим приехала. Вели созвать всех, кто дома есть.
– По княжескому, что ли, делу какому? – Большуха не очень удивилась.
– Так и есть. Не ко времени я вам, и вести мои – не к свадьбе, да уж так боги судили, ничего не поделаешь.
Сам Божирад уже подошел к ним, видя, что княжна не идет за прочими женщинами. Коротко рассказав, в чем дело, Лютава велела собирать всех мужчин рода. Женщины запричитали, мужчины загомонили, сам Божирад с неудовольствием поджал губы. Еще бы – кто же обрадуется? Но, поселяясь на этой земле, его отец Кореня поклялся перед Перуновым дубом слушаться приказов угренского князя, а значит, отказать в сборе ратников он не мог.
К вечеру мужчины Корениного рода наконец собрались. Лютава сама вышла на маленькую площадку перед родовым святилищем. Окинув взглядом головы и лица, Лютава быстро подсчитала: полсотни ратников будет. Мало, ой, мало! За спинами мужчин толпились женщины, и на их лицах Лютава явственно видела недовольство. Конечно, она бы тоже не обрадовалась, если бы тихой мирной осенью, когда девушки собираются на посиделки, а парни ждут невест, кто-то вдруг явился бы звать ее братьев на войну! А ведь именно так и было, когда оковский княжич Доброслав призывал угрян идти воевать с хазарами. И как Ратиславичи не хотели воевать против хазар, так кореничи не хотели воевать с дешнянами. Но – придется. Уж она, дочь князей и волхвов, заставит их исполнять клятвы, данные предками перед ликами богов!
– Дешнянский князь Бранемер идет на наши земли с войском, – начала она, и народ затих, чтобы ее услышать. – Прознал он, что в городках по Рессе дань приготовлена для князя Вершины, и задумал ее себе взять. Если не отстоим нашу землю, то не одну дань, а и вас всех дешнянский князь в плен заберет, дома разорит, уведет на чужбину. В Чурославле ополчение собирается, теперь за вами дело. Собирайтесь, кореничи, Перун будет с нами. Нам недолго продержаться надо, вскоре уже князь Вершина угренский со своей дружиной на помощь подойдет. У кого топор хороший – топор бери, рогатины берите, луки, стрелы на крупного зверя – и врага отгоним, и сами с добычей будем. Мне боги сказали: если не убоимся, то победа наша будет!
Лютава умолчала о том, что причиной войны послужило ее нежелание выйти за князя Бранемера, но ее решительный и целеустремленный вид внушал людям уверенность и воодушевление. В волчьей накидке, с сулицей в руке, с бубенчиками и оберегами, Лютава сама была как богиня войны, и ослушаться ее призыва казалось невозможно.
– На все – один день! – объявила Лютава боярину и старейшинам. – Чтобы завтра на рассвете ратники уже были здесь. Пусть ночью идут, как хотят. Кого завтра тут не будет, тот на другой год дань заплатит вдвое больше. Если уцелеет, конечно. А я до завтра здесь побуду, соберу ваше войско и сама назад поведу.
– Что же, и воевать пойдешь? – хмыкнул один из мужиков, видимо местный кузнец, о чем говорила копоть в морщинах темного лица.
– Воевать не пойду, для этого у меня брат есть – варга Лютомер.
– А я уж думал…
– Ты ступай, Сварожий внук,[13] – ласково, но непреклонно напутствовала его Лютава, и кузнец отвел глаза от сердитого взгляда глубоко посаженных серых глаз. – Ты говорил, шестнадцать мужиков у тебя в веси? Проверь, чтобы хоть топор, хоть рогатина у каждого была, ну да с железом у кузнецов должно быть хорошо. И припас на три дня каждому. Ты мужик умный, я вижу, справишься.
Кузнец еще раз хмыкнул, но поклонился и пошел исполнять приказ. Лютава, воплощавшая власть князей и волхвов, была гораздо больше, чем просто женщина.
Когда все дела обговорили, уже стемнело. Ночевать Лютаву устроили в жилье самого Божирада. Произведя на свет пять дочерей, из которых ни одну еще не выдали замуж, он соорудил для них отдельную истобку, куда бревенчатый наземный переход вел из его собственной, где он жил с женой и двумя неженатыми сыновьями. Третья из Божирадовых дочерей перебралась к старшим сестрам на полати, а Лютаве дали место на лежанке, где спали две младшие, совсем еще девочки. Не мудрствуя, Божирад всем семерым детям дал охранительные имена: сыновей его звали Нелюб и Неждан, а дочерей – Немила, Негляда, Незвана, Нежелана и Нерада. Лютава даже не сразу запомнила, где кто.
– А что же, у нас из-за этой войны и свадеб в этом году не будет? Опять? – спросила у нее вторая Божирадова дочь, кажется Негляда. Это была совсем юная девушка, лет двенадцати-тринадцати, но, судя по красным узорам на рубахе, уже созревшая для замужества.
– Ну, ты не перестарок еще, можешь и до другого года подождать! – Лютава улыбнулась.
– Не приставай к волхве! – одернула младшую старшая сестра. – Она устала.
– А мне-то что? – Негляда дернула острым плечиком. – За мной в эту зиму не приедут. И на сани меня не посадят, ты сама и беспокойся!
– На сани? – не поняла Лютава.
– У нас обычай такой, – пояснила ей Немила. – Как у отца дочь подрастет, он в месяц полузимник сажает ее на сани, везет в другое село, где другой род, там едет мимо дворов и кричит: «А вот кому невеста нужна!» А тамошние мужики, кто надумал сына женить, значит, откроет ворота и машет – заезжай, дескать! Так и выдают.[14] А нас у отца пять, да у стрыев еще своих девчонок девять голов всего. Вот отец и грозится: чем кормить вас и приданое всем давать, посажу в сани и повезу по весям, пусть берет вас, кто захочет. Мать с ним бранится.
– Это он говорит так! – обиженно вставила третья девочка, лет десяти. – Мне баба Нажитиха говорила – не повезет он нас по селам, пугает только, чтобы слушались.
– А вдруг повезет! – Негляду, понятно, этот вопрос волновал больше, чем младших, потому что с ней это могло случиться даже в эту самую зиму, если старшие пожелают побыстрее избавиться от лишних ртов. – Вот была бы у меня такая! – Она с завистью посмотрела на сулицу, прислоненную к стене возле Лютавы. – Ты прямо богиня Марена! Я знаю, ты – «волчица». У нас тоже такая есть в роду, только она в лесу живет – стрыйка Несвета. Она и на совет с копьем приходит, ее отцы и деды боятся, а как она заговорит – все молчат, дышать не смеют! Ты за себя постоишь. Если что, в святилище уйти можешь, волхвы тебя не выдадут, а с волхвами и князь не будет воевать, если не совсем дурак. А если дурак – ему самому люди голову оторвут и в святилище на золоченом блюде отнесут. Вот так! А мы…
12
Мергужеле – ласковое обращение к девушке (лит.).
13
Сварог считался покровителем кузнецов.
14
Самое забавное, что этот примитивный способ заключения браков действительно бытовал кое-где в деревенской России уже в то позднее время, когда туда заезжали не сборщики дани, а этнографы.