Страница 6 из 16
Избрана сжала губы, слушая, но теперь опять улыбнулась, немного загадочно, будто знала что-то такое, чего он не знал.
– Зачем же сразу – Буяра? – многозначительно произнесла она, когда Зимобор умолк.
– А кого же еще? Двое нас.
– Двое? – Избрана выразительно подняла свои тонкие брови.
– Да ну! – изумился Зимобор, сообразив, на что она намекает. – Ты? Да ну, брось! Тебе головку солнцем не напекло? А с березы не падала?
– А чем я хуже вас? – вызывающе спросила Избрана. – Я старше тебя и знатнее его. Ну что?
– Да не было же такого никогда! Со времен Тверда не правили кривичами женщины. И до Тверда тоже не правили. Мы постоянно воюем. Варяги, вятичи, радимичи, да мало ли каких еще леших дурным ветром принесет? Вон, хазары одни чего стоят! Да с какой стати сажать на престол молодую женщину, когда есть двое мужчин? Да нас везде засмеют!
– Все кривичские племена произошли от женщин, – ответила Избрана. – Не правили женщины, братец, так будут править. С давних времен так было: князь – на мирное время, а на военное – воевода.
– Да сам Тверд за что в князья был выбран? Забыла?
– Теперь не те времена, чтобы из железных застежек себе булаву ковать[13] и со Змеем один на один биться! Ты хорошо воевать умеешь – вот и будешь при мне воеводой. Хочешь? А когда нет войны, я не хуже тебя справлюсь. Даже и лучше, может быть.
– Намекаешь, что я глупее тебя? – выговорил ошарашенный Зимобор. У него никак не укладывалось в голове, что женщина может хотя бы хотеть стать князем. Это примерно все равно что… хотеть стать из женщины мужчиной!
Он посмотрел в твердые, решительные, совсем сейчас не женские глаза сестры и вдруг подумал: а ведь и правда глупее! Был бы он умный, так давным-давно бы понял, почему она не выходит замуж, зачем сидит в Смоленске, чего дожидается. Был бы умный, давным-давно оценил бы ее как противника и постарался избавиться. А ему, как ребенку, отец казался вечным, и даже в голову не приходил вопрос: а что будет после его смерти? Князь Велебор был разумным человеком – если бы Зимобор постарался открыть ему глаза на ту опасность будущих раздоров, которыми чревато пребывание Избраны в Смоленске, отец употребил бы родительскую власть и выдал ее замуж вторично – подальше отсюда! Была бы она сейчас женой Избыгнева черниговского или Добромира киевского, то через месяц только и узнала бы, что в Смоленске сменился князь. А теперь поздно.
В трех шагах позади Избраны прямо на земле сидело еще одно доказательство ее предусмотрительности – варяг Хедин, замкнутый мужчина лет сорока пяти. Семь лет назад Избрана привезла его с собой. Ходили слухи, будто свои же варяжские купцы на Оке хотели повесить его за какие-то неизвестные провинности, но Избрана выкупила его, и с тех пор он охранял ее, как пес, – днем ходил за ней, не отдаляясь более чем на три шага, а ночью спал за порогом ее горницы в сенях. За несколько лет он собрал себе хорошую дружину – небольшую, десятка на полтора человек, но все в ней были отличные воины, выученные и в самом расцвете сил, преданные своему вождю и княжне.
У Зимобора тоже была своя дружина, но он не был готов к мысли, что воевать придется с кровными родичами. Он быстро поднялся с ковра, шагнул в сторону и исчез за ветвями орешника. Ему хотелось побыть одному.
Избрана прислушивалась, но не услышала его шагов – ни сучок не хрустнул под ногой, ни ветка не хлестнула по плечу. Он исчез бесшумно, как истинный воин, и это неприятно поразило ее: не думая об этом, брат все же показал превосходство своего, мужского, воспитания над ее – женским. Но она тут же вспомнила собственный довод: в нынешние времена князю не так уж и нужно лично водить дружину в каждую битву. Змеев двенадцатиглавых что-то давно никто не видел, и враги у кривичей совсем другие – хазарский малик Обадия, например, с деньгами иудейских купцов захвативший власть в Итиле и заключивший под стражу кагана. Что он будет делать дальше? Куда пойдет за данью, чтобы содержать тысячи наемной конницы? Воевать с ним лично смоленскому князю не обязательно – ведь и сам Обадия не покинет дворца, а в бой пойдут наемные воины-степняки. Чтобы уцелеть, князю гораздо полезнее думать головой, чем весь день прыгать по двору с мечом и топором.
Она умна и решительна, ее сила именно в этом. А ей не простят, если она проявит слабость. Не простит мать, не простят Хедин и его варяги. Она должна стать госпожой над ними всеми, потому что слишком много охотников быть господами над ней.
А Зимобор уходил все дальше в глубь леса, пока не споткнулся об упавший ствол, прикрытый зелеными хвостами пышных папоротников. Тогда он сел, оперся локтями о колени и задумался. Вспомнилось, как в детстве, еще находясь под присмотром нянюшек, они с Избраной, бывало, делили какую-нибудь игрушку, тянули ее каждый к себе и кричали: мое, нет, мое! Доходило даже до драки. Избрана и в детстве была сильной, решительной и упрямой. Плакала она, только если ну никак не могла добиться своего. И сейчас еще у Зимобора на подбородке белел тонкий, но заметный шрам, вынесенный из этих детских стычек с сестрой. Как именно это случилось, ни он, ни она не помнили, да Зимобор и не распространялся об этом – пусть принимают за след боевой раны. А ведь сейчас они делят не игрушку – власть, а это судьба каждого из них и судьба всего племени в целом. Не верилось, что все так всерьез. Но вместо злости и досады на Избрану, вдруг из сестры ставшую злейшим врагом, Зимобор ощущал только злобу и досаду на судьбу, которой почему-то захотелось столкнуть их лбами. Почему смерть общего отца непоправимо разделяет их, вместо того чтобы крепче связать продолжателей его рода? Весь мир, в котором это происходило, казался неправильным, словно длинный дурной сон. Как будто он зашел по ошибке в чужой мир, как в чужой дом, и теперь мучительно ищет дверь наружу. Где его прежний мир, правильный, и как в него попасть?
Когда княжеские дети высаживались из ладей, смоляне собрались к пристани, но стояли молча, только кое-где причитали женщины. Осиротевший город с надеждой смотрел на тех, кто отныне будет его защитой… но кто именно? Люди неуверенно переводили взгляды с одного из детей Велебора на другого, словно искали того, за кем им теперь следовать и на кого надеяться. Основная тяжесть внимания и поклонения еще не определилась, она была как вода, катающаяся по ровному железному листу и не знающая, в какой угол течь. Пред смолянами были двое мужчин-воинов и одна женщина, приносившая в храме жертвы Макоши и говорившая от имени богини. На Избрану тоже смотрели с ожиданием, и она выше поднимала голову. Не так-то беспочвенны ее притязания, как некоторым кажется.
В княжьих палатах они еще из нижних сеней услышали, как наверху причитает протяжный женский голос. Идти туда не хотелось, как лезть в холодную воду, но – надо. Три дня после смерти душа еще витает возле тела, поэтому само тело до сих пор оставалось в той же горнице, где князь Велебор умер. Обмытое и обряженное в лучшие одежды, оно лежало на меховых покрывалах, и стиснутые мертвые руки были украшены серебряными браслетами и перстнями. Но само это тело было уже не более чем одеждой, которую душа сбросила и теперь смотрит на нее извне, как любой, сняв платье, стал бы на него смотреть со стороны…
На открытом окошке висело вышитое полотенце, одним концом наружу, а на лавке возле окна был положен хлеб и стояли две чаши: в одной была сыта, то есть мед, разведенный водой, а в другой просто чистая вода – душе умыться. Здесь же сидели несколько женщин во главе с княгиней Дубравкой. Нельзя сказать, чтобы при жизни княгиня с мужем очень ладили, недаром же она в последние годы гораздо больше времени проводила в святилище Макоши, верховной жрицей которой, по обычаю, бывает старшая женщина княжеской семьи. Но сейчас княгиня хорошо понимала, в чем ее долг. Ее красивое, еще не старое лицо было все в слезах, глаза опухли, и голос, когда она шепотом поздоровалась с детьми, оказался сорванным от плача и крика.
13
В сказках есть упоминания о том, что для битвы со Змеем герой кует себе булаву из булавок, которые собирают для этого со всей земли. Видимо, это сюжет начала железного века, когда у славян было мало железа и из него делали еще не оружие (оно было бронзовое), а только нагрудные застежки. Но поскольку железное оружие гораздо эффективнее бронзового, три тысячи лет назад, вполне возможно, для особо важных военных операций племена собирали все имеющееся железо на оружие воинов. Это примерно то же, как если бы в наше время ради какого-то особо важного общественного дела со всего города собирали золотые обручальные кольца.