Страница 15 из 25
– Радуйся, что не помнишь! – грубовато утешил его Ормкель. – Вчера у нас была обманная битва. Должно быть, ты насочинял дряни! Хуже тухлой селедки. Так что лучше не вспоминай.
Гудлейв вздохнул. А Торвард не мог утешиться даже ожиданием новой битвы: что толку в новой битве, если Бергвид явится туда с мешком своих старых хитростей и уловок.
– Сын ведьмы! – с досадой пробормотал Торвард и сплюнул под ноги, уловив сочувствующий взгляд Халльмунда. – И они еще говорят, что я – сын ведьмы! Про Бергвида такого не говорят, но ты скажи мне, кто из нас сын ведьмы? Кто всю жизнь сражается ворожбой и отводом глаз – я или он? Да возьмут его тролли!
Когда погребение завершилось, до вечера еще оставалось какое-то время и можно было проплыть сколько-то на север, пока не наступила темнота, но Торвард конунг по-прежнему сидел у костра, разведенного для защиты от холодного ветра, и молчал.
– Не прикажешь ли сталкивать корабли? – осведомился наконец Халльмунд, побуждаемый вопросительными взглядами дружины. – Мы еще успеем добраться до Граннефьорда…
– Мы вообще никуда не поплывем, – неохотно обронил Торвард. – Я вообще… передумал.
Дружина стояла вокруг него кольцом, и на всех лицах отражалось недоумение.
– Уж не хочешь ли ты, конунг, дождаться здесь прекрасной йомфру Хильды? – полюбопытствовал наконец Эйнар. – И похитить ее, чтобы отомстить Бер…
Конец этого имени застрял у него в горле: таким бешеным взглядом одарил его конунг.
– Пропади она пропадом, эта Хильда! – выкрикнул Торвард. – И тот, кто еще раз мне про нее напомнит, заодно! Я знать не знаю никакой Хильды! Я думаю… – Усилием воли он взял себя в руки и сказал почти спокойно: – Я думаю о Драконе Битвы.
Все хорошо понимали, о чем он говорит. Почти тридцать лет назад Хердис Колдунья выкрала у великана Свальнира меч, которым его только и можно было убить. Двадцать пять лет после этого Дракон Битвы приносил Торбранду конунгу победы во всех сражениях, кроме последнего поединка – но у всего на свете бывает конец. Дракон Битвы последовал в могилу за Торбрандом конунгом, и поначалу Торвард воспринял это как должное. Но в последние годы, чувствуя, как тяжело висит у него на ногах неудача, Торвард думал о нем все чаще, а нынешняя ночь, когда якобы убитый ненавистный Бергвид все-таки ушел живым, подтвердила, что больше так продолжаться не может. Если Бергвида Черную Шкуру и можно убить, то здесь не подведет оружие, которое принесло смерть последнему из квиттингских великанов!
– Ты думаешь, что если Бергвида нельзя убить по-другому, то нужно… – начал Халльмунд, который за двадцать лет близкого знакомства научился угадывать его мысли.
Торвард молча кивнул.
– Так что: раскапывать курган? – со смесью восторга и жути спросил Аринлейв.
На лицах хирдманов вокруг отразились примерно те же чувства. В любой округе Морского Пути есть свои знаменитые курганы и набор страшных сказок о том, как тот или иной герой пытался добыть из них сокровища. И непременно до того, как одному это удастся, десяток не таких удачливых грабителей становится добычей мертвеца. Аскефьорд не был исключением.
– Хорошо бы спросить совета у кюны Хердис, – ворчливо заметил Ормкель. – Она-то уж знает, как разговаривать с теми, кто сидит в могиле!
– От нее помощи не дождешься в таком деле! – возразил Аринлейв. – Дураку ясно, что она была бы против! Она же не хочет… Я сам слышал, как она говорила…
Аринлейв не посмел закончить и взглядом попросил поддержки у своего отца.
– Да, пожалуй, кюна будет не очень-то рада! – Сельви кивнул. – Она ведь считает, что Бергвид полезен Морскому Пути, по крайней мере нам. Но я не вполне уверен, что в этом она права!
Торвард снова кивнул. О Бергвиде они с матерью спорили уже не раз. «Не убивать Бергвида и не охотиться за ним по всем семи морям ты должен, а любить и желать ему здоровья и долголетия! – уверяла его кюна Хердис. – Ты сам не понимаешь, сын мой, какую услугу он тебе оказывает! Ведь он считает себя конунгом квиттов, а квитты не признают его, и потому свои же квитты для него такие же враги, как мы!»
Кюна говорила о фьяллях «мы», хотя сама происходила из племени квиттов и на Квиттинге прожила первые двадцать два года своей жизни.
«Он же отрекся от своих якобы прав на звание конунга!» – отвечал ей на это Торвард.
«Он отрекся, но его заставили, почти под угрозой каменного топора, которым убивают жертвенных коней! Он ненавидит эту клятву, ненавидит Вигмара Лисицу и Хельги ярла, которые у него ее выудили, ненавидит самого себя! И от всего этого он еще злее, еще непримиримее! Пойми же: пока существует Бергвид, Квиттинг никогда не объединится вокруг сильного вождя, потому что Бергвид мешает ему набирать силу. Квиттинг навсегда останется таким, как сейчас: разоренным, опустошенным и бессильным». – «Что нам в его бессилии? Там даже дань уже пятнадцать лет невозможно собирать. Полуостров ведьм и призраков! Мимо плавать страшно, переночевать негде, лежишь на берегу, а вокруг синие огни над невесть чьими могилами! Чего в этом хорошего, кому это надо!» – «Если квитты когда-нибудь соберутся с силой, ты думаешь, они не захотят отомстить нам? А пока Бергвид жив, они не могут и подумать об этом. Так что Бергвид нужен нам». – «Особенно он нужен, когда пытается разорить Аскефьорд. Или ты, госпожа моя, забыла, как дважды в один год была вынуждена бежать из собственного дома?»
В этих спорах кюна сумела привлечь на свою сторону немало людей, но Торварда она не убедила. Справедливый и не способный мириться с явным злом, даже если оно и сулило ему какую-то выгоду, Торвард полагал делом чести уничтожение Бергвида. Совесть шептала ему, что это его отец, Торбранд конунг, невольно породил это проклятье. Он знал, откуда взялся Бергвид, и в чем-то мог его понять, но терпеть его существование не мог.
На стоянке возле «Златоухого» дымил костер, Кольгрим уже ждал с кашей. Тормод Чернобровый, держа на весу перевязанную руку, сидел возле котла. Его угораздило поместиться как раз в той стороне, куда ветер нес дым, но перебираться на другое место он не хотел, надеясь пересидеть ветер.