Ночной смотрящий

За стеной завозился Витя.

Лузгин улыбнулся. Хороша была та история, о которой он вчера напоминал.

…Андрею тогда исполнилось лет семнадцать-восемнадцать, и как-то утром он помогал матери по огороду. На крыльце маялся с похмелья отец. Курил, щурился на солнце, потом встал, буркнул что-то вроде «Ну, я тут это…» и исчез, провожаемый неодобрительным взглядом жены и завистливым – сына. Прошло где-то с полчаса, и вдруг появился Витя. «Андрюха, пошли! – махнул он рукой. – Слышь, я Андрюху заберу, а? Нам там с Дмитрием надо камень передвинуть, вдвоем не получается». – «Конечно», – сказала мама. Витя почти бегом сорвался с места, Андрей, недоумевая – не лежало у Вити на дворе никакого камня – поспешил следом.

В сарае-гараже камня тоже не обнаружилось, зато там были пиво с водкой, недокопченная копченая рыба и отец, излучающий во все стороны позитивные эмоции. Андрею щедро плеснули «ерша», и через несколько минут он воспарил как на крыльях. Старшие чинно беседовали, младший благовоспитанно прислушивался, выпивка быстро кончилась. Отец сказал «Ну, я пройдусь», Витя отправился раскидывать навоз по картофельным грядкам. Андрей вышел на улицу и подумал: возвращаться к дому глупо – что на огороде требовало мужской руки, он сделал, а подвернуться матери, когда она занимается сельским хозяйством, почти наверняка означало быть припаханным.

Поэтому Андрей двинулся в центр села. Он настолько хорошо знал тут каждое бревнышко в каждой избе, что никогда не упускал случая посмотреть, как все меняется год от года. Зашишевье всегда было для него объектом пристального исследования. Любил он это место. К тому моменту он провел в селе верных шесть лет чистого времени. Даже первые в жизни деньги заработал не абы как, а крестьянским трудом, ворочая лопатой зерно на элеваторе. И еще – про Зашишевье он мог определенно сказать, что здесь никто и никогда не пожелает ему дурного и не захочет причинить вред.

Свернув с Крестов налево, он успел пройти метров сто, когда прямо на него выскочил из дома тот самый Козел.

– А ну, заходи! – позвал Козел. – Помоги нам с батей. У нас там, вишь ты, доска не пролезает.

Андрей не подумал удивиться, просто взял и зашел.

Доски не было. Зато отец на газете чистил селедку.

Бутылку прикончили в три захода. Потравили байки, посмеялись.

Отец сказал «Ну, пойду взгляну, как там у меня дома». Однако, выйдя на улицу, тепло попрощался с сыном и бодро зашагал в диаметрально противоположном направлении.

Андрей, чувствуя себя необычайно хорошо, правда уже слегка неустойчиво, решил вернуться, залезть на чердак и раскопать в грудах старых журналов что-нибудь интересное. С каковыми благими намерениями он проделал обратный путь до Крестов. Там дорогу ему преградил Витя при поддержке брата Юры.

– Андрюха, ты по-французски читаешь? – вопросил Юра сурово.

– Вот честное слово, два года учу этот язык, и до сих пор ни в зуб ногой. Полсотни слов знаю, конечно…

– Нам перевести надо что на бутылке написано. Пойдем.

– Спасибо, – сказал Андрей, – но с меня на сегодня хватит!

Братья засмеялись, как показалось Андрею – с уважением.

– Ну, передумаешь – заходи…

– Андрей, милок! – раздалось сзади.

Он обернулся. Из окна соседнего дома торчала встрепанная голова Сени.

– Баллон-то газовый! – напомнил Сеня.

Тут Андрей не ожидал подвоха. Действительно, нужно было забрать баллон с газом. Килограммов сорок или пятьдесят, нести от силы метров триста, если огородами. Даже с учетом некоторого заплетания в ногах для молодого парня не проблема.

Сеня ему такой отравы налил, что Андрей от одного запаха чуть не упал. Но отказать хорошему человеку не было сил. «Кажется, я впервые в жизни буду пить технический спирт, – пронеслось в голове. – Впрочем, Сеня-то ничего, хлещет эту мерзость и не жалуется. Глядишь, тоже выживу». Ощущая себя не то самоубийцей, не то настоящим индейцем, а в общем и целом полным идиотом, Андрей опрокинул прозрачную жидкость в рот.

– Что… Это… Было?.. – прохрипел он, отдышавшись.

– Как – что?! – почти возмутился хозяин. – Самогон!!!

После граненого стакана Сениного пойла Андрей баллона не почувствовал вовсе. Просто уложил красный цилиндр на плечо и, небрежно придерживая его одной рукой, пошел узкими тропками, ловко открывая и закрывая за собой калитки, прыгая через канавы… Своего участка он достиг поразительно быстро, а баллон, не переводя дух, загрузил на место и подключил. После чего сказал «Мам, я прилягу» и вырубился.

Отца он нашел уже в темноте на Крестах – при большом стечении народа, под дикий хохот, Дмитрий Лузгин клянчил у проезжего мотоциклиста шлем. Домой сходить…

На веранду осторожно выглянул Витя.

– Ага, проснувши! Вставай, умывайся, пайка уже на столе.

«Пайка» оказалась вчерашней картошкой с тушенкой в большой сковороде и селедкой на районной газетке. Поверх раздела объявлений. Лузгин нацепил на вилку кусок осклизлой рыбы и прочел:

Н_Е_Ж_Е_Л_А_Т_Е_Л_Ь_Н_А_Я

Б_Е_Р_Е_М_Е_Н_Н_О_С_Т_Ь

Б_Ы_С_Т_Р_О

К_А_Ч_Е_С_Т_В_Е_Н_Н_О

Н_Е_Д_О_Р_О_Г_О

– Бля! – только и сказал он.

Опохмеляться Лузгин отказался наотрез. Заявил – и так хорошо. Ему действительно было хорошо. Зашишевский воздух прекрасно лечил похмельный синдром, точнее, не давал синдрому разгуляться в теле.

– А я выпью, – решил Витя. – Мало ли как дела пойдут, верно?

Лузгин смысла фразы не понял, но на всякий случай кивнул.

Народ собрался, естественно, на Крестах. Лузгин вспомнил, как много лет назад, совсем еще мальчишкой, провожал отсюда местных на волка. Тогда поддатая орава укатила в прицепленной к трактору ржавой телеге со страшно перекошенными колесами. Добыли они волка или нет, память не сохранила. Кажется, не добыли. Может, не особенно и хотели?

Сейчас мужики оказались практически трезвы. По некоторым заметно было, что они усилием воли заставили себя обойтись без дежурного утреннего стакана. Выглядело ополчение мрачно-деловито, с тем неуловимым оттенком холодной отрешенности, какой можно прочесть на лицах мужчин, готовых к убийству. Кажется, после ночного происшествия тут восприняли зверя окончательно всерьез, как равного себе противника, и шли на него тоже нешуточно.

Сеня привел Найду, свою гончую – старую криволапую псину, некогда гладкошерстную, а теперь просто в лишаях и проплешинах. С заплывшими гноем скучными глазками. Поверить в то, что эта развалина способна идти по следу, да еще давно простывшему, мог лишь тот, кто знал Найду в деле. Лузгин – знал. Но все равно не верил. Найда сильно одряхлела за последние годы, как и большинство зашишевских, как и все село.

– Хорошо, что ее зверь не заел, – сказал Муромский.

– У меня не заешь! – напыжился Сеня.

– Это ты, дедушка, молодец. Ну, погнали?

Найда взяла след с полуоборота. Снюхала прямо с навозной кучи. И уверенно пошла в лес. Лузгин только языком цокнул.

– Я ее сюда ночью приведши, – объяснил Сеня. – Пока след теплый.

А ей все равно, она слепая, ничего не видит.

Будто желая проиллюстрировать, насколько ей все равно, Найда попробовала врезаться в дерево, но за секунду до удара носом сменила курс. Лузгин припомнил: собаки к старости действительно слепнут и ориентируются нюхом.

– Ночью она испугавши была, – сказал Сеня негромко. – Ой, милок, испугавши… Но в лес прямо рванувши. Будто и страшно ей, и взять зверя все одно надо. Значит плохой зверь. Сильно плохой, однако.

– Чего это ты как чукча заговорил? – удивился Лузгин.

Сеня в ответ хмыкнул. Лузгин понял: не одна собака «испугавши». Она еще с ночи заразила страхом хозяина. А Сеня в жизни не был трусом. Осторожным, внимательным, осмотрительным – да, был. Предпочитал не связываться с опасностью попусту. Но, допустим, когда на него однажды решила поохотиться рысь – видимо, Сеня, низкорослый и худой, показался киске добычей подходящего формата, – он охотницу переиграл и завалил с блеском, злорадно.