Беспредельщики

Так, вроде все. У, проклятье! Чуть пистолет не забыл! Без него теперь никуда. Повсюду враги! Друзья убитых кавказцев горят жаждой мщения. Твари черномазые, хрен им в душу! Проклятые воры злобно бубнят, обзывают беспредельщиком. Матерый на завтра «стрелку забил». Выслушав рассказ Кирилла о происшествии на оптовом рынке, Мирон сперва нахмурился, но потом от души расхохотался. Ловко обули барыгу! Прямо как в кино! Надо же такое придумать! Лох вообразил – убивать привезли, обосрался с ног до головы, а ему – «погуляй по лесу, подыши воздухом» – ха-ха-ха!

На Матерого же плевать с высокой колокольни! После смерти Савицкого Мирон разуверился в ворах, более того – обозлился на них. Выгибают пальцы веером, трясут своим изъеденным молью авторитетом. Сидели, дескать, в трюме, парились! Подумаешь! А он в афганских горах кровь проливал, на душманские пулеметы в атаку ходил! Савицкий по простоте душевной еще верил этим мамонтам и нарвался на автоматную очередь. Эх, Славка, Славка!

Мирон заскрипел зубами. Конечно, в случае с Головановым его ребята не правы, но воров давно следует поставить на место. А то больно хорошо устроились! Приехали на стрелку, пальцами пошевелили: воры мы, так сказать, извольте подчиниться. И все! Ни мордобоя, ни стрельбы! Хапают денежки на халяву, прикрываясь «понятиями». Но Мирону плевать: вор ты, не вор. У тебя «понятия» – у Мирона автомат да три десятка прекрасно обученных боевиков.

Размышляя подобным образом, он вышел на улицу, где, притулившись к бордюру, стоял его «мерседес», похожий в темноте на черную акулу. Забравшись внутрь, Мирон завел мотор, и машина плавно тронулась с места. Город спал тяжелым похмельным сном. Утихли наконец пьяные драки, разбрелись по домам развеселые компании. Только бездомные коты тусовались вокруг помоек, распевая во весь голос любовные серенады. Три часа ночи – глухое время, окна домов не светятся, улицы пустынны. Даже гаишники, столь суровые днем, не проявляют сейчас излишнего рвения, опасаясь (и не без оснований) нарваться на пулю.

Город кончился, и через несколько километров показалась широкая лента реки, поблескивающая серебром в лунном свете. Мирон оставил машину на обочине шоссе и дальше пошел пешком. Густая трава пружинила под ногами, шелестела листва деревьев, а где-то вдалеке кричала ночная птица.

На берегу Мирон сбросил одежду и, зябко поежившись, полез в воду. Купаться почему-то расхотелось, но в конце концов не зря же приехал! Вопреки ожиданиям река не дала освежающей прохлады, а сковала тело смертным холодом, который проникал все глубже, норовя добраться до сердца. Обернувшись, он заметил, что заплыл почти на середину и, внезапно чего-то испугавшись, изо всех сил погреб обратно. Но не тут-то было! Левую ногу свело, дыхание сперло, а в глазах помутилось. Послышался издевательский хохот. В метре от него из под воды появилось синее, распухшее лицо Вовки-иуды. Утопленник злобно скалился, протягивая руки с полусгнившими пальцами. Один за другим начали выныривать убитые кавказцы, покрытые зеленоватой слизью. Все они радостно подвывали, лязгали зубами и чмокали языками наподобие вурдалаков. Мирон дико закричал, затряс головой. Видение исчезло. Остались только ровная гладь реки да бездушная холодная луна в ночном небе. Трясясь как в лихорадке, он выбрался на берег, хрипло дыша. Привидится же подобная мерзость! Мирон принялся торопливо натягивать штаны. Тут сердце вновь едва не остановилось. Из прибрежных камышей торчала поднятая рука. Он изо всех сил хлестнул себя по щеке. Рука не исчезала. Тогда Мирон осторожно приблизился. В камышах лежал мертвец. Обыкновенный труп, которых он достаточно навидался за свою жизнь. Подпорченное водой лицо оказалось абсолютно незнакомо. Покойник был одет в адидасовский спортивный костюм. Явно утонул не во время купания! Может, спьяну? Нет, вон дырка в черепе. Кто его? За что?

Страх скрутил Мирона с новой силой, и, подхватив в охапку остатки одежды, он сломя голову ринулся к своей машине. «Мерседес» с бешеной скоростью несся по дороге, но Мирон беспрерывно давил на газ. Ему казалось, будто по пятам за ним гонится толпа утопленников, уши явственно слышали топот многочисленных босых ног... Лишь добравшись до дому, Мирон успокоился. Почти. Мысли обрели ясность, но сердце по-прежнему норовило выскочить из груди. Немного поколебавшись, он налил себе стакан коньяка и залпом выпил. Спиртное, наложившись на принятое вечером снотворное, оказало неожиданно мощное воздействие, глаза стали слипаться, ноги с трудом добрели до кровати.

Едва коснувшись щекой подушки, Мирон почувствовал, что куда-то летит, проваливается в бездонную черную яму. Умом он понимал – это всего лишь сон, пытался пробудиться, но ничего не получалось. Внезапно падение закончилось. Мирон оказался в бескрайней песчаной пустыне. Все вокруг было залито сероватым светом, но его источник отсутствовал. Небо представляло собой серую плоскость без горизонта. Сухой воздух застыл в вековой неподвижности. Невдалеке, с трудом передвигая ноги, брела смутно знакомая фигура, сгорбившаяся под тяжелым грузом. Подойдя ближе, Мирон узнал Савицкого. Раны на животе и груди чудесным образом исчезли, но бледное, покрытое потом лицо искажала гримаса усталости. Тюк за спиной при внимательном рассмотрении оказался огромным ворохом автоматов, пистолетов, гранат, ножей, связанных между собой металлической проволокой.

«Славка, привет!» – обрадовался другу Мирон.

Савицкий равнодушно кивнул.

«Ты далеко собрался?»

Снова кивок.

«Где мы?»

«На том свете. Нужно дойти до горизонта, тогда простят, может быть», – с натугой прохрипел Савицкий.

«Но горизонта здесь нет!!!»

«Будет когда-нибудь!» Прервав разговор, Савицкий зашагал дальше, увязая в песке, и постепенно растворился в сером полумраке.

Поскользнувшись, Мирон упал навзничь и... больно ударился головой о спинку кровати в собственной квартире.

За окном почти рассвело, но солнце еще не озарило лучами город. Поэтому в нем царила та же серость, что и в Славкиной пустыне. Мирон поднялся, подошел к окну. «Если Савицкому так досталось, то что же будет со мной! – неожиданно подумал он, но тут же отмахнулся от непрошеных мыслей. – Что за чушь собачья, нет ничего такого, просто нервы расшатались!» Приняв залпом полный стакан коньяка, дабы укрепить нервную систему, он заснул снова, на этот раз более или менее спокойно.

Глава четвертая

Машины сгрудились в очередной пробке, будто толпа баранов в загоне. Бестолково тыкались в разные стороны, безуспешно пытались найти хотя бы узкую щель, куда можно проскочить, раздраженно бибикали. Водители нервничали, матерились. Только гаишник, которому следовало суетиться больше остальных, оставался спокоен, как удав.

Матерый нетерпеливо поглядывал на часы. До встречи с Мироном оставалось тридцать пять минут, а ехать было еще далеко. Вору не к лицу слишком сильно опаздывать, впрочем, и раньше назначенного времени появляться не солидно. В машине вместе с ним находились толстый Леня и Белик. Остальных Волков с собой не взял.

«Ни к чему появляться целой толпой, привлекать внимание ментов. Достаточно подъехать вдвоем-втроем, спокойно переговорить», – объяснял он.

Матерый был в значительной степени прав. До сих пор именно так решались все вопросы. Но на этот раз ни Леня, ни Белик не разделяли его мнения.

«Одно дело стрелка с ворами – тогда действительно можно без шума уладить любые проблемы, опираясь только на авторитет, но Северная бригада – беспредельщики, не признающие «понятий», – подумал Леня.

«Ничего себе толпа, аж целых шесть человек, – мысленно ехидничал Белик, – увидишь, дурак, сколько быков притащит с собой Мирон».

Между тем пробка постепенно рассосалась, и «мерседес» Матерого вырвался на простор.

Белик в своих предположениях оказался абсолютно прав. Северная бригада приехала на место встречи почти в полном составе. Мирон лично проверил все закоулки (разборка должна была состояться на заброшенном цементном заводе), наметил секторы обстрела, рассадил снайперов.