Пропуск

Но у того уже не было подобных забот – во лбу у него появилась черная дырочка, а через несколько мгновений он повалился набок. Неуправляемый автобус катил прямо на меня. Двигался он, между прочим, не так уж быстро, но мне казалось – несся. Я отступила в сторону и пригнулась, гадая, что ждет меня там, внутри, даже если у меня получится этот безумный трюк, – пуля в лицо сразу или затяжное «веселье» вкруговую со всей бандой. Однако, насколько я могла судить, из автобуса вообще не стреляли. И людей в салоне не было видно. Залегли? А может, все-таки одиночка? Герой недоделанный. Что ж, тем лучше.

Пять метров, три, один… Пора. Я рванулась, и в глазах потемнело от боли. Автомат, казалось, весил целую тонну. На каждой ноге висело по цементному башмаку. А движущийся проем двери был таким узким… Черт, что за звуки? Визги чьи-то панические. Или это у меня в ушах звенит?..

Прыгаю. Отрываюсь от земли. Лечу. Автомат перед собой выставила. Схватиться не за что. Раздираю руки о загнутые края листового металла. Вдобавок мертвый водитель свалился в проход. И когда я ребрами ударилась о ступеньки, то очутилась с ним лицом к лицу. От него разило каким-то пахучим дерьмом, которым оседлые иногда мажут свои морды, чтобы быть попривлекательнее.

А в салоне визжали насмерть перепуганные детишки. Этот визг я с тех пор ни с чем не спутаю. Хоть я и со спекшимися мозгами была, но обстановку оценить пыталась. Жить очень хотелось… Что это за молодняк тут?! Слишком маленькие, чтобы стрелять? Дай-то бог! Но сейчас мне было не до них.

Ох, мои бедные ноги! Подковы скрежетали об асфальт, пока я не очухалась и не нашла в себе сил подтянуть копыта. Влезла. Выдохнула. Слюну кровавую сплюнула. Что теперь? Не расслабляйся и не жалуйся; все ведь только начинается, детка!.. Моей задачей было удержать автобус на дороге, не сгореть в кювете и не дать ублюдкам продырявить колеса.

Оттолкнув мертвеца, я кое-как забралась на место водителя. Судя по ощущениям, трещину в ребре точно заработала. Кроме того, прокусила щеку и чуть не выбила себе передние зубы. Ну и красотка была бы! Про грудь уже не вспоминаю – что-то там справа давно меня беспокоит, после того как прикладом стукнули…

Эх, где наша не пропадала! Я бросила автомат на бедра, схватила рулевое колесо и до предела утопила педаль газа. Дохленький движок натужно взвыл, но жестянка все-таки заметно ускорилась. Оба зеркала были разбиты, и я не знала, что творится сзади. Впрочем, догадывалась. Пули градом барабанили по корпусу, а покрышки, кажется, до сих пор оставались целыми. Я не могла поверить в такое чудо, однако раз в жизни, говорят, и чудеса случаются. Лишь бы не нарваться на засаду впереди. Дайте мне дух перевести, гады; дайте раны зализать, и всех я вас тогда в гробу видала!..

Кровь заливала глаз – бровь была рассечена, что ли. Я все-таки улучила момент, чтобы посмотреть назад. У детишек хватило ума попадать в проход и не подставлять головы под пули. Так они и лежали вповалку, скуля, будто слепые щенки… Целых стекол в салоне давно не осталось. Стрельба почти прекратилась, зато теперь нас преследовал пикап, набитый кукурузниками. Ого, оседлые начинают осваивать бродяжьи приемчики!

Я выматерилась и резко дернула рулем. Пикап едва не ткнулся в мятую задницу автобуса своим бампером, но вовремя отвалил в сторону. Я снова обернулась и поняла, что дело хреново. Крупнокалиберный пулемет на турели – это серьезно, и не стоило ждать, пока мою жестянку разорвет в клочья и она рассыпется на ходу… Спасибо, хоть дорога впереди прямая. Я схватила автомат и на несколько секунд бросила руль. Высунулась из окна и всадила в пикап весь магазин.

Ствол, конечно, увело, но мне подвалила удача. В смысле, автобус тряхнуло на колдобине так удачно, что я замочила и водителя, и стрелка в кузове пикапа. Тачка вылетела с дороги на кукурузное поле и несколько раз перевернулась, ломая турель и разбрасывая тела, будто тряпичных кукол. Приятная картинка, но досмотреть до конца мне не удалось – правые колеса автобуса уже шуршали по гравию обочины, и камни бомбардировали днище. Я с трудом выровняла неповоротливую жестянку и продолжала давить на газ до тех пор, пока не убедилась, что владения кукурузников остались позади. Особой радости не испытала – наверняка миновала далеко не последняя и не самая страшная угроза. Ну что ж, никто и не обещал, что дорога ТУДА будет усыпана розами. Было бы легко – очередь из фраеров дешевых стояла бы. Не протолкнешься.

4. ОН

Барин зашевелился и начал пробираться поближе к костру, чтобы стащить какую-нибудь жратву. А вот это уже лишнее, братец!.. Я будто смотрел киношку на внутренней стороне моих закрытых век. Странная, искаженная картинка, да еще в непривычном ракурсе – Барин крался, припадая к выщербленному цементному полу. Я остановил его, послав жесткий приказ, и велел вернуться. Когда-нибудь жадность погубит тебя, котяра. Неужели тебе мало мышей, которых я привожу прямо в твои когти? Ну так я заставлю тебя охотиться, проклятый лентяй!..

Убедившись, что Барин возвращается, я прервал контакт и открыл глаза. Несмотря на отсутствие луны, я видел довольно отчетливо. Вся жизнь прошла в потемках, и теперь яркий солнечный свет лишь слепит меня. Поневоле приходится действовать ночью, а днем забираться в норы потемнее.

Внизу был гигантский цех, наполненный мертвыми проржавевшими механизмами. Кое-где возвышались холмики нанесеной ветрами земли, на которых бурно разрослись вездесущие сорняки. Эти холмики чертовски напоминали могилы. Но, к сожалению, только напоминали. Я подумал о том, что сырья у меня хватит в лучшем случае на неделю. Потом, если я не найду ничего подходящего, ситуация станет критической. Шлюха, которая готовилась разродиться и за встречу с которой я благодарил Черную Масью, связывала меня по рукам и ногам. Мне придется следовать за нею, и я лишусь свободы передвижения…

Я укусил себя за руку и сразу же увидел темные полукружия кровоподтеков, проступившие на белой коже. Настолько белой, что она будто светилась в темноте. Боль длилась секунду – зато потом нахлынула ясность, и вернулся полный самоконтроль. Но ненадолго.

Эта девка… Я буду не только следить за нею, но и охранять ее самым тщательным образом. Беречь не только от физической угрозы, но и от элементарного испуга. Возможно, придется кое-чем пожертвовать. Мне нужен здоровый и вполне доношенный пацан. Я не хочу оказаться каким-нибудь задохликом!

В этот момент коротко взвизгнул Барин. Я узнал бы его голос из тысячи воплей мартовских котов. Через мгновение я уже понял, что произошло непоправимое. И все-таки я вышел на контакт, не мог отказать себе в этом – для меня это был многократно испытанный способ пережить чужую смерть как свою собственную. Ну, ПОЧТИ как свою собственную. Полезный опыт, который мигом вправляет мозги – каждому, кто хоть на минуту забыл, зачем он здесь, на этой грешной земле, и как легко забрать его отсюда.

Меня захлестнула мощная волна боли, ужаса и гнева. Ужас и боль были не моими, зато слепящая ярость принадлежала мне целиком. Несколько секунд я агонизировал вместе с моим любимым котиком, которого ловко поймал и прикончил ножом бродяга.

Смерть, как всегда, завораживала. И, как всегда, я остановился на границе кошмарной тьмы, то есть на границе дозволенного. Я знал свое место.

Передо мной разверзлась пропасть. Оттуда дул леденящий душу ветер, от которого шевелились волосы на голове и безжалостная игла страха пронизывала позвоночник снизу доверху. Там, в той вечной тьме, вспыхивали и гасли кольца света, который не был светом, а лишь иллюзией, порожденной моим мозгом. Однажды я испытал нечто столь ужасное, что это едва не отвратило меня от подобных экспериментов. Но смерть – это ведь тоже наркота, к тому же доступная немногим. Сильнейшая наркота – куда там «дури» и опиуму! И я знал, что не избавлюсь от влечения к ней, пока не получу свою последнюю «дозу»…