Страница 177 из 179
Послесловие
Репрессии против кадров Красной Армии ведут свое начало от «красного террора» времен Гражданской войны. Ее окончание совсем не означало прекращения репрессий – классовая борьба продолжалась и это нашло отражение в соответствующих партийных документах. Так, в резолюции ХII Всероссийской конференции РКП(б) (август 1922 года) отмечалось, что репрессии диктуются революционной целесообразностью, особенно когда дело идет о подавлении тех отживающих групп, которые пытаются захватить старые, отвоеванные у них пролетариатом позиции[584].
Если рассматривать межвоенный период истории Советских Вооруженных Сил в качестве полигона для отработки масштабов, форм и методов репрессий против их командных, политических, инженерно-технических кадров (а оно, по существу, так и было), то вывод напрашивается один: достигнутые результаты превзошли все ожидания известных нам и неизвестных творцов этой беспримерной Варфоломеевской ночи, растянувшейся на десятки лет. Что получилось в итоге, мы частично показали на примере 1937–1938 годов. Знал ли вероятный противник об изменениях качества командно-начальствующего состава Красной Армии? Безусловно, знал. Мы уже приводили примеры работы спецслужб ведущих стран Западной Европы и в первую очередь Германии по детальному отслеживанию событий в СССР и Красной Армии. Это также можно увидеть, обратившись к докладу исполняющего обязанности военного атташе Германии в СССР полковника Кребса, вернувшегося из Москвы в Берлин в начале мая 1941 года: «Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня…»[585]
В данном случае устами противника глаголет суровая (суровее и быть не может!) истина. Вот одна из весомых причин, лишний раз подтолкнувшая Гитлера к принятию окончательного решения о военном нападении на СССР в 1941 году. Выступая на совещании в ставке вермахта 9 января 1941 года, фюрер, исходя из оценки состояния СССР и Красной Армии, сделал такое заявление: «Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей»[586].
Говоря о репрессиях против кадров РККА в 1937–1938 годах и их трагических последствиях для Вооруженных Сил СССР и страны в целом, нельзя пройти мимо «Открытого письма Сталину», написанного 17 августа 1939 года бывшим послом СССР в Болгарии Ф.Ф. Раскольниковым, членом партии большевиков с 1910 года. В дни Октябрьской революции Федор Раскольников входил в состав Петроградского ВРК. После революции он назначается комиссаром Морского генерального штаба, а затем членом коллегии морского комиссариата. Далее мы видим его среди руководителей знаменитого «Ледового похода» кораблей Балтийского флота из Гельсингфорса и Ревеля в Кронштадт, среди организаторов потопления Черноморского флота в 1918 году (чтобы тот не достался немцам). Пробившись в Царицын с отрядом матросов-черноморцев сквозь занятые белоказаками районы, Раскольников вскоре назначается членом РВС Восточного фронта, а через некоторое время командующим Волжской военной флотилией. Затем он служил на Балтике, был в плену у англичан и сидел в лондонской тюрьме. Обмененный Советским правительством, снова командует Волжской, а потом Каспийской флотилиями. За боевые подвиги и личное мужество дважды удостаивается ордена Красного Знамени.
Такая справка о жизненном и боевом пути Раскольникова понадобилась нам с единственной целью – показать, что он для Красной Армии был человеком совсем не чуждым, вложившим в ее строительство немало своих сил, энергии и таланта. А посему его «Открытое письмо Сталину», особенно в части, касающейся РККА и ее командиров, звучит тревожным набатом. Страстные слова обвинения в адрес Генсека ВКП(б) буквально кровоточат, они взывают к живым и павшим, сообщая всему миру о вопиющем беззаконии, творимом «вождем народов», о попрании в СССР элементарных прав человека. Вот только некоторые фрагменты этого письма, относящиеся к обороне страны и Красной Армии. Публично еще никто – ни до, ни после – не говорил Сталину таких беспощадных слов. Разве что Троцкий из его далекого и близкого зарубежья. Однако всем было известно, что Лев Давидович являлся давним соперником Сталина, а точнее его недругом и поэтому критические выступления Троцкого воспринимались людьми совершенно по-иному, нежели обвинения Раскольникова, не имевшего отклонений от генеральной линии партии. Правда, обращение группы Рютина в 1932 году обладало не меньшим зарядом обличений в адрес Сталина, но с его содержанием был знаком лишь небольшой круг членов партии. А здесь!..
«…Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности. Никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать ночного ареста. Никому нет пощады. Правый и виноватый, герой Октября и враг революции, старый большевик и беспартийный, колхозный крестьянин и полпред, народный комиссар и рабочий, интеллигент и Маршал Советского Союза – все в равной мере подвержены ударам вашего бича, все кружится в дьявольской кровавой карусели…
Накануне войны вы разрушаете Красную Армию, любовь и гордость страны, оплот ее мощи. Вы обезглавили Красную Армию и Красный Флот. Вы убили самых талантливых полководцев, воспитанных на опыте мировой и гражданской войн, во главе с блестящим маршалом Тухачевским.
Вы истребили героев Гражданской войны, которые преобразовали Красную Армию по последнему слову военной техники и сделали ее непобедимой.
В момент величайшей военной опасности вы продолжаете истреблять руководителей армии, средний командный состав и младших командиров…
Для успокоения взволнованных умов вы обманываете страну, что ослабленная арестами и казнями Красная Армия стала еще сильнее…
В созданной вами гнилой атмосфере подозрительности, взаимного недоверия, всеобщего сыска и всемогущества Наркомвнудела, которому вы отдали на растерзание Красную Армию и всю страну, любому «перехваченному» документу верят – или притворяются, что верят, – как неоспоримому доказательству…»[587]
Федор Раскольников писал эти строки во Франции, далеко от Москвы, обвиняя Сталина в создании атмосферы тотальной подозрительности, недоверия, шпиономании и доносительства. Если подобное чувствовали граждане СССР, находившиеся в Париже и других французских городах, то что тогда говорить об обстановке внутри Советского Союза. Примерно в то же время начальник артиллерии РККА командарм 2-го ранга Н.Н. Воронов, говоря о крайне отрицательных последствиях творимого НКВД произвола для боеспособности войск, в своей докладной записке наркому обороны откровенно отмечал: «В армии создалась такая обстановка (после 1937 г.), что командир как-то не чувствует себя уверенным в своих действиях: любой подчиненный может в любой момент поднять шум по любому его мероприятию по партийной и комсомольской линии, по линии органов, пойти пожаловаться политруку или военному комиссару, и командир никогда не может быть гарантирован, что немедленно не начнется разбор дела…»[588]
Воронов здесь имеет в виду последствия массового избиения кадров Красной Армии, случившегося в 1937 м и в последующие годы, что самым негативным образом сказалось в ходе финской кампании, особенно первой ее половины, продемонстрировавшей многие слабые места в боеспособности советских войск. В неудачах, имевших место в конце 1939 – начале 1940 года, Сталин, Молотов, Ворошилов, Берия и Мехлис поспешили обвинить командный состав этих войск, обрушив на него новую волну жестоких репрессий. То же самое повторится и летом 1941 года, когда вину за крупные поражения Красной Армии на центральном направлении Сталин взвалит на командование Западного фронта (генералы Д.Г. Павлов, В.Е. Климовских, А.Т. Григорьев, А.А. Коробков, Н.А. Клич, А.И. Таюрский). Тогда же необоснованно был репрессирован ряд генералов и старших офицеров других фронтов и управлений наркомата обороны.
584
КПСС в резолюциях… Т. 2. С. 396.
585
Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 2. М.: Воениздат, 1969. С. 504.
586
Данилов В.Д. Советское Главное Командование в преддверии Великой Отечественной войны // Новая и новейшая история, 1988. № 6. С. 8.
587
Они не молчали. М.: Политиздат, 1991. С. 268.
588
Архив Института Военной истории (ИВИ), ф. 221, оп. 263, д. 21, л. 258.