Амнезия

Обитатель палаты - старик - был одет в полосатую пижаму и выглядел чрезвычайно изможденным.

- Вы что, их не кормите совсем, что ли? - обернулся я к Шепелеву.

- Да нет, что ты, сынок, конечно, кормят, это я просто есть не хочу, ответил мне старик.

- Приходится прибегать к принудительному кормлению, - хвастливо заявил Шепелев.

Тут в палату вошла медсестра.

- Александр Иванович, Вас срочно просят к телефону. У Вас в кабинете. Я все здание обегала - насилу нашла.

- А откуда звонят?

- Да в том-то и дело, что из Министерства.

- Дмитрий Александрович, побудьте здесь одни с Евгением Рудольфовичем, я вернусь скоро, не задержу. А Вы как раз и выясните все, что хотите - и как кормят, и почему не едим. Правда, Вы ведь все расскажете гостю нашему, а, Евгений Рудольфович?

- Уж как есть все доложу, дорогой доктор, без утайки. Однако, боюсь, что запамятовать могу чего. Но Вы мне поможете. Так, доктор?

- Это точно. Ну, я пошел.

Вместе с уходом доктора роль следователя как-то вылилась из меня, просочилась сквозь кожу, и я оказался со стариком один на один - старик и моя пустота.

- А ты, сынок, ведь думаешь, что я старик, да?

Я послушно кивнул. Лысая голова, покрытая легким седым пухом и глубокие морщины по всему лицу не оставляли повода сомневаться в возрасте пациента.

- А мне ведь пятьдесят пять всего... Вот что болезнь со мной сделала... А Вы, простите великодушно, не больны часом? Нет. Это же видно сразу - болен ты или нет. Это же в глазах живет.

- В глазах?

- Ну да, сынок, в глазах, а где же еще душевной болезни быть? Хотя... Ну-ка, подойди к окну, а то я что-то плохо тебя разглядел, - я повиновался. Стари подошел ко мне поближе со стороны света и коснулся моей правой щеки дрожащими пальцами, - Это что у тебя, сынок?

- А это меня папа уронил. Мне тогда полгода было. Это я об табуретку. Хорошо, больница близко была, да и врач знакомый. Немногие этот шрам замечают. А Вы говорите - в глазах болезнь. Хорошо же видите.

- Папа, говоришь, уронил? Ну прости, сынок, не знал. Прости, - он протянул к моему лицу другую руку, мягко повернул мне голову, - наверх посмотри, сынок. Пожалуйста. Да нет, не болен ты. Здоров. Тут, правда, ошибиться легко. Хочешь, я проверю тебя? Я-то в этих делах разбираюсь.

- А что, врачи за Вами хорошо смотрят?- я не знал с чего начать вопросы, и попытался освободить голову из рук старика.

- Врачи-то смотрят, сынок. Да ты не дергайся, не бойся, это не больно совсем. Чик - и ты уже на небесах, - старик не отпускал меня и засмеялся, показывая желтые полуразвалившиеся зубы, - Шучу я, шучу...

- А в чем Вы еще разбираетесь? - мне стало страшно, и от неестественности позы, и от замогильных шуток, - В чем, кроме медицины? старик на самом деле был страшным чудовищем, сотни лет обитавшим на дне моря, в иле. Зверь проснулся и взламывал лед под моими ногами.

Старик, видимо, почувствовал мой испуг и опустил руки. Только все равно я не мог отойти от него ни на шаг. Что-то удерживало меня возле этого сумасшедшего. Его взгляд приказывал, и все токи моего обновленного тела повиновались.

- А я только прошлого не помню. Нельзя мне его помнить. Там плохо. А вот будущее я знаю. Все. Там просто все впереди, потому как много запоминать не приходится.

- И что же там такое?

- А вот сынок, ты его и увидишь. Я, знаешь ли, слова забывать стал. Слова - они из прошлого все - я их и забываю. А то хочешь - покажу тебе будущее?

Я понял, что не сумею отказаться

- И что нам нужно будет делать?

- Да ничего, сынок. Ты стой там, где стоишь, и все.

- Можно я сначала вопрос задам?

- Конечно, можно, это Вы здесь господа, а я так - мне бы вот только в окошко посмотреть.

- Что это за фотографии у Вас?

- Это лекарства мои. Что, будущее смотреть будешь? Или струсил?..

- Да почему же струсил? Давайте...

И старик вновь протянул ко мне свои руки. А может, он их и не отпускал?

Сначала я услышал плеск воды. Оказалось, что это была не вода, это Кто-то обращался ко мне с одним и тем же настойчивым вопросом.

Он говорил на понятном мне языке, но сути вопроса я понять не мог. Вспомнилась какая-то старая цитата: ?то, что книга кажется туманной и загадочной, то, что читать ее приходится с тяжким напряжением - все это особенности ее содержания, а не языка.?

- Что ты хочешь? - спросил я понятным мне смыслом.

- Солнце, - ответил мне голос.

Но никакого солнца не было. Была только тьма.

Неожиданно я понял, что падаю. Вокруг не было ничего, воздух проносился мимо меня, вверх, залепляя мне рот, мешая дышать. Я хотел закричать, и не мог - не получалось вздохнуть. Снизу приближалось, что-то, огромное, шелестящее, теплое. Я упал в воду, последний воздух вышел из меня бесшумно, я чувствовал, что меня сворачивают, выжимая остатки жизни.

И все стихло. Я снова мог дышать. Снова вдали слышался шелест воды.

Доктор склонялся надо мной.

- Что же это, Евгений Рудольфович, я Вам гостя оставил, а Вы так опозорились.

Еще не все ожило во мне, и я не мог ответить на чужой вопрос.

- Это, доктор, у него, оказывается, сердце слабое. А может, он на диете - не ест ничего. Как я все равно. По идеологическим соображениям. Неувеличение энтропии пространства - времени. Ну, натурально, пришлось искусственное дыхание делать. Как утопленнику. Не виноват я. Я, может, спас его даже.

- Да не виноват он. Это все любопытство мое, - охрипшее горло уже устало от постоянных встрясок.

- Ну, куда пойдем дальше, Дмитрий Александрович?

- К Вам в кабинет.

- Поговорить хотите?

- Может, и поговорить.

Я поднялся, от этого на пол посыпались снимки.

- Не волнуйся, сынок, я сам подниму. У тебя теперь новая жизнь Ты теперь знаешь.

- Простите меня, - я хотел было обнять старика, но подумал, что в этом слишком много пафоса, - И спасибо, - старик уже подбирал с пола фотографии и даже не обернулся.

В кабинете доктора мы молчали минут пять. Не зная как начать, я решил подойти издалека:

- Доктор, вы срубили бы тополь во дворе. Рухнет он у Вас, все стекла на втором этаже выбьет.

Во дворе раздался резкий треск разрываемого дерева, посыпалось битое стекло.

- Ну, Дмитрий Александрович, Вы просто как в воду смотрите... Или подпилили по дороге?

- Бросьте, профессор, я даже не офицер.

- Ладно, не офицер... Может, поедите со мной? Нам принесут.

Я вспомнил, что не ел со вчерашнего утра, и согласился. Что-то важное, что только-только было рядом, уходило из под пальцев.

- Ну как Вам наш старичок? Я его подозреваю в симуляции. Хотя - зачем ему?

- Он у Вас что, самый сложный?

- Нет, что Вы! Это, так сказать, норма. Если можно так выразиться, конечно. Вот покойный Евгений Петрович - вот тот был действительно крепкий орешек. И то - удалось достичь определенного прогресса. И тут эта нелепость.

- Да, расскажите мне про этот случай...

- Нечего там рассказывать, все рассказано уже, да Вы и читали. Вы себе лучше салат берите, не стесняйтесь.

- А что, его и впрямь тот шизофреник застрелил?

Доктор поперхнулся черным хлебом, прокашлялся и как-то по-новому посмотрел на меня.

- ... А как же? Кто же еще, Вы мне скажите?.. Ну да ладно, Вы сегодня пойдете еще куда?

- Нет, пожалуй. Теперь завтра, - я уже не знал, что мне здесь делать, и говорил это скорее из вежливости.

- Я позвоню тогда... Степан Теодорович, у Вас машины свободные есть? Да нет, не мне, гость у нас. Да, высокий. Опять проверяли. Ну где-то на полчасика, наверное. Ну и отлично. Вы доедайте, минут через двадцать будет машина, Вас подвезут.

Во дворе дома я присмотрел широкую доску - столешницу от старой парты. Кто-то очень кстати выкинул. Теперь будет что подложить под сетку кровати, а то спать совершенно невозможно. Я прихватил доску, удивляясь, что никто не стащил ее для дачного сортира.