Амнезия

Окно за телевизором было открыто, я сел рядом, чтобы подцепить побольше свежего воздуха. Стало слышно, как в соседней комнате, за закрытой дверью рыдает женщина.

Под окном медленно прогрохотал трамвай, остановился. Люди вышли, рассосались по подворотням. Больше всего утекло в дом напротив, Урод постройки тридцатых годов, типичный памятник строек коммунхоза. Говорят, что там в квартирах даже не было кухонь - предполагалось, что все будут питаться совместно, внизу на первом этаже. Интересно, как они его перестроили?

Мне стало противно от всего этого: трамвай под окном, эти мостовые, эта развалина напротив. Я представил себе город сверху, как огромное варево мерзкого темно-зеленого цвета. Кто-то мешал ложкой, и на поверхность всплывали и лопались радужные, необычайной красоты пузырьки. Захотелось ударить в бок чана, опрокинуть, забыть этот кошмар.

?Это ничего, это пройдет. Это реакция...? Но ничего не проходило. Бело-голубой тюль рядом с телевизором то надувался, то опадал. Во дворе играли дети.

После продолжительного молчания, в телевизоре заиграла музыка, печальный голос в динамике стал говорить какие-то давно привычные, близкие, но почти не нужные фразы.

- Мама, мама, не плачь, там же дядя чужой, он ждет, мама! - слышалось из соседней комнаты.

- Сейчас, сейчас, доченька, сейчас, - женщина успокаивала не столько дочку, сколько себя. Через пару минут, она вышла ко мне, вытирая лицо мокрым уже платком, подошла к телевизору, выключила.

- Простите. Как это случилось? Что теперь?

Она стояла прямо передо мной, и мне показалось неудобным сидеть в ее присутствии, но встать я не мог - так близко она подошла ко мне.

- Задержание опасного предателя... Мы не успели подъехать, все было уже кончено. Этот гад его всего изуродовал... Простите...

- Вы хоть поймали его? - она просто не знала, чего еще спросить.

- Пока нет. Но обязательно поймаем. Обязательно! - я почти что верил в то, что говорю.

- Когда похороны?

- А вы позвоните в Отдел, завтра, Вам все расскажут, что да как. Про тело не беспокойтесь, там уже работают наши люди, мы все устроим.

- Господи, что же будет теперь, что же будет...

- Мама! - девочка высунулась из соседней комнаты, - Мама, зачем ты телевизор выключила, там сейчас мультики показывать будут. Ну мама, ну включи, пожалуйста.

- Извините, Вы позволите, мне надо ехать.

- Да, да, простите, конечно, - она всплеснула руками, отступила в сторону.

Я прошел к выходу, обернулся.

Девочка подбежала к телевизору, включила. Траурная минута кончилась, начинались детские передачи.

Машина ждала меня внизу. Шофер нервно поглядывал на часы, поминутно оглядываясь на дверь, как только я появился, он завел мотор. Хорошо еще, дождался, пока я закрыл дверь, прежде, чем тронуть с места.

- В Министерство?

- Сначала на Садовое зарули, я покажу, недалеко от Красной Пресни. Ты не волнуйся, это по быстрому...

Было видно, что он расстроился.

Ехали молча, и без музыки. Я посмотрел в окно - город наваливался на меня, поражая уродливыми формами. Дома наклонялись, почти падая на мостовую

- А стекла затемнить в салоне нельзя?

- Так вроде ни к чему это... Я про такие машины и не слышал... Мне же обзора никакого не будет. А что такое?

- Я этот город видеть не могу...

- А Петр Петрович, наоборот, любит... А Вы глаза закройте, вот и хорошо будет, - шофер думал, что удачно шутит, - А потом, мы уже почти приехали, - он опять надавил на газ, стараясь успеть.

Я попытался закрыть глаза, последовать рецепту, но город не отпускал меня, маячил, зыбко перемещаясь и пугая чудовищностью размеров. Мелькнул какой-то смутный образ, что-то вроде разбитой черной машины.

- Во, Красная Пресня, здесь куда?

- Первый поворот направо, и по той улице дом пять, заедешь со двора.

Через пару минут мы остановились.

- А вот и приехали, - заставил меня очнуться водитель.

Я склонился к нему. Николай нервничал, не мог успокоиться, держал ногу на педали газа.

- Коля... - позвал я его. Он обернулся, и в его глазах я еще более явственно увидел его дорогу: длинные черные полосы тормозного пути, фонарный столб, короткий взрыв бензина, сразу же после столкновения, Коля, мой тебе совет, не спеши сегодня, - мне захотелось обмануть собственное предвидение, предостеречь, остановить, - не спеши, а то ведь и впрямь разобьешься. Насмерть.

- Ох, господин старший консультант, не любите Вы быстрой езды. Выродились русские совсем, не тот народ пошел! Я поеду, а? Меня там отец ждет...

- Смотри, Коля, я тебя предупредил, - я вылез из машины. Коротко взвизгнув шинами, мерседес сорвался с места и исчез, с трудом вписавшись в поворот.

В квартире было привычно пусто. Не зная чем развлечься, я прилег, раскрыл очередную книжку, попробовал читать - не получилось.

Набрал номер генерала, подождал - никто не подходил. Только потом сообразил, что действительно праздник, что это только в исключительных случаях работают. Потом удивился, что с утра его на месте застал. Что он там делал, интересно.

Поискал по квартире бумажку, на которой генерал во время очередной пьянки записал свой домашний телефон. Зачем он это делал он тогда толком объяснить не сумел - то ли хотел отдать мне, то ли чтобы самому не забыть.

К телефону подошла жена.

- А мне бы вот Климента Степановича.

- Кто его спрашивает?

- Скажите Дмитрий Евгеньевич, с работы.

- О Господи, с утра работа, на ночь глядя - работа... - она говорила это, уже положив трубку рядом с телефоном, уходя.

Было слышно, что в квартире громко спорят несколько бодрых голосов. Празднуют.

- Да-да, я слушаю...

- Ну съездил я туда, Климент Степанович.

- Я рад, что Вы остались живы. А мы приехали - Вас нет, ну, думаю, все. Пришлось домой ехать... Да, кстати, с праздничком Вас.

- Вас так же. Я вот тут подумал: а что это Вы в заведении в праздник делали?

Генерал немного замешался, выдержал паузу.

- Да все дела, знаете... Дела...

- Ну ладно. Я сегодня, кажется, решил свои проблемы. Теперь нужно что-то дальше делать. Вы-то, верно, знаете.

- Как что? Дмитрий Евгеньевич, Вы меня удивляете просто. Мне это непонятно. Вы же Фараон теперь. Неужто не ясно?

- Мне кажется, что нужно подождать. Я позвоню.

- Дело, конечно, ваше... А ждать долго?

- Не знаю...

До вечера я сидел на кухне, пробовал привыкнуть к запаху и вкусу водки. Хотелось выжечь из своей головы воспоминание о багровом цвете шестерни. Город по-прежнему стоял в моих мозгах, гремел уличными пробками, не отпускал.

Водка не помогала - возбуждала, а не отупляла. Никчемное питье.

Пытаясь заснуть - а я так и не смог - я увидел все прошедшее, как отражение какой-то давней и очень важной традиции, что-то очевидное, но отчего-то непостижимое. Мне почти что снились гораздо более простые и величественные города, без суеты, без шума, наполненные солнцем. Я понял, что уже никогда ничего не сумею построить - это было противно, не нужно никому.

Потом я увидел трон, целиком золотой, как коронка на больном зубе шофера. Он сам сидел на этом троне, улыбаясь. В руке его был змееподобный жезл.

- Вот, - сказал он, - я теперь посвящен. Совсем посвящен. Не то что ты, недомерок. Мне стало страшно от его слов, и я выстрелил. Шофер рассмеялся, опуская жезл, и увидел, как в его абсолютно прозрачной груди вращается багровая от крови шестерня.

Остаток ночи, до рассвета, я ходил по квартире из комнаты в комнату, не давая себе заснуть.

Наступило утро.

Нужно было что-то делать. Я нехотя собрался, посмотрел в зеркало бриться не хотелось, решил, что щеки могут отдохнуть денек.

Мне не хотелось оставаться в этом доме ни одной минуты, и я поехал в Министерство.

В вестибюле на мраморной колонне было скотчем приклеено объявление:

?Коллектив министерства с прискорбием сообщает о трагической гибели сотрудника министерства Николая Дитриховича Зарринг...?