Страница 40 из 113
И с холодным, непроницаемым выражением породистого лица поднял пистолет. Выстрел, другой, третий... Был человек, хоть и поганый, – и не стало человека. Впрочем, Спартака это печальное для кого-то событие нисколечко не огорчило.
Командир отдал какой-то приказ и запрыгнул в бричку рядом со Спартаком, все еще неуклюже сжимавшим в руке «парабеллум». Один из автоматчиков прыгнул на облучок и подхлестнул лошадь, а остальные моментально растворились в лесу. Бричка понеслась в прежнем направлении. Где-то неподалеку, Спартак слышал отчетливо, разгоралась пальба – одиночные винтовочные выстрелы, азартные автоматные очереди, солидное тарахтение пулемета.
Как раз в том направлении они и мчались. «Весело у них тут», – подумал Спартак, по-хозяйски пряча пистолет в карман. Поймав на себе взгляд командира, вполне доброжелательно ему улыбнулся.
Тот лихо отдал честь, бросив два пальца к козырьку украшенной коронованным орлом фуражки, четко выговорил:
– Ротмистр Доленга-Скубиньски, швадрон...
А дальше Спартак опять ничего не понял. Чтобы соответствовать моменту, он тоже отдал честь по всем правилам, но решил пока что излишне не откровенничать и пробормотал:
– Лейтенант Котляр... – и зашелся в натуральном кашле, притворяясь, что глотку у него напрочь забило пылью.
«Ротмистр, – подумал он, – надо же. Как в книжках. Надо полагать, довоенный ротмистр, а значит, возможны осложнения. Не питает ихнее довоенное офицерье особой приязни к Советскому Союзу, чего там...
И все ж таки спасибо тебе, бомбардир Павлов, за американский комбез – не то, право слово, болтаться бы мне на первой же попавшейся крепкой веточке: патроны наверняка пожалели бы, сучары...
Ну хорошо. А как дальше-то выдавать себя за американца? По-ихнему-то я ни бум-бум...»
Наступило неловкое молчание – ротмистр, несомненно, принимавший Спартака отнюдь не за советского летчика (те двое ведь не с бухты-барахты лепетали насчет Америки, видимо, комбинезончик распознали), английским явно не владел. Он только со слегка сконфуженным видом показал на Спартака пальцем, раздельно выговорил:
– Америка... – ткнул себя пальцем в грудь, сказал: – Польска... – и сцепил обе руки в братском пожатии.
Спартак с умным видом покивал, улыбаясь спасителю почти что искренне. Бричка вылетела на открытое пространство, справа показалась деревня. Там что-то нешуточно горело, над крышами вставал столб черного дыма, видно было, как мечутся люди. От деревни неслись еще две брички, набитые вооруженными людьми, а замыкала строй самая натуральная тачанка, запряженная парой, правда, не похожая на легендарные буденновские: облучок и открытая платформа, на которой установлен на треноге «Максим» без щитка. Пулеметчик в военной форме и каске незнакомого образца все еще палил по деревне – сразу видно, без особой стратегической надобности, просто не хотел упускать случая. И возница на облучке был в такой же форме, в начищенных сапогах – и у обоих бело-красные нарукавные повязки. «Серьезно у них тут все оборудовано, – отметил Спартак. – Форма, кокарды, все такое прочее...»
Брички припустили во весь опор – даже Спартаку, в здешних делах не смыслившему ни уха, ни рыла, моментально стало ясно на основе того, что он уже знал: он только что наблюдал лихой партизанский налет на сотрудничавший с оккупантами населенный пункт, а значит, надо побыстрее уносить ноги, пока немцы не очухались. Как можно было догадаться из слов Панаса, их гарнизон не так уж и далеко...
Его швыряло и мотало, бричку подбрасывало на колдобинах – гнали по бездорожью, напрямик, – но он был даже рад: при такой скорости и тряске ротмистру не до попыток наладить хоть какое-то общение, а значит, выяснение отношений откладывается... Спартак совершенно не представлял, какие уловки в его положении можно измыслить: разве что если объявится кто-то знающий немецкий, попытаться через него вкрутить командиру, что он, вообще-то, выполняющий особо засекреченную миссию американец... Вряд ли у них тут сыщутся знатоки английского, способные с ходу разоблачить самозванца.
Ну а потом-то что? Ладно, не найдется у них знающих английский... А дальше? А что там «дальше» – просить, чтобы переправили на восток, к линии фронта – мол, у него есть приказ в случае, если собьют, пробираться к передовым советским частям, как-никак СССР и США – союзники. В конце-то концов, ничего подозрительного, это самый короткий путь, не пробираться же «сбитому американцу» в Англию через всю оккупированную гитлеровцами Европу? Вот то-то и оно...
Ротмистр временами все так же доброжелательно ему улыбался, хотя от тряски улыбка превращалась в гримасу – и Спартак отвечал столь же дружескими гримасами. Настроение у него если и улучшилось, то ненамного: слышал краем уха об этих «коронованных», вражье натуральное, не лучше немцев...
Повозки вдруг без команды рассыпались в разные стороны, и вскоре Спартак уже не увидел ни одной. Судя по тому, как четко и слаженно это было проделано, явно была предварительная договоренность порскнуть в разные стороны в условленном месте.
Кучер натянул вожжи, и все попрыгали на землю – Спартак последним. Они остановились псореди дикого леса, произраставшего на пересеченной местности.
Ротмистр улыбнулся ему, развел руками: мол, ничего не поделаешь, переходим в пехоту. Спартак понятливо кивнул.
Они шли по чащобе чуть ли не полчаса: Спартак мог определить время, потому что комендант и его бандиты не позарились на изделие первого часового завода имени Кирова с поцарапанным стеклом. Часишки, действительно, выглядели хуже некуда, но Спартак к ним привык как к талисману, еще с Финской, и потому не собирался менять ни на какие роскошные трофейные.
Дикие были места, но совершенно безопасные, судя по тому, что его спутники двигались без особых предосторожностей, почти как на прогулке. Щебетали птицы, насквозь незнакомо – хотя что он, горожанин, понимал в лесных птахах? – чащоба была пронизана солнечными лучами, пахло хвоей и смолой, и казалось, что никакой войны нет вовсе...
Потом идиллия кончилась. Послышался резкий короткий окрик, и шагавший впереди автоматчик выкрикнул столь же короткое слово – вероятно, пароль, поскольку с той стороны больше не последовало реплик. Сопровождавшие Спартака еще более ускорили шаг с видом людей, наконец-то вернувшихся домой, или, учитывая партизанские реалии, в надежное убежище.
Впереди, на обширной поляне, показался двухэтажный кирпичный домик с высокой острой крышей, похожий на маленький замок из сказки. У него был определенно вальяжный вид, и Спартак недоумевающе покрутил головой: совершенно ясно, что места эти изначально были дикой и необитаемой чащобой, вон какие-то лиственные деревья вокруг. Значит, не могло тут быть ни города, ни деревни, ни даже дворянского имения: домик вовсе не выглядит остатком чего-то более крупного, сразу видно, что он так и стоял с самого начала сам по себе, в одиночку. Что за чудеса буржуазного мира?
Несколько человек встретили их у крыльца – разномастно одетые, но все с одинаковыми повязками на рукавах и орлами на головных уборах. Судя по их поведению, определил Спартак опытным глазом кадрового военного, старше ротмистра по званию или положению тут никого не было – такие вещи сразу просекаются. Видно было, что они помирают от желания кинуться с расспросами, но ведут себя согласно субординации.
Зато на него таращились с простодушным удивлением детей, оказавшихся перед клеткой экзотического павиана в зоопарке. Ротмистра опять-таки не осмелились расспрашивать, но за спиной Спартака кто-то тихонько задал вопрос одному из приехавших с ними автоматчиков, и тот ответил так же тихо. Среди потока шипящих Спартак расслышал уже знакомое – что-то насчет «американьскего бомбовца».
Внутри обстановка не напоминала ни сельский домик, ни даже хорошо обставленную квартиру – они оказались в декорациях какой-то пьесы о старинной жизни: обшитые темным деревом стены, тяжелая древняя мебель, оленьи, кабаньи и медвежьи головы на стенах, лестница с вычурными балясинами, сабли и чертовски старомодные ружья развешаны во множестве...