Возвращение пираньи

Он протянул руку к подставке, извлек роскошный «Паркер» и, секунду помедлив, поставил затейливую подпись на одном из казенных бланков – последний штрих, завершающий эпическое полотно под названием «Хождение по бюрократии». Промокнул ее не менее роскошным пресс-папье. Вежливо улыбнулся:

– Вот и все, ваши мытарства кончены...

– Благодарю вас, дон Себастьяно, – сказал Мазур искренне.

И замер в ожидании недвусмысленного разрешения покинуть кабинет.

– Я вижу, насколько обрадованы вы и дон Мигель, – мягко сказал Авила, и в сердце у Мазура моментально ворохнулась смутная тревога. – Увы... Мы покончили с мытарствами и формальностями. Однако, к моему величайшему сожалению, нам с вами предстоит нынче же обговорить парочку чисто организационных вопросов. К стыду нашему, вынужден открыто признать, что департаменты, в которые вы направляетесь, некоторым образом неблагополучны. Герильеро не ведут там активных операций, но спорадическое появление их групп отнюдь не исключено... Я понимаю, дон Влад, что вы готовы благородно снять с нас всякую ответственность за вашу жизнь и безопасность, вы горите идеей, подобно Фосетту... но, простите, независимо от ваших благородных побуждений я вынужден думать о скандале, который может вызвать любой, э-э, инцидент, связанный с вашими персонами. Вы – члены дипломатического корпуса, что, во-первых, не убережет вас от поползновений и происков безответственных субъектов вроде герильеро, во-вторых, любой инцидент не просто принесет неприятности кому-то из чиновников – ударит по престижу страны на международной арене. Как дипломат, вы не можете этого не понимать...

– Я понимаю, – кивнул Мазур, так и не сообразив, куда клонит старый лис.

– В таком случае вы легко простите встревоженному старику вполне уместную настойчивость... – Он слегка развел руками, глядя на Мазура взором невинного ребенка – светлым, чистым, искренним. – Тем более что инициатор вовсе не я, я был вынужден уступить нажиму смежных инстанций... Короче говоря, дон Влад, главное управление полиции предъявило мне форменный ультиматум. Они хотят, чтобы я отправил с вами какого-то сержанта полиции. По их уверениям, опытный и гибкий сотрудник, бывавший в диких лесах, в серьезных переделках... Разумеется, финансировать его участие в экспедиции вам не понадобится, управление оплатит все расходы... У вас нет возражений против этого их сержанта Лопеса?

Его незамутненный взор излучал радушие и доброту, а сильная ладонь лежала на только что подписанной бумаге. Так, словно в любую секунду была готова смять ее в комок. Все было ясно, как день. Или – или. «Ладно, – подумал Мазур, выругавшись про себя. – Как-нибудь управимся с этим Лопесом, не столь уж и велико препятствие...»

– Помилуйте, почему у меня должны быть возражения? – пожал он плечами со столь же искренним видом. – Мы у вас в гостях, мне понятно ваше беспокойство, участие этого вашего сержанта, я думаю, в чем-то даже облегчит работу...

– Полицейского сержанта, не нашего, – вежливо поправил дон Себастьяно. – Наше министерство не располагает собственными полицейскими либо военными, если не считать вооруженных сотрудников лесной охраны, но это совсем другое... Мы – насквозь мирная организация. Что, увы, не избавляет нас от... некоторых треволнений. Вот, не угодно ли посмотреть?

Он с молодой легкостью поднялся, подошел к стене. Там висело с полдюжины импозантно выглядевших бумаг в застекленных рамках – то ли типографская имитация старинного шрифта, то ли в самом деле написано вручную, тисненые золотые разводы, солидные печати. Видимо, дипломы, а может, и указы о награждениях – там же красуется рамочка с полудюжиной орденов.

Однако Авила снял самую невзрачную рамку, неизвестно как туда попавшую, – обычный лист писчей бумаги со смазанной эмблемой наверху – нечто вроде перекрещенных мачете и автомата и несколькими строчками от руки, несколько размашистых подписей, алая неразборчивая печать.

– Вот, не угодно ли полюбоваться? – Авила положил рамочку перед Мазуром. – Смертный приговор от имени «Капак Юпанки», по всей форме вынесенный вашему покорному слуге. Подписано сеньоритой Викторией Барриос и двумя ее, с позволения сказать, генералами.

Судя по лицу Кацубы, бегло прочитавшего документ, все так и обстояло. «Крепкий старик, – не без уважения подумал Мазур. – Его, конечно, должны после такого охранять, но это не снижает риска. Держит на стене, молоток...»

– Простите, но за что? – спросил он, и в самом деле недоумевая. – Ваше мирное министерство...

– История проста. Месяцев семь назад я получил от сих господ пространный ультиматум с требованием в сжатые сроки самым кардинальным образом реконструировать заповедник. Откровенно признаться, он существует более на бумаге. Господа из «Юпанки» требовали провести комплекс крупных мероприятий – природоохранные зоны, биосферные исследования, разветвленная сеть патрульных и так далее и тому подобное... Признаюсь, план довольно толковый, однако, во-первых, в ведении моего министерства – не более тридцати процентов затронутых вопросов, во-вторых, сумма, в которую должны вылиться расходы, немного превышает четыре годовых бюджета республики... Примерно так я и прокомментировал по телевидению данный ультиматум. Тогда получил это – отчего-то только я один. Я не считаю, что должен был оказаться в компании смертников, – просто отчаялся понять логику сеньориты Барриос и ее «капитано»... Теперь понимаете, почему о благополучном исходе вашей экспедиции думаем не только мы, но и полиция?

– Понимаю, – сказал Мазур. – Ситуация, в самом деле, щекотливая.

– Рад, что понимаете, – удовлетворенно кивнул Авила. – Надеюсь, вы теперь отнесетесь с пониманием и к инициативе министра внутренних дел? Он по своим каналам еще неделю назад... не знаю, как это называется на их полицейском жаргоне... кажется, «запустил». Да, примерно так. Он запустил в «Юпанки» информацию о том, что два русских дипломата выполняют рекогносцировку заповедника по просьбе своего правительства, которое намерено вложить некие средства в совместный с нашей республикой проект – реконструкцию заповедника. Надеется, что герильеро, узнав об этом, отнесутся к вам лояльно, применительно к нашим условиям – оставят в покое... Министр искренне хотел вам помочь, надеюсь, вы не в претензии?

– Ничуть, – сказал Мазур.

Их экспедиция обрастала ложными версиями, дезинформацией и прочими дымовыми завесами, как катящийся с горы снежный ком...

– Первоначально он вообще собирался отправить с вами взвод полицейских, – обрадовал Мазура дон Себастьяно. – Но потом все еще раз изучили ситуацию, провели расширенное совещание, пришли к выводу, что реальная опасность не столь уж и велика, можно обойтись одним сержантом...

– Разумно, – сказал Мазур. – Взвод – это чересчур...

Хороши бы они были в сопровождении взвода! Предположим, и со взводом разделались бы, возникни такая нужда, но как потом объяснить бесследное исчезновение своего почетного эскорта? Разве что нелегально уходить через границу, благо границы, собственно, в дебрях практически нет...

Он послал собеседнику вопросительный взгляд, словно бы мельком зацепивший и подписанную бумагу.

– И еще одна, на сей раз действительно последняя деталь... – сокрушенно развел руками старый лис. – Мне неприятно говорить, но я вынужден отяготить экспедицию и четвертым членом. О, не пугайтесь, это действительно последнее условие! Кроме того... Быть может, это вас и не отяготит вовсе? Коли уж речь идет об очаровательной сеньорите, безусловно, служащей неким противовесом полицейскому Лопесу...

– Женщина? – удивился Мазур не на шутку. – В джунгли?

– Ну, это, строго говоря, не джунгли, – с видом решительным и непреклонным поправил Авила. – Скорее уж сертаны, гораздо более близкие к европейским лесам, нежели к буйной сельве... Кроме того, вас ведь отнюдь не ждут странствия по лесам, верно? Не столь уж сложный маршрут: поездом до Часки, потом пароходом по Ирупане, в Чукумано, согласно заявленной вами диспозиции, вы получаете снаряжение, нанимаете катер и вновь плывете по Ирупане, к озерам. Места малонаселенные, но вы везде будете путешествовать в относительно цивилизованных условиях. Сеньорита, о которой идет речь – несмотря на молодость, ценный сотрудник министерства, биолог, училась в Великобритании. У ее родителей – несколько асиенд на северо-востоке, так что это, заверяю вас, отнюдь не хрупкая барышня, скорее сорвиголова, еще в детстве скакавшая на неоседланных конях и научившаяся стрелять из револьвера. Знаете ли, асиендадо с северо-восточных равнин своих детей по традиции воспитывают отнюдь не хлюпиками, не делая различий между полами. Это даже нашло отражение в нашей классической литературе. Вам не доводилось читать «Всадницу под бледной луной»?