Страница 4 из 23
– Говорят, бабы от верховой езды на оргазме тащатся, – выдал вдруг браток.
– Научный факт, – поддержал Синий. – Только мне сдается, орлы, что эта кукла еще и временами от ширева потаскивается. Зрачки у нее иногда бывают спесыфические…
– Думаешь?
– Похоже.
– «Винта» бы ей впрыснуть, – мечтательно предложил Браток. – Тогда б сама к нам трахаться кинулась. Мы одной шлюхе полный баян всадили, так потом впятером не знали, куда деваться. Фома аж уздечку порвал…
Конь остановился боком к ним над самой водой, прекрасная всадница неспешно потянулась, закинув руки на затылок, с таким видом, словно о существовании десятка зрителей и не подозревала.
– Леди Годива, – с некоторой дрожью в голосе сказал Доцент. – Как на картине…
– Вы про картину Кольера? – уточнил внезапно Визирь, тоже не самым безразличным голосом.
– Тоже видели репродукцию?
– Зачэм рэпродукция, вах? Оригинал.
– В Лондоне?
– В Ковентри, – сказал Визирь. – Где дело, по легенде, и происходило. Там она и висит, в Герберт Арт Гэллери. Красота, правда?
– Нет, это вы про что? – непонимающе уставился Браток.
– Объясняю популярно, – усмехнулся Визирь. – Жил в Англии восемьсот лет назад один герцог, и ввел в своем городе налоги по полному беспределу, хоть волком вой. Ну, его молодая жена ему и сделала предъяву: мол, не гони беспредел, с людей уж и стричь нечего. А он ей погнал встречную предъяву: если ты такая добрая, проедь через весь город верхом на коняшке в голом виде, я тогда налоговый кодекс и отзову…
– Проехала?
– А как же. Добрый городской люд в это время закрылся на все ставни и сидел по домам, чтобы девчонку не парафинить.
– Я бы в щелку поглядел, – сказал Браток.
– Один и подглядел, – усмехнулся Визирь. – И ослеп тут же.
– В натуре?
– Ходит такая версия…
– А человек вы у нас непростой… – задумчиво сказал Доцент.
– Вах, дарагой, есть временами… – усмехнулся Визирь. – Человеку простому, да еще в застойные времена, нечего в бизнесе было и делать, особенно когда касалось производства… А картина красивая, верно? Старинные дома, конь в потрясной попоне, эта дымка, а уж девчонка…
– Чего ж ты ее не купил? – серьезно поинтересовался Браток.
– Не продают чертовы англичане. Азия-с…
– Про Годиву эта стерва, может, и не слыхивала, – вклинился Эмиль. – Но мозги мужикам компостировать умеет.
– Дурацкое дело нехитрое, – резонно заключил Доцент. – В нашем положении, господа, особых усилий и не требуется – только продемонстрируй этакую попку…
Маргарита все еще торчала на берегу, и это зрелище весьма напоминало левитановский пейзаж, к которому вульгарно приклеили вырезанную из «Плейбоя» фигурку. Потом направила коня в воду, и он охотно пошел.
– А не составить ли план, ребята? – предложил Эмиль. – Как ее подловить и оттрахать? Все равно свободного времени – хоть черпаком жри…
– А это идея, – оживился Браток. – Это надо обкашлять. Только такую мульку надо устраивать всей бригадой, и непременно за лагерем – как же иначе-то? Если, скажем, половина вырубает этих козлов, – он кивнул на двух эсэсовцев, – а другая берет Марго за жопу…
– Другие бригады близко, – серьезно сказал Синий. – Не смогут не заметить, подымется шухер…
– Ну я ж говорю – надо обсудить… Давайте дружно отравимся, а? Прикиньте: у всего барака вдруг офуенно схватило животы, да так, что не встать. Что тогда? Зуб даю, примчится Марго, конечно, с парой вертухаев, это уж непременно, но мы их по сигналу моментально повяжем…
– А вот это уже умнее, – кивнул Синий без малейшей насмешки. – Это, пацан, очень даже смахивает на толковый план. Конечно, нужно все проработать, но если расписать по ролям и чуток порепетировать… Роток, ясное дело, заткнем, привалим на нары…
– В карцере потом насидимся, – осторожно заметил Столоначальник.
Браток беззаботно отмахнулся:
– Лично я всегда готов ради такого дела. Тебе что, самому не в кайф ей черта вогнать? По самые-то погремушки?
– Ну, я бы не стал столь вульгарно формулировать, однако идея, не скрою, заманчивая…
– То-то. Карцера он испугался, барсук. Секретаршу не боишься на столе дрючить в служебное время? Слышал я про тебя краем уха… Да ты не жмись, дело житейское… Ну что, все дружно хвораем животами?
– Черт знает что, – поморщился компаньон по бараку, получивший кличку Борман.
Вадим, как ни старался, не мог его угадать. Борман был уже определенно в хороших годах, перевалил за полсотни, однозначно, но седины было мало, крепкий, подтянутый – то ли ходил по бизнесам, то ли из губернской управы, где-то эта упитанная будка уже маячила, то ли по ящику, то ли в газетах…
– Не нравится? – ехидно ухмыльнулся Синий.
– Это уже беспредел…
– Мы в концлагере или уже где? – Синий помолчал, улыбочка стала не такая широкая, зато ехидства в ней явственно прибавилось. – А ты ведь, ангел мой, мент будешь…
– Доволен, что расколол? – после короткой паузы хмыкнул Борман. – Я, между прочим, тебя срисовал пораньше…
– Что делать, – беззаботно отозвался Синий. – Я ведь, товарищ сапог, уже сто лет как завязал с криминалом, давно уж самый что ни на есть благонамеренный член общества… А вот теперь оба за колючкой – умора! Борман, вякни честно: ты бы ее в охотку отдрючил?
– Ну, вообще-то…
– Тогда чего ж ты стебало косостебишь?
– Как-то оно…
Но особого возмущения в голосе Бормана что-то не было, и Синий осклабился, чувствуя, что последнее слово остается за ним:
– Короче, решено. После аппеля…
– Тра-та-та-та-дах!
Длиннющая автоматная очередь распорола воздух совсем рядом, и тут же затрещала вторая, уже, казалось, над самым ухом – это Чубайс с невероятной быстротой среагировал на неожиданность, прижал к земле «полосатиков», так и не дав им вскочить. Все валялись на песке, инстинктивно сжавшись в комочек. Чуточку опомнившись, стали приподнимать головы, но тут же затарахтел автомат, и рыжий Ганс заорал, надсаживаясь:
– Лежать, мать вашу!
Слева вновь раздалась стрельба, явственно удаляясь, слышно было прекрасно, как трещат ветки, как перекликаются охранники и азартно заливается овчарка.