Стервятник

– Соньчик-фасончик! – радостно заорал хозяин. – Ты что такая примороженная?

– Не ори, Витек… – недовольно бросила она, побыстрее прошла в прихожую, увлекая за собой Родиона. – А ты с чего такой развязанный?

– С радости, – проинформировал подпольный ювелир, небрежно защелкнув замок. – Сто лет тебя не видел, сто лет тебя не мацал… Пошли, Софочка, на софу?

Родион ощетинился, но Соня, мимолетно похлопав его по руке, непринужденно отмахнулась:

– Что, надоело в кулак сливать? Откуда у тебя софа, хрюндик?

– Не в софе дело, – сказал хозяин, пошатнувшись. – Ты взгляни, места исторические, я ж тебя у этого самого стола рачком ставил, пока мяукать не начинала, – и, будто впервые увидев Родиона, но ничуть не удивившись явлению рядом с собой постороннего лица, продолжал без перехода: – Ставлю это я ее рачком, братила, под нос на стол – стакан, чтоб не скучала в процессе…

Вполне возможно, он не врал. Родион, стиснув зубы, прошел в большую комнату, захламленную множеством разбросанных видеокассет, одежды и непонятных свертков в мятой газетной бумаге. Крепко попахивало то ли сухой горелой травой, то ли непонятной химией, и Родион стал подозревать, что хозяин, точно, под наркотой – спиртным не пахнет совершенно, но все движения странно развинченные, с долей ненужной вычурности, зрачки сужены в точку, а речь как-то диковинно плывет…

– Ввинтился? – уверенно спросила Соня.

– Ну малость, на два витка штопора… Это кто?

– Человек. С товаром.

– Товар – деньги, деньги – шлак… Забьешь, Софочка?

– Перебьюсь.

– А перепихнуться?

– Перебьешься. Витек, если ты не в кондиции для бизнесов, так и спой…

– Я, соска, всегда в кондиции… Кажи товар, человек. Во всем великолепии и в полном объеме.

Родион переглянулся с Соней, она чуть заметно кивнула. На столе оказалась вся их сегодняшняя добыча – монеты отдельно, цепочки-кольца отдельно, лом в своем мешочке.

– Надо же, какие вы сегодня загадочные, сколько натащили… – Витек удивительно ловко для своего состояния расставлял на столе стеклянные пузыречки. – Кого ломанули? Если частников, сразу поворачивайте оглобли. Отвечаете?

– Иногородняя рыжева, браток, – наученный Соней, осклабился Родион. – И далекая…

– Ну, главное, отвечаешь… Падайте пока, а хотите, потрахайтесь… – Витек положил наугад выбранную цепочку на блюдце, покапал на нее прозрачной жидкости, норовя попасть в разные места. Внимательно присмотрелся. – Не шипит, не ползет, следовательно, не наврали, товар надежный… Это сколько же я часов убью, чтобы каждую проверить, подумать страшно, а делать тем более…

– Умелец… – поморщилась Соня. – Сбрось все в колбу…

– Софочка, я ж тебя не учу, как за щеку брать у пьяного ежика… Ладно, что там колбы, я и так вижу… Торговаться будем?

– Он цену знает, – сказала Соня. – Взвешивай.

– Щас будут и весы… – Он направился в другую комнату, чуть пошатываясь.

Соня моментально прильнула к Родиону, отчаянно зашептала в ухо:

– Осторожней, все не по правилам идет…

Так и не поняв, в чем заключается нарушение правил, Родион насторожился, полностью полагаясь на нее. Пистолет был под курткой, слева, в кобуре с отстегнутым ремешком, патрон в ствол он загнал еще в машине, а сейчас с колотящимся сердцем отвел предохранитель. Торопливо отдернул руку, притворился, что чешет живот – показался Витек. Мимоходом выбросив руку, не глядя, крутнул колесико на панели магнитофона, и примолкшая было с их приходом импортная машина прямо-таки взвыла.

– Ой, да сделай потише… – досадливо морщась, прокричала Соня сквозь грохот лязгающих ритмов.

– Щас… – Он сделал чуть потише.

И резким движением вырвал руку из-за спины. Черный, местами обшарпанный наган нацелился в пустое пространство меж Родионом и Соней. Витек оскалился в глуповатой улыбке. Немая сцена.

Впервые в жизни Родион стоял под прицелом боевого оружия – он как-то сразу поверил, что револьвер настоящий, такой уж у него был вид. Однако страха не испытал – только раздражение и злость. Дуло слегка переместилось в его сторону, вернулось к Соне. Веселым, плывущим голосом, растягивая каждую гласную, Витек сообщил:

– А теперь быстренько пошевелили жопами и быстренько слиняли. Вы отдельно, а золото отдельно. Ну к чему тебе деньги, очкарик? А золото и совсем ни к городу, от него все и зло в этой жизни. Не тянешь ты на делового, так и не дрочи мозги…

Соня не шелохнулась, глаза стали в пол-лица – и Родион окончательно уверился, что оружие настоящее, как-никак она знала этого типа, и даже… Злость достигла предела, но он, мельком удивившись собственному хладнокровию, словно со стороны услышал свой голос:

– А в спину не жахнешь с большого ума, чудило? Витек, сняв указательный палец со спускового крючка и придерживая им барабан, приподнял дуло вверх, усмехнулся:

– Кристально мыслит мушшына, не залупается… Шагайте, не буду ж я пол пачкать…

Родион повернулся вправо, левым боком к хозяину так, чтобы пола ветровки заслонила его правую руку.

Казалось, телом овладел кто-то чужой, посторонний. Оно словно знало все наперед и действовало с незнакомой, нелюдской собранностью. Действительность распалась на несколько молниеносных движений. Раз – рука вырывает пистолет из кобуры, два – поворачивает его к мишени, три – палец ложится на спуск…

Выстрела за музыкой Родион так и не расслышал – только пистолет дернулся в руке.

Время остановилось.

Родион ждал, что хозяин отлетит назад, словно от могучего удара невидимого кулака, – в кино всегда было именно так. Ничего похожего: на белой футболке в мгновение ока вдруг оказалось широкое багровое пятно, Витек нескончаемо долгий миг постоял в прежней позе, потом, неуловимо подсекшись, разжимая пальцы, конвульсивно подтягивая согнутые руки к груди, стал скрючиваться, горбиться, падать…

Гремела музыка. Родион стоял с пистолетом в руке. Умом он понимал, что убил человека, но так и не мог поверить до конца. И не представлял, что же теперь делать – ведь нужно же что-то делать? Полагается делать что-то особое, не такое, убив человека?

Соня прошла мимо него, бочком-бочком, не сводя глаз с лежащего, выключила магнитофон. Лицо у нее было застывшее и словно бы незнакомое. Осталась стоять возле стеклянного столика с черным «Грюндигом».

Что-то ожило в нем, прошел паралич. Он нагнулся, отыскал гильзу и сунул в карман. Убитый лежал вниз лицом, и на спине, правее позвоночника, расползлось еще более широкое пятно – выходное отверстие. Немецкая машинка работала добротно.

– Бог ты мой… – прошептала Соня. – Бо-ог ты мой…

Охваченный на миг приступом нерассуждающей злости, Родион прицелился было ладонью отвесить ей пощечину, но Соня, мотнув головой, крикнула шепотом:

– Иди ты! Никаких истерик… – и с застывшим лицом двинулась на кухню.

– Ты чего? – глупо спросил Родион.

Она почти спокойно отозвалась:

– Нож поискать или что-то вроде, пулю выковырять из стены…

Родион шагнул к столу и механическими движениями принялся запихивать золотые вещи обратно в мешочки. Появилась Соня с японской пикой для льда, длинной и трехгранной.

Довольно быстро ему удалось выковырять смятый, тяжелый кусок свинца, наполовину выползшего из лопнувшей медной оболочки. Не обменявшись ни единым словом, не сговариваясь, они принялись выдвигать ящики старомодного письменного стола на гнутых ножках – будто так и полагалось себя вести согласно правилам хорошего тона.

Добыча была, в общем, пустяковой – миллиона три в рублях, несколько стодолларовых бумажек… Вполне возможно, тщательный обыск принес бы гораздо больше – но столом они по некоему неписаному уговору и ограничились. Стерев отпечатки пальцев, вышли на лестницу, стараясь не ускорять шага, прошли вдоль розовых домиков, ступая с размеренной целеустремленностью роботов. Сели в машину, бессмысленно уставились перед собой. Смеркалось. К парку кучками стягивалось молодое поколение, не обращая внимания за старую «копейку».