Стервятник

Рубашку он так и не снял. Наплевать, сойдет… Соня закрыла глаза. Уложив ее на диван и с мальчишеской поспешностью раздев окончательно, Родион потянулся было к ее губам, но вовремя опомнился, в последний момент отвел лицо, поцеловал в шею. Она коротко простонала, так возбуждающе и нежно, что Родион сам не заметил, как вошел в нее – при помощи умелых пальчиков.

…Она так и не открыла глаз, ни разу. Это было прекрасно – странствующие по его телу теплые ладони, жаркие стоны в ухо, быстрый дразнящий шепот: «О, какой ты… Быстрее, глубже…», поток тихих непристойностей, возбуждавший еще больше, то и дело прерывавшийся отчаянными вздохами и стонами. Когда ее палец, уверенно раздвинув ягодицы, вошел сзади, Родиону показалось, что внутри у него что-то беззвучно взорвалось, и он кончил яростно, взрывом, прижав девушку к жесткому дивану, зажав в зубах кожу над ключицей. Она распласталась под ним, бессильно раскинув руки, укусила под подбородком и замерла. Все было так великолепно, что он, не сдержавшись, зарычал по-звериному Поднялся над ней, упираясь руками, тело все еще содрогалось, опустошаясь. И расслабленно упал рядом, повернув ее на бок, не в силах из нее выйти, да и не желая того.

В чувство его привел настойчивый, длинный звонок в дверь.

– Пора… – раздался над ухом прерывистый шепот.

– К черту! – Он открыл глаза, чувствуя себя, как ребенок, у которого безжалостно отбирали новую великолепную игрушку. – Слушай, ему можно еще денег сунуть, да?

– Ну естественно, – сказала Соня. – На час, да?

– К черту, – повторил он. – До ночи, до утра…

– Э нет, не пойдет, – сказала Соня тихо. – Мне, знаешь ли, нужно дома отметиться, а то предки всю милицию на ноги поднимут… Не поверишь, всегда дома ночую, как порядочная девушка, такую себе смену выговорила… Часа на два, идет?

Звонок надрывался.

– Там в кухне деньги на столе, сунь ты ему, сколько следует, и пусть катится… – быстро сказал Родион, чувствуя самый натуральный страх при мысли, что она сейчас может уйти.

Соня мимолетно погладила его по щеке:

– Не переживай, Робин Гуд, сделаем в лучшем виде…

Она встала, не озаботившись хоть что-то на себя накинуть, скрылась в кухне и вскоре вышла с мятыми купюрами в руке, открыла дверь, тихо произнесла пару фраз, щелкнула замком. Вернувшись, присела рядом на диван, улыбнулась:

– Порядок в танковых войсках, остаемся. Я ему там отстегнула повыше нормы второпях, ты не против?

– Да ерунда, – отмахнулся он. – Я себе еще раздобуду… Иди сюда…

– Куда спешить? – Она улыбнулась, взъерошила ему волосы. – Я его зарядила на пару часов, посидим, как белые люди, не спеша… – Гибко выгибаясь, накинула футболку и направилась в ванную.

Родион встал, осушил рюмку, закурил, слушая плеск воды. Пачка была пустая, и он сходил за сигаретами в кухню. Куча купюр, которую он после звонка в эскорт вывалил на кухонный стол – одни рубли, доллары остались в сумке – поубавилась больше чем наполовину, судя по всему, Соня излишней церемонностью не страдала. Но такие мелочи его сейчас нисколечко не волновали, деньги были раскрашенными бумажками, и только. Он все еще переживал взрывоподобный оргазм и воспоминания о гибком сильном теле, извивавшемся под ним в бешеном ритме.

Плюхнувшись на диван и выкурив сигарету, он немного остыл. Даже смог трезво подумать, что все эти невыносимо страстные вздохи и прочие испробованные на нем приемчики служат насквозь утилитарной цели – заставить клиента побыстрее кончить, что-то он об этом читал, что-то такое и Вадик говорил…

Но и это тоже не волновало ничуть. Родион прекрасно понимал, что в ванной не спеша ополаскивается обыкновеннейшая проститутка, пропустившая сегодня до него неизвестное количество мужиков, наверняка слушавших те же вздохи и шепот, испытавших то же изощренное скольжение по телу пальцев и губ, но хотел ее снова и снова, при одной мысли о ее теле в висках жарко стучало. И невыносимо было думать, что она сегодня уедет к кому-то еще. Он сам не понимал, что с ним творится: то ли все дело в том, что Соня не походила на платных шлюх, какими он их себе представлял, то ли в том, что она была своя, росла в таком же доме, читала, несомненно, те же книги…

А может, всему виной одиночество. Он слишком долго был одинок – и впервые появилась иллюзия близости, пусть эрзац. Иллюзия близости в его новой жизни. В новой жизни и близкие люди должны быть новыми, если их нет, следует их создавать самому, так надежнее всего…

Вернулась Соня, свеженькая, причесанная, совсем юная. Прошла к столу, потом присела с ним рядом, с рюмкой в одной руке и сигаретой в другой. Родион запустил ладонь под футболку и, жмурясь, поглаживал ее теплый плоский живот. Соня глянула через плечо сверху вниз, улыбнулась и медленно опустила ресницы – так, что у него дрогнуло сердце. Господи боже ты мой, смятенно подумал он, ты ведь самым натуральнейшим образом влюбляешься в проститутку, ты слишком давно влюблялся в последний раз, вот и пошли вразнос мысли и чувства… Ну и черт с ним со всем – коли уж такая жизнь вокруг, коли уж напрочь исчезли границы меж чистым и грешным… Не хочется с ней расставаться, вот и все…

Соня отставила пустую рюмку, легла с ним рядом, задумчиво пуская дым, ее рука мимолетно скользнула по его бедру, вызвав прилив желания. Родион осторожно сказал:

– Слушай, а тебе… вот все это нравится? Девушка бегло глянула на него:

– Родик, я надеюсь, не будет рассуждений о морали, а? Ты, по-моему, вполне нормальный мужик, вон грабишь кого-то, значит, врос в дикий рынок…

– Да нет, я не то имел в виду…

– Ага, – сказала она устало. – Сталкивалась уже. Недельки две назад привозят меня в какую-то богатенькую квартирку, где встречает меня семейная, судя по всему, парочка лет на пять тебя постарше. Я, как специалист широкого профиля, моментально настраиваюсь на амор де труа, поскольку, судя по заплаченным денежкам, речь о чем-то подобном и идет… Шиш. Дамочка вмиг выставляет благоверного из квартиры и волокет меня в итальянскую кроватку…

– А ты?

– А что я? Я на работе – нравится, не нравится, ложись, моя красавица… Не в том суть и квинтэссенция. Эта холеная сучка, после того, как я честно отработала со всем прилежанием, вдруг начинает меня жалеть, вздыхать о погубленной морали, охать в лучших традициях «Санта-Барбары» – захотелось ей, окромя лесбоса, еще и высокими переживаниями над судьбой падшего ангелочка насладиться. А сама тем временем без всякой логики меня на второй круг раскладывает. Так что не надо насчет морали, Родик. Я тебе в жилетку плакаться не собираюсь, нет у меня такой потребности, но и ты мне в душу не лезь с сапогами. Если пришлась по вкусу, в следующий раз заказывай меня персонально, ты не первый такой, дело обычное. Замуж, надеюсь, спьяну не предложишь? Ведь потом протрезвеешь, обоим не по себе будет…

Он вскочил. Сходил в прихожую, вернулся с зеленой банкнотой, украшенной портретом президента Гранта, сунул девушке:

– Держи.

– А взамен? – прищурилась она.

– А поговорить, – сказал он. – Без всякой морали и обоюдного плача в жилетки. Честный бизнес, а?

– Ну валяй…

– Нравится тебе все это?

– Ты как пацан, честное слово, – сказала Соня ничуть не сердито. – Или журналист – был у меня такой, оргазм ловил не на мне, а от собственных вопросиков и моих старательных ответов, трахать так и не стал, побежал репортажик черкать… Ну, не так уж и нравится. С одной стороны. А с другой – меня, милый, в этот веселый бизнес не на аркане тянули. И вопреки разным там идиотским статейкам уволиться из этой конторы даже проще, чем развестись в суде бездетным супругам, друг к другу претензий не имеющим. А мне так и совсем просто – я с нашим боссом на одном курсе училась, вместе, считай, сбегали в сей увлекательный бизнес… Ну, а потом? Куда прикажешь податься самой заурядной в плане интеллекта и способностей девочке? Разве что подловить муженька из пожилых, кое-кому из девочек везет иногда. Я с тобой так откровенно насчет этого говорю, поскольку персонально тебя на предмет брака охмурять не собираюсь… – Она покосилась не без лукавства. – Хотя при некоторых усилиях это предприятие могло бы и выгореть… Берешь замуж, Родик? Ну вот, не берешь…