Рыцарь из ниоткуда

Он шумно вздохнул, защелкнул патроны в обойму, обойму в рукоятку, спросил:

– А еще водка есть?

Безымянные монголы, мешая друг другу, торопливо полезли в шкафчик.

Назад Сварог возвращался тепленьким, бодрым и совершенно бесстрашным.

Он передернул затвор, вдобавок еще взвел курок, чтобы не полагаться на самовзвод. Сие было чревато – случалось, «макар», лежа в кобуре или в кармане, сам собой срывался с предохранителя, бабахал самостоятельно, и хозяин получал пулю – в соответствии с присущим ему везением или невезением. Но Сварог хотел подстраховаться.

Он шагал, браво покачиваясь, держа курс на скудные огни военного городка и услаждая себя песней из французского репертуара:

Когда-то, в полузабытые времена больших несбывшихся надежд, он пел ее под гитару по-французски, а сейчас помнил только вариант на языке родных осин. Земля под ногами оставалась твердой, разве что норовила, стерва, то и дело вздыбиться и заехать под коленки. Нохор не появлялся. Под луной замаячил справа сутулый, чутко присевший снежный человек алмасты – но этот перебросками во времени не занимался и вряд ли сам знал точно, в каком времени живет. Для ученых он был загадкой, для читающей публики – сенсацией, а для местных жителей – неопасной вонючей тварью, обитавшей поблизости с незапамятных времен и потому столь же привычной, как закат или понос. Белые люди в военной форме поначалу принимали его за алкогольную галлюцинацию, но потом тоже пообвыклись, если не считать озверевшего от безделья особиста, полагавшего здесь замаскированные китайские происки.

Сварог поднатужился и гаркнул:

– Зашибу, сука!

Алмасты отпрыгнул, не сгибая колен, и припустил во мрак, в котором благополучно и растворился. Он уже успел понять, что от белых людей в военной форме нужно спасаться галопом.

– Это нормально, – сказал сам себе Сварог голосом то ли Горбачева, то ли Кашпировского, идиотски захихикал и пошел дальше под огромными звездами.

В эту ночь его так и не потревожили. Утречком он отпился холодной водой и поскорее убрался подальше от семейного очага, пока жена не обнаружила исчезновения золота. Насколько позволяли служебные обязанности и распорядок дня, он то и дело уединялся, откровенно нарываясь. Да так и не нарвался. Начал даже подозревать, что удрученный провалом эксперимента шаман умер от инфаркта или был сгоряча укорочен на голову.

Домой возвращаться как-то не тянуло. Он без всякого удовольствия забрел в гости к замполиту Ульянову (ни с какого боку не родственнику). Ульянов без всякой фантазии кушал водку и был мрачен, как никогда, – в голову ему стукнуло, что в нынешние бурные психопатические времена его под горячую руку причислят к родственникам вождя трудящихся всего мира и, чего доброго, положат в мавзолей. Симптомчики были знакомые, означавшие, что к ночи из холодильника полезет Карл Маркс и придется бежать за доктором Зуевым, который Карлу непременно прогонит, если только сам не будет гонять друидов. Правда, если подумать, для замполитовой печали были все основания – ходили стойкие слухи, что в ближайшее время замполитов ликвидируют как класс, а ничего другого Ульянов как-то не умел, да и не особенно-то порывался учиться, честно говоря. На сковородке у него догорал разодранный по страничкам партбилет – но Ульянов, как выяснилось, к демократам примыкать вовсе не собирался, просто разочаровался в родной партии, разучившейся делать перевороты. Сварог выпил водки, пожелал Ульянову приятной беседы с Карлом Марксом и направился к археологам.

На полдороге его и достало – и качественно. Он вошел в сухую твердую землю, как утюг в ведро с водой, чисто по привычке побарахтался немного, но потом опомнился, зачем-то поднял руки над головой, решив, что так пойдет легче, – и провалился из солнечного дня в ночь. Поблизости жарко пылали высокие костры, ржали лошади, вокруг стелился странно тяжелый, устойчивый дым из причудливых курильниц на затейливых ножках, и шаман, целехонький и здоровехонький, разразился столь радостными воплями, что голова его, похоже, еще миг назад и впрямь висела на волоске.

Радостные вопли тут же сменились на тревожные, панические:

– Мохолы напали, разъезд мохолов! Великий Меч их сдерживает. Скорее! Ведите же его!

Последнее относилось к трем воинам, появившимся из-за спины Сварога. Один из них, с иссеченными шрамами лицом, взял майора за локоть, будто клещами ухватил, и молча потянул за собой.

Глаза, пораженные внезапным провалом из света во мрак и в первые мгновения различавшие лишь то, что высвечивало пламя костров, пообвыклись и постепенно обретали обычную чувствительность. И вот уже темнота, присутствие в которой бурлящей жизни выдавали только звуки, наполнилась тенями: мечущиеся всадники, отблески костров на клинках и доспехах, встающие на дыбы лошади, валящиеся лошади, слетающие с них воины.

Сварог дал себя увести человеку со шрамами. Что еще оставалось?

Он никак не ожидал, что окажется в эпицентре доисторической междоусобной баталии, и пока еще не надумал, как ему быть, что предпринять. Он рассчитывал совсем на другое. На незамедлительную встречу с Нохором, Великим Мечом. Которого поблизости не наблюдалось. До которого необходимо добраться.

Его подвели к коню, которого держал под уздцы молодой малорослый воин в желтом плаще. Рядом били копытами о землю еще четыре лошади, видимо, тех, кто сопровождал его, и этого юноши.

Какой приказ им отдан? Отконвоировать его в безопасное место, куда, управившись с неприятелем, должен будет прибыть владыка? Человек со шрамами ударил Сварога по плечу, привлекая внимание, а когда привлек, показал на землю. Там лежали две кучи. Горка одежды, включающая и доспехи, горка оружия. Вторая побольше.

– Великий Меч ждет тебя, – наконец произнес его провожатый, после чего направился к лошадям, а с ним и двое его товарищей. Они взмыли в седла и галопом умчались в ночь на звуки сражения. Остался только молодой воин, держащий коня. Коня для него, Сварога.

Теперь ясно. Нохор и не думал беречь его для грядущих эпохальных битв, лелеять, холить и пыль сдувать. Для этих людей важнее прошлых и будущих тот бой, что идет сейчас. До будущих ведь можно запросто и не дожить. Что, кстати, и его, майора десантных войск, касается. Почему и не хочется ввязываться в эту ночную сшибку ископаемых вояк. Рубиться с какими-то мохолами… зачем? Нохор-то, понятно, желает, не откладывая, посмотреть, на что годен наемник из завтрашнего дня. Ну а погибнет, не беда, еще кого-нибудь вытянем. А что до того, что он говорил в прошлый раз, дескать, намечает меня в военачальники, то и с этим ясно – здешние полководцы обязаны превосходить умением своих бойцов во всем, иначе не заработать авторитет, и в первую голову – должны быть лучше рядовых ратников на поле битвы. Тут тебе не там, это московским генералам достаточно ткнуть пухлым пальцем в точку на карте, и работа сделана. Дальше пусть разбираются солдатики, ведомые младшим комсоставом: проявляют чудеса героизма, гибнут, зарабатывают медальки и инвалидности. А генерал уже может отдохнуть, понежить отвыкшее от обыкновенной ходьбы тело на мягких подушках и поглядеть последние новости – как там идут дела в горячих точках.

Еще вот что интересно… Выходит, хитрый вождь с рысьими глазами и не сомневался, что вторично вытащенный из не наступивших времен человек не попытается вновь удрать. Откуда у него такая уверенность? Из слов, что ли, его шамана: мол, нельзя уволочь того, кто этого не хочет. Ну и, дескать, если уж второй раз удалось меня вытащить, то, значит, точно – я все обдумал и согласен.