Жизнь длиннее смерти

– С вами я ничего не могу сделать, – сухо сказал Джараб. – Я дал слово, что отсюда вы уйдете без всякого вреда. Но я не давал обещаний оставить вас в покое потом… У меня здесь человек восемьдесят. Вашу рацию мы глушим направленными помехами. Вас слишком мало, чтобы выстоять…

– Пожалуй, – сказал Мазур. – Но мы – спецназ. Прежде чем до нас доберутся, мы ваше воинство отполовиним… Мы это хорошо умеем. Я никоим образом не пытаюсь вас пугать будущими неприятностями – вы их вряд ли боитесь, а мне будет уже все равно… Я просто предупреждаю, что, коли уж нам нечего терять, мы постараемся показать все, что умеем…

Джараб с любопытством спросил:

– Интересно, а почему вы не пугаете меня вашей гранатой? В конце концов, охрана может и опоздать… Почему вы не грозите взорвать себя вместе со мной, коли уж не боитесь смерти?

– Потому что это будет жуткая глупость, – сказал Мазур. – В этом случае ваши люди пойдут на штурм, и кончится опять же резней… Гораздо предпочтительнее для меня вернуться к своим и умело покомандовать. А смерть… вы ее все равно не боитесь так же, как и я.

– Вы мне нравитесь.

– Вы мне тоже, – сказал Мазур. – Но это ведь ничего не меняет, правда?

– Лейла – ваша женщина?

– С чего вы взяли?

– Бросьте, – сказал Джараб. – Когда зашел разговор о ее участи, у вас характерным образом изменилось лицо…

– Ну хорошо, – сказал Мазур. – Это моя женщина. Я похож на человека, который в подобной ситуации отдаст свою женщину?

– И это, конечно, большая и возвышенная любовь?

– Не иронизируйте, – сказал Мазур. – Такие люди, как мы с вами, вряд ли когда-нибудь будут способны испытывать возвышенную любовь. Просто она – моя женщина. Остальное договаривайте сами. Додумывайте за меня. Выбор за вами, у меня-то выбора нет…

После короткого молчания Джараб-паша сказал ровным тоном:

– Вы – очень везучий человек. Точнее говоря, время такое – не вполне удачное для меня и как нельзя более подходящее для вас. Мне попросту еще рано обострять отношения с кем бы то ни было. И это вас всех спасло.

– Я понимаю, – сказал Мазур серьезно.

– Верю. Когда-нибудь я все равно пойду на столицу, и это будет уже совершенно другая ситуация… Постарайтесь там в это время не оказаться. Собственно, вам вообще не следует здесь быть… Рано или поздно этих, в столице, зарежут – или они сами перережут друг друга ради идеалов, не дожидаясь агрессора. Плохо только, что до этого они успеют пролить еще много крови… А вы со своей братской помощью окажетесь меж двух жерновов…

– Посмотрим, – сказал Мазур.

– Попомните мои слова. Сильные люди не должны впутываться в безнадежные предприятия так, как это делаете вы… Я не буду вас больше задерживать. Сейчас придет человек и проводит вас всех в местную гостиницу, где вы сможете спокойно переночевать, а утром уехать, куда заблагорассудится. Что поделать, если на вашей стороне – время… И вот что. Если она – ваша женщина, постарайтесь ее поберечь. На прошлой неделе ее почтенный отец еще более повысил награду тому, кто ее убьет. Я с ним знаком. Этот человек не умеет ни прощать, ни останавливаться на полпути… Да, интересно было с вами поговорить. С такими советскими я до сих пор не общался. Вы – деловитый убийца, а это меня в людях всегда подкупало.

Он хлопнул в ладоши, едва слышно – но дверь моментально распахнулась, и вбежал тот, что привел Мазура сюда. Ясно было, что аудиенция окончена. Мазур встал, отдал честь и направился к двери.

…Минут через десять они, следуя указаниям провожатого, отыскали гостиницу, где оказались единственными постояльцами – Мазур крепко подозревал, не без наводящих указаний Джараба. Бронетранспортеры и лимузин загнали во двор. Хозяин суетился, как наскипидаренный, слуги так и вились вокруг, стремясь исполнить даже невысказанные желания.

Посол заселение в довольно убогий отельчик принял страдальчески – зато товарищ Хоменко веселился от души, пьяно орал за троих, а воспрянувший журналист ему вторил. Похоже, обоих это нежданное приключение ужасно забавляло. Они, прихватив позванивавшие объемистые сумки, без нытья и возражений отправились в отведенные им апартаменты, утащив с собой беднягу посла. Пытались увлечь и Мазура, но он отговорился занятостью.

Им с Лавриком и в самом деле предстояло бдить. Как ни полагайся на ненарушимое слово Джараб-паши, а служба требует своего… Мазур, обсудив расклад с Ганимом, распределил дежурства, расставил караулы, обошел двор. И поднялся к себе в комнатку на второй этаж, блаженно вытянулся на заправленной постели.

За окном стояла спокойная тишина, в городке не наблюдалось ни тени беспорядка. Если рассудить, Джараб вряд ли врал или преувеличивал – городишко вмиг пришел в повиновение…

«Его обязательно прихлопнут, – думал Мазур. – Рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. Самое опасное, что только можно в этом мире сотворить – это пытаться прожить на особицу по своим собственным законам, не встраиваясь в сложившиеся системы. Таким не выжить, ни за что не выжить. Жалко, неплохой мужик…»

Дверь тихонько приоткрылась. Мазур преспокойно положил руку на автомат, примостившийся тут же, под боком.

– Это я, – тихонько сказала Лейла, подошла к постели и присела в ногах.

– Слушай… – сказал Мазур растерянно. – Тебе тут никак нельзя быть…

– Заботишься о моей репутации? Никто все равно не узнает. Кто спит, кто в карауле… Только эти двое пьют и орут песни… Я от них еле вырвалась, кстати. Пытались затащить в номер…

– Понимаешь… – пристыженно протянул Мазур.

– Успокойся, – засмеялась она. – Не надо мне ничего объяснять. Мужчины есть мужчины, и точка. Хозяин, кстати, нашел им… девиц, так что и с этой стороны все в порядке.

«Ай да товарищи из Москвы, – подумал Мазур весело. – И в этой дыре девок раздобыли. А если черкануть потом анонимку – мол, так и так… Моральное разложение, ущерб престижу СССР на международной арене… А, ладно. Что они мне-то плохого сделали? Хай себе развлекаются…»

– Как тебе Джараб?

– Серьезный человек, – сказал Мазур.

– Своими руками пристрелила бы. Такие еще хуже прямых контрреволюционеров, потому что сбивают людей с толку…

«Плясать бы тебе голой, золотко, кабы не я… – подумал Мазур с вялым раздражением. – Заставил бы, можешь не сомневаться. Он такой. Жалко, что доканает его рано или поздно кто-то с той или другой стороны, может, наши, а может, и янки…»

Что-то зашуршало, в темноте забелела форменная рубашка – Лейла безмятежно стягивала китель. Аккуратно повесив его на спинку ветхого старомодного стула, прилегла рядом с Мазуром, коснулась ладонью его щеки:

– Ладно, ну его, этого Джараба…

От нее веяло противоречащими революционному аскетизму французскими ароматами, стояла совершеннейшая тишина, не сулившая опасных неожиданностей – и Мазур, не сдержавшись, принялся ее раздевать. Сейчас он не чувствовал себя ни опозоренным мужем, ни грозным командиром невеликого отряда – попросту мимолетным хозяином покорной красавицы, в первый миг замершей под его бесцеремонным напором, а потом с тихим стоном поддавшейся навстречу…

И плевать было на весь белый свет.