Печать скорби

Глава четвертая

ДВЕ БИОГРАФИИ

Ольшанский сграбастал бутылку коньяка и – опа! – запрокинув голову, принялся пить прямо из горла, словно он не олигарх никакой, а заурядный российский алкаш. Хотя, конечно, алкаши предпочитают употреблять внутрь чего-нибудь попроще и, главное, подешевше, но в остальном совпадение полное. Многоградусную жидкость Ольшанский пил жадно, пил как воду и выдул, не отрываясь, примерно треть бутылки, а то и поболе. Наконец остановившись, утер рот тыльной стороной ладони, сильно выдохнул и следом шумно втянул в себя воздух.

Судя по тому, как Лана взирала на это действо, ничего необычного для себя она не увидела. Похоже, водилась за олигархом привычка заливать жизненные сложности и стрессовые ситуации крепкими спиртными напитками.

– Я всегда говорил: в этом мире нет места случайностям, все предопределено, все, – произнес Ольшанский, расстегнув несколько пуговиц рубашки и откинувшись спиной на ограду беседки. Поднял палец. – А сначала, как оно и положено, было Слово. И Слово то было явлено в Книге…

Ольшанский взял с продолговатой металлической тарелки шампур с нанизанным на него жареным мясом, повертел задумчиво, положил на место, не притронувшись. Посмотрел на часы. А вообще-то, олигарха слегка забрало от коньяка – появилась некоторая дерганость в движениях и легкая замутненность во взгляде.

– Время у нас еще есть, – сказал Ольшанский. – Кстати, знаете, как называлась та книга? «Дорога в Атлантиду», вот как она называлась…

…Книгу он обнаружил на общественном чердаке того дома, в котором появился на свет и в котором прожил с родителями до получения аттестата зрелости. Такие дома принято было называть домами барачного типа – двухэтажная деревянная уродина, наспех сколоченная в послевоенные годы. Правда, строителям не ставилась тогда задача возводить всенепременно шедевры деревянного зодчества и строить не меньше, чем на века. Задача была иной – склепать временное жилье для тех, кто по комсомольским путевкам или по доброй воле приехал возводить Шантарскую ГЭС.

Временное, как водится, превратилось в вечное (между прочим, некоторые из такого рода бараков и по сю пору украшают рабочие окраины многих городов вообще и Шантарска в частности, и люди в них еще как-то умудряются жить).

– Прошу заметить, у меня было счастливое детство, несмотря на всю убогость и неустроенность быта. Сейчас вспоминаю, как мы ютились втроем в одной комнатухе, какая слышимость была в бараке, как перед зимой конопатили все щели, коим число было мульон… Вспоминаю, что если… М-да, а ведь действительно был счастлив!

Ольшанский вновь приложился к бутылке, но на сей раз ограничился одним глотком. Затем все же стянул с шампура кусок мяса, забросил его в рот. Прожевав, продолжил:

– В общем, и ослу понятно, что все мало-мальски ненужные вещи не хранили в комнатах, где и без того было не развернуться, а либо выкидывали на улицу, либо волокли на чердак. Чердак был любимым детским местом, хоть взрослые и гоняли нас оттуда, справедливо опасаясь пожаров. Эдакий романтический мир отверженных вещей…

Кто отнес на чердак ту книгу, мальчик Сережа Ольшанский так и не выяснил. Да и не пытался выяснить, поскольку всерьез опасался, что объявившийся хозяин вдруг возьмет и отберет у него книгу.

Это было дореволюционное издание с «ерами» и «ятями», со всякими там «жуткаго облика» и «страшныя истории», с черно-белыми гравюрами. Книга слегка обгорела по краю, побывав в неведомых передрягах, обложка отсутствовала, как и добрая четверть страниц. Хорошо хоть автор и название были пропечатаны сверху на некоторых из страниц: Пашутин И. Г. «Дорога в Атлантиду»…

Много лет спустя Ольшанский навел справки об этом Пашутине И. Г. и его «Дороге в Атлантиду». Между прочим, нелегким делом оказалось. Запросы в обычные общедоступные библиотеки и архивы ничего не дали. И пришлось задействовать чудотворящую силу больших денег, которая сбоев, как правило, не дает и к результату рано или поздно приводит. Вот и на этот раз брошенные на проблему ученые мужи, которых никто не ограничивал в средствах, расстарались со всем мыслимым усердием и где-то раздобыли-таки интересующие олигарха сведения.

Выяснилось, что книга была издана автором за свой счет в 1907 году в Санкт-Петербурге, в небольшом, никому не известном издательстве «Золотой грифон» (кстати, так и не ставшем большим и известным, а благополучно перекупленном вскоре успешным «т-вом М. О. Вольфа», где оное издательство и растворилось), и напечатано сей книги было всего сто экземпляров. По всей видимости, автор и не предполагал продавать свой труд, просто хотел раздать родственникам и друзьям, ну и оставить пару-тройку экземпляров для семейного архива – вдруг удастся заразить своим энтузиазмом кого-нибудь из детей или внуков с правнуками, вдруг кто-то из них возьмет да и продолжит дело отца…

Вполне возможно, так бы оно и было, и продолжил бы кто-то, и пошел бы по стопам, и завершил бы начатое – да на беду грянули годы сурового российского лихолетья. Первая мировая война, затем Февральская революция, а после и Октябрьская. Тут уж стало не до мифических дорог в Атлантиду, тут элементарно жизнь свою спасать надо было. И так уж вышло, что не спасли – у Ильи Григорьевича было трое детей, и ни один из них не пережил революционных бурь семнадцатого года.

Где-то на пыльных дорогах исторических эпох затерялись и девяносто девять экземпляров книги «Дороги в Атлантиду». Во всяком случае ни в одной библиотеке книгу обнаружить не удалось, в известных частных собраниях – тоже. Конечно, сохранялась вероятность того, что где-то в далекой Канаде у потомков эмигрантов первой волны среди снесенного в гараж хлама между самоваром и патефоном пылится еще один экземпляр «Дороги в Атлантиду» и, может быть, рано или поздно он всплывет в каком-нибудь из букинистических магазинов Торонто… Но вероятность сия сугубо теоретическая и грозит таковою остаться. Сто экземпляров – это все же слишком мало для более чем сотни лет и тьмы тьмущей пронесшихся над страной исторических бурь…

О самом же авторе, то бишь о Пашутине Илье Григорьевиче, выяснить удалось немало, благодаря, в первую очередь, самому же Пашутину, который в «Дороге в Атлантиду» кое-что поведал о своих предках и о себе самом.

– И у этого Пашутина был крайне любопытный дед… Нет, вот не надо этих гримас удивления. Чему я не намерен предаваться в столь горячее время, так это пустопорожней болтовне. Уж поверьте, – Ольшанский налил себе коньяка в водочную рюмку и теперь цедил его неторопливо. – Так вот, предки этого самого Пашутина проживали в Бухтарминской долине, что находится в юго-восточном Алтае, возле границы с Китаем. К слову сказать, недалеко отсюда. По сибирским, конечно, меркам, недалеко…

Туда, еще в екатерининские времена, ушли гонимые никонианской церковью староверы, основали там поселение. Жилось им в Бухтарминской долине спокойно, потому как ненавистная власть «попов-троеперстцев» добраться до них была не в состоянии: уж больно далеко и неудобно добираться. Однако и среди своих товарищей по вере те старообрядцы были если не изгоями, то людьми не вполне обычными. Они принадлежали к раскольничьей секте под названием «бегуны» или «скитальцы». Их религиозное своеобразие заключалось в том, что верили они в Беловодское царство, или, иначе, в Беловодье. Дескать, есть за морями и долами «земля обетованная», где свято блюдут заповеди исконные, где нет зла и распутства, где искоренен грех, за что Бог щедро одаривает обитателей той страны своими милостями. Именно в честь заповедного царства, в существовании которого раскольники-сектанты ни на миг не сомневались, они назвали свое поселение в Бухтарминской долине Беловодьем. Но и поиски настоящего Беловодского царства не забросили.

Каждый год по весне группы паломников отправлялись в «хождение за Беловодьем». Устроить «хождение» для мужчины было делом не обязательным, но крайне почетным, равно как для мусульман – совершить хадж в Мекку. Причем одного желания отправиться в странствие было недостаточно, сперва надо было заслужить это право прилежанием в труде и усердием в вере. Где искать ту страну, никто не знал, поэтому «ходили», в общем-то, куда глаза глядят, «ходили» подолгу, иногда по нескольку лет. Разумеется, из таких странствий возвращались домой не всегда и не все. И такую жизнь обитатели Бухтарминской долины вели почти полтора века…