Летающие острова

– Лихо, – сказал Сварог. – У меня создалось впечатление, что Гаудин беспокоится, а?

– Вы бы на его месте не беспокоились?

– Брагерт, – сказал Сварог, – есть что-то, что Гаудин от меня в этом деле скрывает?

– Ничего конкретного, право, – ответил Брагерт почти сразу же. – Слово дворянина. Не считаете же вы нас настолько подлыми?

– Не считаю, – сказал Сварог. – Но не могу отделаться от ощущения, будто от меня что-то скрывают.

Брагерт досадливо поморщился, глянул на часы, на дверь каюты. Слегка понизил голос:

– Я бы это назвал иначе. Вас не во все посвящают. По-моему, это логично и вполне объяснимо. И есть чисто человеческие причины… Вам самому было бы приятно сознаться кому-то в слабости? Ну, не слабости, не знаю, как назвать…

– Я знаю, – сказал Сварог. – Как бы тут дипломатичнее… Рубите мне голову, но я убежден, что налицо некоторые расхождения меж декларируемым могуществом и реальностями…

Ему показалось, что Брагерт вздохнул словно бы облегченно:

– Я-то ожидал больших ересей, лорд Сварог… Ну да. Ну и что? Любое государство во все времена чуточку преувеличивало свои возможности, и сановники это любили, и отдельно взятые ведомства, от конюшенного до военного… Речь, правда, не о могуществе. Что касается военной, технической и научной мощи, во всем этом мы неизмеримо превосходим землю. Другое дело, что возможности восьмого департамента чуточку пониже декларируемых. И еще. Мы частенько сталкиваемся с тем, чего не понимаем и не знали прежде. Это не столь уж великая тайна, известная многим и на небесах, и на земле. Вы ведь это хотели услышать? Ну и услышали. Изменилось что-то в вашем отношении к нам или к миру?

– Нет, пожалуй, – сознался Сварог.

– Вот видите… – Он отвел взгляд, машинально покосился на дверь каюты. – Скажу больше. Несколько дней назад наши средства постоянного слежения зафиксировали ночью над Равеной крайне любопытное явление. Одно из тех явлений, что недоступны взору непосвященного и фиксируются лишь особыми приборами. С вашего позволения, я не буду подробно описывать его суть – слишком сложно и по-ученому заумно. Скажу коротко: имело место применение неизвестной нам черной магии.

– А дальше?

– Нет никакого «дальше». Такие вещи случаются, хоть и крайне редко. Явление фиксируют, регистрируют, описывают – и начинается долгое, нудное расследование. Иногда оно завершается успехом. Иногда так и не удается отыскать концов. Мы многое забыли и многое утратили. Как писал Асверус: «Портной над нами подшутил, оставив ножниц след, – и вот природы дивных сил как будто вовсе нет»… А они есть, только мы разучились их опознавать, не говоря уж о том, чтобы пользоваться ими… – Его лицо стало задумчивым и грустным. – Знаете, лет пятнадцать назад случился интересный инцидент. В Магистериуме испытывали новое устройство для исследования космоса, какой-то чертовски сложный телескоп, не оптический, на ином принципе. И один их молодой магистр забавы ради навел его на Талар. И увидел совершенно другой мир – иные континенты, моря, города… До сих пор не улеглись страсти. Никто не понимает, что, собственно, он видел. И что это за мир. А повторить эксперимент так и не удалось – шла настройка, аппаратура работала в самых причудливых режимах, записи не велось. В конце концов наши ученые мужи ради вящего спокойствия постановили считать, что имели дело с иллюзией, созданной настраиваемой аппаратурой. Электронный мираж – такие тоже бывают… Правда, магистру этот случай сломал всю карьеру – он не успокоился, бросил все прежнее, стал сущим анахоретом, до сих пор пытается воспроизвести условия эксперимента, ни о чем другом и думать не хочет. Так что ничего особо страшного не происходит, лорд Сварог. Чуточку стыдно было Гаудину признаться перед вами, чужаком, в том, что он не столь могуществен, как принято считать. Вот и все. И нет пока оснований думать, что наблюдавшийся феномен как-то связан с вашей миссией. Когда о вас и слыхом не слыхивали, случались феномены и удивительнее. И давно уже молчаливо признано, что не стоит особенно ломать над ними голову. Магистр, ставший одержимым одной-единственной навязчивой идеей затворником, – еще не худший исход. Не так давно один из экспертов, занимавшихся островом Диори, сошел с ума. По его теории, мир, в котором мы живем, являет собой замкнутую временную петлю. И развалины города на равнине Бри Лейт якобы развалины нынешней Латераны. Нынешней.

– А может…

– Вздор, – твердо сказал Брагерт. – Ничего похожего. Но теория изложена ярко и убедительно, как с сумасшедшими порой бывает, кое-кто верит до сих пор… Скользкая дорожка, одним словом.

Я все это наговорил исключительно для того, чтобы вы не чувствовали себя жертвой хитрющих интриганов и не ломали чересчур голову над неизвестными явлениями… Работайте спокойно, вот и все. Как с Марой, все нормально?

– Да пожалуй, – пожал плечами Сварог. – Притерлись вроде.

– Вы ее, главное, не обижайте.

– Обидишь ее, как же… – Сварог прислушался. – Колокол?

– Ага, сейчас станут убирать трап. Ну, я пошел. Удачи!

Хлопнула дверь, и еще долго было слышно, как Брагерт, удаляясь, поносит на чем свет стоит жуликоватого приказчика. Сварог впустил Мару и запер дверь на засов. Задернул синие вышитые занавески, повертел в руках пистолет-шаур – конечно, в десять раз удобнее того, прежнего, – взял пряжку-компьютер, закрыл глаза, сосредоточился.

Совсем другое дело, если тебе старательно вложили в голову полный курс обращения с этой штукой, до последней запятой. Мысленные команды, вставшая перед глазами зеленовато мерцающая схема. Стой себе зажмурившись, едва заметно пошевеливая пальцами. А для непосвященного, стороннего наблюдателя – сущее колдовство, вдруг, откуда ни возьмись, на полу возникает одежда, дворянские высокие сапоги из мягкой кожи, бадагар с пышным сиреневым пером, меч. Вот только холодом тянет все явственнее, снег, неизбежный спутник такового вот сотворения, тает на полу десятками мокрых пятнышек…

– А драгоценностей не будет? – спросила Мара чуточку разочарованно. – Мы же дворяне.

– Мы бедные дворяне, – сказал Сварог. – Совсем даже захудалые. Хотя, конечно, все не так: покойный барон, скопидом такой, все мало-мальски ценное держал в ронерских банках, так что до своих закромов еще нужно добраться… Но как только доберемся, куплю тебе драгоценностей, хочешь?

– Хочу.

– А тебе можно?

Мара чуточку замялась, подумала:

– Ну, вообще-то, если правила игры требуют… Мы же дворяне, и по документам, и на самом деле…

«Будет тебе еще одна кукла, – подумал Сварог. – Бьюсь об заклад, будь твоим начальником кто-нибудь другой, ему и в голову не пришло бы подарить тебе колечко, а у тебя язычок не повернулся бы попросить – уставы не велят… Вот и ладненько. Ребенку нужны куклы».

Он взял платьице, бросил Маре:

– Топай в ванную. Вещички купеческого племянника сразу выброси мне.

– Я могу и здесь…

– Опять?

Она удалилась в ванную. Вскоре оттуда вылетели в приоткрытую дверь вещи «племянника», потом раздался шум льющейся из крана воды. Купеческая одежда кучей лежала на полу. Короткое заклинание – и она исчезла без следа, как дым.

– А говорят – Джеймс Бонд, Джеймс Бонд… – проворчал Сварог, бегло пробежал документ с печатями, удостоверяющий личность барона Готара, вольного ярла. Племянница (как и «племянник» допрежь) по малолетству имела право обходиться вовсе без документов. Сварог зажег масляную лампу со стеклянным колпаком и фарфоровым абажуром, белым, в сиреневой цветочек – в каюте заметно стемнело, наступал вечер. Натянул красно-зеленые штаны, селадоновую[3] рубашку с кружевным воротником и манжетами, посмотрелся в зеркало – что ж, получился вполне добротный барон, не хуже иных прочих. Растянулся на постели и закурил.

Скрипнула дверь ванной.

– Интересно получается, – сказал Сварог, не глядя в ту сторону. – Люди Гаудина, прохвосты, мою подпись на документе подделали. Я же и есть барон Готар, сам должен подписывать всем подорожные, и себе в том числе. Снабжать меня бумагой с моей же собственной подделанной подписью – это уже особый цинизм. Как думаешь?

3

Селадоновый цвет – бледно-зеленый.