Крючок для пираньи

– Что там смотреть? – возмутился Сережа. – Мало нам смертельных случаев? Приходите завтра к нам, я тебе покажу все документы. И по сейнеру, и по прошлым случаям, когда разбросало дохлую рыбу по всему берегу. Думаешь, мы тут несерьезные? Вова, у нас есть копии всех документов, повсюду наши ребята… Я тебе завтра приведу Кристиансена… у нас же тут приехали друзья с Запада, при них постесняются нам проламывать головы в темном уголке, чтобы не светиться на весь мир…

«Знаю я этих друзей, – подумал Мазур. – Чего стоит ваша пресловутая экологическая „Пеллона“, по странному стечению обстоятельств устроившая свою штаб-квартиру аккурат по соседству с главной квартирой военно-морской разведки своей страны. Вопросики ее активисты задавали самые что ни на есть экологические – например, какова мощность силовой установки новейшего подводного крейсера „Юрий Долгорукий“…»

В дверь не просто постучали – забарабанили. В коридоре Мазур узрел Шишкодремова, взлохмаченного, расстегнутого и, судя по виду, потрясающе пьяного.

– Вова, а я к тебе… – объявил Роберт, демонстрируя непочатую бутыль «Столичной» с удобной ручкой для ношения.

И подмигнул – трезво, хитро. Обрадовавшись, что может свалить с плеч часть несвойственных ему забот, Мазур охотно пустил нежданного гостя.

В номере моментально повеяло холодком – поддавший Сережа уставился на Шишкодремова так, словно через секунду рассчитывал подать команду: «Расстрельный взвод, пли!»

– Знакомьтесь, – сказал Мазур, посмеиваясь про себя. – Это Сережа, а это Робик.

– Опричник, – старательно выговорил Сережа. – Ну ладно, все равно будет интервью… Вы вообще намерены свою пакость убирать со дна? Ждете, когда мы все здесь вымрем? – и занес ручку над блокнотом (Мазур заглянул ему через плечо и убедился, что на листочке все его прежние ответы зафиксированы в виде совершенно неразборчивых каракулей, которые завтра не расшифрует и сам автор). – М-милита-ристы…

– Сереженька! – проникновенно сказал Шишкодремов, пристроившись рядом и нежно обнимая собеседника. – Ну какой я тебе, к чертям морским, милитарист? У меня и пистолета-то нету, а кортик был, да я его по пьянке сломал, когда шпроты открывал… Ну ничего я там не топил, сукой буду! Это ж все при Сталине творили, палачи проклятые…

Оказалось, он моментально нащупал нужную кнопку – при одном упоминании о Сталине Сережа подобрел, размяк и принялся взахлеб пересказывать Шишкодремову какие-то забытые статейки из давно канувших в небытие демократических газет – как Сталин Кирова убил в коридорчике, как Сталин отравил Ленина мухоморами, а Крупскую – просроченными консервами, как Сталин, ничуть не удовлетворившись всеми этими злодействами, подсунул Рузвельту в Ялте напичканную цианистым калием воблу, отчего Рузвельт, конечно же, умер… Шишкодремов охотно слушал, поддакивал, сам плел что-то несусветное, и вскоре оба стали закадычными друзьями. Правда, Мазур очень быстро отметил, что притворявшийся вдрызг пьяным Роберт мастерски вытягивает из собеседника имена, даты и подробности славной деятельности «зеленых», а Сережа щедро таковыми делится, уже плохо представляя, где находится. Самому Мазуру заняться было вроде бы и нечем, а посему он от нечего делать взял гитару и вновь принялся извращаться:

Arise, о mighty land of ours,

Arise to mortal war,

With evil fascism’s dark powers.

With the assursed horde![5]

Его нежданный «зеленый» гость, с уверенностью можно сказать, не обремененный знанием иностранных языков, пропустил мимо ушей эту злостную красно-коричневую выходку. Повиснув на плече у Шишкодремова, давно ставшего первым другом и кунаком, Сережа вдохновенно излагал, как они победят злокозненную военщину, изгонят ее отсюда невозвратно, и на освобожденных землях в два счета произрастут райские сады, а жители, бродя в эдемских кущах, будут громко и благозвучно славить демократию…

Шишкодремов поддакивал, вот только глаза у него оставались трезвехонькими и холодными. За окном явственно темнело. Света, картинно и изящно зевнув, уселась к Мазуру на подлокотник кресла и, наплевав на Шишкодремова, принялась вольничать руками. Мазур, чувствуя себя неловко в присутствии притворявшегося пьяным хитреца, спел специально для нее, припомнив, что она хвасталась неплохим знанием французского:

Plus ne suis ce que j’ay este,

Et ne scaurois jamais estre:

Mon beau printemps, et mon este

Ont faict le sault par la fenestre…[6]

– Ну, посмотрим… – многозначительно пообещала она, откровенно веселясь.

– А эт-то кто? – Сережа прокурорским жестом простер руку, тыкая пальцем в Мазура. – Он за нами не следит?

– Это Вова, – терпеливо успокоил Шишкодремов.

– К-какой Вова? Откуда Вова?

– Наш Вова. С нами который. Демократ невероятный…

– А, ну тогда ничего… Только под воду я все равно с ним нырну… Т-только непременно с «Веры»… я говорю, начинать надо с «Веры», если уж они там и… уп! – он провел по горлу ребром ладони. – Робик, ты за моей мыслью следишь?

– Слежу… – заверил Шишкодремов.

– Логично мыслить умеешь?

– А то как же, – заверил Шишкодремов.

– Значит, следи за мыслью. Если они не вернулись с «Веры», значит, там что? Цистерны… Баки… В чем там держат отраву?

Он помахал рукой и стал клониться физиономией в капусту.

– Пойдем, Серега, – сказал Шишкодремов, заботливо его поднимая и поддерживая, – посидим у меня, еще выпьем, договорим…

– А под воду? Я тоже хочу посмотреть…

– Вот и посмотришь, – пообещал Шишкодремов. – У меня там акваланг есть, заодно и потренируешься…

И он, двинувшись к двери со своей не особенно тяжкой ношей, другой рукой ловко подхватил бесформенную сумку Пруткова. Она была распахнута. Мазур со своего места видел, что там в полнейшем беспорядке громоздится охапка каких-то бумаг, лежит довольно толстая серо-желтая папка. Милейший капитан-лейтенант, конечно же, не мог пропустить удобнейшего случая пошарить в чужих архивах, работа у человека такая…

– Клиника, – покачала головой Света, уютно прикорнув у Мазура на коленях. – Я перед ним ноги выше головы задирала, под конец – уже из чисто научного интереса, но никакой реакции…

– Педик, – фыркнул Мазур.

– Да вряд ли. Просто вся сперма в мозги ушла. Как у нашего импотента-доцента. Погоди, чуть проспится, в дверь колотить начнет… Доцент, я имею в виду. Володя, пошли баиньки?

Глава пятая

Экскурсанты

Мазур в эту ночь выспался неплохо – ни кошмаров, ни ночных вторжений противника. Показалось, правда, что Света ближе к утру выходила, но это ее личные проблемы, а может, и служебные, тем более не предполагавшие излишнего любопытства с его стороны. Когда он открыл глаза, Света безмятежно дрыхла. Он не стал ее будить, в темпе принял контрастный душ, потом холодный, оделся и отправился к Кацубе за инструкциями.

Коридоры и при дневном свете оставались сырыми, темноватыми, вымершими. Из буфета, правда, доносилось позвякиванье посуды. Мазур постучал в дверь, раздалось расслабленно-страдальческое:

– Войдите…

Сюрприз… У стола, лицом к двери, сидела совершенно Мазуру незнакомая рыжеволосая красавица в синем джинсовом костюме и клетчатой рубашке, преспокойно пускала дым, положив ногу на ногу с таким видом, словно она здесь обитает от начала времен.

Мазур затоптался у двери, подумав, что помешал какому-то мимолетному эпизоду тайной войны. Однако Кацуба махнул рукой:

– Проходи, Володя, проходи… Знакомься. У тебя там пива не осталось?

– Увы, – пожал Мазур плечами.

– Не везет, так не везет… – страдальчески сморщился Кацуба.

Выглядел он именно так, как и пристало пьющему доценту после вчерашнего застолья с излишествами и непотребствами – смурной, растрепанный, пришибленный похмельем. На столе царил такой бардак, что Мазуру стало неудобно перед очаровательной незнакомкой. Она, впрочем, курила с безразличным видом, словно видывала и не такие виды.

5

6