Вечный хлеб

Изгнанные тестом из домов, растерянные, полупомешанные от страха, люди часто собирались на берегу моря и обсуждали свое положение. На этих собраниях рассказывались страшные вещи. Как погибла в тесте вся семья плотника: ночью, когда все спали, тесто завалило дверь и окно, и несчастные были удушены тестом… Как погибали грудные дети и беспомощные больные, оставленные в домах.

Одна мать, потерявшая ребенка, рассказывала:

— Я пошла к соседям просить помощи, чтобы помогли мне хоть вынести вещи из дому. Тесто заполнило у меня только одну комнату до половины, а в другой лежал мой ребенок. Я надеялась скоро вернуться. Но мне пришлось обойти всю деревню, прося помощи, однако никто не шел. У каждого были свои заботы. Не могу сказать, долго ли я была в отлучке. Когда же вернулась, то увидала, что вся комната почти до потолка заполнена тестом и через нее мне не пройти в комнату, где лежал мой ребенок. Я бросилась к окну, но оно было закрыто изнутри. Тогда я решила пройти сквозь тесто. Оно оказалось очень вязким, как густая тина. Я сделала несколько шагов и уже выбилась из сил. Голова моя был еще выше теста, оно достигало плеч. Но скоро тесто начало покрывать мне шею, подошло под подбородок… Еще несколько минут, и оно удушило бы меня… Я тонула в нем, как в вязкой тине болота. Я начала кричать. Спасибо, мимо бежал Фриц. Он услышал мой крик и багром вытащил меня. А ребенка мы так и не могли спасти…

— Да, все это так и было, — подтвердил Фриц. — Я сам порядочно наглотался теста, прежде чем мне удалось вытащить Марту.

И это самоотверженное спасение погибающего казалось слушателям таким же простым и нужным делом, как и убийство «подкидчика», — слово, которое появилось с появлением нового вида преступления. Оно так же клеймило человека, как и прежнее слово «вор».

Рыбаки угрюмо молчали, слушая эти жуткие рассказы.

— Неужто всем нам погибать? — спросила молодая женщина.

— Или бросать дома и уходить отсюда подальше, — отозвался старый рыбак.

Фриц задумчиво смотрел на море.

— А почему бы нам не попробовать, — сказал он, — выбросить тесто в море, благо оно у нас под боком. В море места много. Может быть, тесто тонет в воде. А нет — ветер и волны унесут его от наших берегов, и дело с концом.

Эта мысль понравилась всем. Чем бы ни кончилась эта затея, она даст какой-то выход из томительного бездействия. И рыбаки горячо принялись за работу. День и ночь таскали они тесто к берегу и выбрасывали в море.

Тесто немного погружалось в воду, но не тонуло. Оно плавало на поверхности, как побуревший на весеннем солнце грязный прибрежный лед. Не уносило его и от берега. Волны прибоя выбрасывали часть теста назад на берег. Зато тесто оказалось по вкусу рыбам. Они появились у берегов в необычайном количестве, пожирая вкусное тесто.

Это развлекло рыбаков.

— А ведь сожрут, пожалуй… Смотри, какая гибель рыб.

— Вот так приманка! Хорошая была бы рыбная ловля!

— Ни одна сеть не выдержит. Да они уж и погнили, наши сети. Никто, однако, серьезно о рыбной ловле не думал. Все продолжали таскать тесто и выбрасывать в море.

На третий день один из рыбаков заметил:

— Что это значит? Сколько мы потаскали теста, сколько рыбы поели, а теста становится еще больше!

— Значит, и в воде растет.

Еще через несколько дней стало очевидным, что тесто не только продолжает расти в воде, но и растет гораздо быстрее, чем на земле, быть может, получив добавочное питание от воды. Тесто уже выпятилось над поверхностью воды, захватив огромное пространство моря, насколько глаз хватает. В довершение бед, оно затянуло всю прибрежную полосу, остановило прибой, сравнялось с берегом и поползло на сушу. Как будто море уже насытилось, не принимало больше и отдавало излишки назад земле. Подойти к берегу не представлялось возможным.

Последняя надежда рыбаков разбилась. В отчаянии стояли они у берега, не зная, что делать, как спастись. Перед ними было какое-то новое море — серая, студенистая масса, какой-то кисель, по которому, вероятно, нельзя даже плыть на лодке… Позади стояли брошенные, опустевшие дома…

Один из рыбаков все-таки сделал попытку спустить лодку. Но она увязла в тесте, как в тине, а весла нельзя было повернуть.

— И море испортили, — хмурясь, сказал старый рыбак. — Теперь ни проезду, ни проходу… А с острова не убежишь… И кто это наделал таких дел?

Да, кто наделал? Эта мысль была подхвачена всеми. Отчаявшиеся в спасении люди искали виновного, чтобы на нем сорвать гнев за все несчастья.

— Кто же другой виноват? Конечно, профессор Бройер! Рыбаки забыли, не хотели вспоминать, как получили они тесто, как профессор уговаривал их отдать все запасы «вечного хлеба».

— Это он погубил нас! Он лишил нас жилища, обрек на смерть наших детей. Он обрушил на наши головы все несчастья. Смерть профессору Бройеру! Смерть душителю!

И разъяренная толпа бросилась на холм, к усадьбе профессора. Напрасно Иоганн, Роберт и Оскар пытались убедить толпу не делать безумных поступков. Гнев не рассуждает.

9. Осада

Профессор Бройер переживал тяжелые дни. Он знал, что делается в деревне. Он сделал все возможное, чтобы предупредить несчастье, но все же чувствовал себя косвенным виновником происшедшего.

— Какой ужас! Какой ужас! — повторял он, шагая из угла в угол по своему кабинету. — Что за несчастная судьба! Сорок лет жизни потратить на то, чтобы сделать людей счастливыми и причинить им столько несчастий…

От вспышек отчаяния профессор переходил к лихорадочной работе: он изобретал средство, которое могло бы быстро уничтожить тесто или, по крайней мере, замедлить его рост. Он ночи просиживал, не отрываясь, за работой в своей лаборатории. Но ему необходимо было произвести огромное количество опытов, прежде чем он сможет добиться каких-нибудь практических результатов. На это нужно было время. А работать приходилось в постоянном нервном напряжении среди окружавших его ужасов. И он был близок к нервному расстройству. Бройер ожидал, что рано или поздно возмущенная толпа может произвести нападение, и приготовился к этому. Жизнью он не дорожил, но ему казалось, что только он один может спасти человечество, прежде чем оно погибнет от теста. И он решил отстоять свою жизнь во что бы то ни стало.

Когда испуганный, слуга вбежал в его кабинет и прерывающимся голосом сказал: «Толпа рыбаков бежит к нашему дому», — профессор Бройер только с грустью спросил:

— Уже?

Минуту он сидел в глубокой задумчивости, как осужденный, которому сказали: «За вами пришли. Идите на казнь». Но скоро овладел собой, выпрямился и спокойно отдал приказание:

— Закройте двери. Карл. Вставьте дубовые ставни в окна первого этажа.

Бройер и Карл быстро принялись за работу. Входная дверь была сделана из толстого, тяжелого дуба, окованного железом. Такая дверь могла долго выдерживать натиск. Довольно узкие окна нижнего этажа прикрывались ставнями с железными болтами. Все было давно обдумано. Карл успел даже закрыть ворота, хотя они были сделаны и не так прочно, как входные двери.

— Все-таки задержат их на время, — сказал слуга. Домик профессора приготовился к осаде. Крики толпы уже отчетливо слышались за стеною каменной ограды.

— Смерть душителю! — кричала разъяренная толпа, и удары тяжелыми рыбацкими баграми посыпались на доски ворот. Собаки, спущенные с цепи, подняли отчаянный лай. Толпа волновалась, ворота трещали и, наконец, поддались. Вооруженные баграми и гарпунами, рыбаки ворвались в сад, покончили с собаками и осадили дом.

— Открывай дверь! — кричали рыбаки. — Все равно тебе не уйти живым отсюда.

Профессор выглянул из узкого окна второго этажа. Несмотря на весь ужас положения, он невольно улыбнулся, увидя толпу осаждавших: ни одна армия в мире не состояла из таких толстых, неповоротливых людей! Заботы и труды последних дней сделали свое дело, но все же они были еще так неимоверно толсты, что можно было подумать, будто они собраны на какой-то конкурс толстяков. Они страдали одышкой и быстро уставали. Это делало их менее опасными противниками.