Анастасия

Но додумать она не успела – Ярл что-то сделал, и стеклянная стенка ящика загорелась изнутри. Там, в ящике, пела на незнакомом языке женщина.

Анастасия неособенно и удивилась. Те картины, что показывал волшебник из снежной осени, были гораздо удивительнее – яркие, объемные, подлинное окно в другой мир, окно без рамы и границ. А здесь – пусть и цветное, но плоское зрелище, ожившая картина. Ну, не картина, положим, видно, что женщина живая, но все равно плоский, оживший в ящике гобелен… Но интересно.

Она спохватилась и сделала ужасно изумленное лицо. Краешком глаза наблюдала за Ярлом – нет, все в порядке, он важничал, покровительственно усмехался. «А мы-то при свечах и факелах живем, как дикари», – сердито подумала Анастасия, допивая бокал.

Музыка была резкая, негармоничная, какофония какая-то. Женщина пела на незнакомом языке. Одежды на ней почти что и не было – так, несколько бахромчатых лоскутков, соединенных нитками бус, и певица двигалась так, чтобы еще больше это подчеркнуть.

– Великолепное развлечение для мужчин, я понимаю, – сказала Анастасия язвительно. – Если нет рядом живой женщины и уговорить ни одну не удается, сиди и пялься…

– Тебе не нравится? – удивился Ярл, подходя ближе.

– Довольно убого, – сказала Анастасия. Услышав над собой его хриплое дыхание, подняла голову и глянула ему в глаза с дерзкой усмешкой. Видимо, он понял. Не шелохнулся. Сказал грустно:

– Действительно – княжна… Извини, пожалуйста, я отлучусь на короткое время.

И ушел. Женщина выплясывала, изгибая холеное тело. Решившись, Анастасия поднялась, на цыпочках подошла к портьере, отодвинула ее указательным пальцем, приникла одним глазом к щелочке.

Ярл стоял спиной к ней и что-то тихо говорил. Прижимал к уху странный предмет на длинной белой веревке и говорил словно бы в него, словно там, внутри, сидел собеседник. Говорил на незнакомом языке, но вдруг явственно произнес ее имя. «Ничего не понимаю, – растерянно подумала Анастасия. – Он это явно всерьез. Молится?»

Ярл положил предмет, Анастасия поняла по его спине, что сейчас он обернется, опустила портьеру, бегом, на цыпочках вернулась в кресло. Заинтересованно уставилась в ящик, где плясали уже несколько женщин.

– Послушай, а как это делается? – спросила она вернувшегося Ярла.

– Очень долго объяснять. Как ты смотришь, если мы с тобой сейчас отправимся в гости?

– Давай отправимся, – сказала Анастасия.

Она была удивлена не на шутку. По всем канонам он должен был сейчас добиваться ее благосклонности. Видно же по нему, что ему этого ужасно хочется. Что же, один ее взгляд его остановил? Сомнительно. Полное впечатление, что он и в самом деле разговаривал с кем-то, после чего его собственные планы резко переменились. Или он с самого начала поступал вопреки своим желаниям? Пожалуй, именно такой у него вид. Сплошные загадки. Что ж, идти нужно до конца…

Дом, куда они пришли, был полон людей. Фонари горели не белые, а какие-то странные, все время менявшие цвет – синий, красный, желтый, розовый… И музыка играла, похожая на ту, из ящика. И никто ее не слушал – люди пили, беседовали, танцевали как-то странно, медленно и обнявшись.

Ярл усадил ее на мягкий длинный диван у стены, сунул в руку бокал и пропал куда-то. Анастасия украдкой оглядывалась, присматриваясь к платьям женщин – и короткие, и длинные, с разрезами на боку или спереди, а уж вырезы… Она фыркнула про себя.

– Ты откуда, прелестное дитя? – с тем же странным и смешным выговором спросила ее сидевшая рядом женщина.

– Издалека, – осторожно ответила Анастасия, присмотрелась к ней – красивая и сильно пьяная. Что ж, это к лучшему.

– Очень издалека?

– Очень.

– Да, я смотрю – из этих феодальных принцесс… Ты молодец. Умница. – Женщина обняла Анастасию за шею и чмокнула в ухо влажными губами. Анастасия вежливо стерпела. – Совсем не боишься, глазенки спокойные… Умница. Это редкость. Обычно дикарям ровным счетом ничего не объяснишь, дикари и есть… Прошла уже выучку, а?

Анастасия оставила все свои мысли при себе и спросила так, словно все знала и все понимала, даже употребила это их странное обращение с множественным числом:

– А вы давно в этом городе?

– Я родилась в этом городе, – сказала женщина. – Или ты имеешь в виду, давно ли я знаю? Давно. – Она жарко прошептала Анастасии в ухо. – Так давно, что никаких секретов от меня уже не скрывают. Ну никаких. Сказать?

– Скажи, – тоже шепотом ответила Анастасия.

– Глупости все это – насчет веков. Веков не осталось. Остались недели, считанные. Видела прибой? Нет? Что же ты так, неужели неинтересно? Ну, все равно, дело твое. Считанные недели остались, знаю совершенно точно. Жуткое будет зрелище, как подумаешь, что пришлось бы его с земли наблюдать…

Она бормотала что-то непонятное уже, бессмысленное. Анастасия не слушала. Кажется, достаточно и того, что услышала. Странное дело – удивительно легко, без малейших усилий и натяжек эта пьяная болтовня сочетается с тем, что уже известно. Совпадение? Чересчур зловещее совпадение…

Ее мягко тронули за плечо. Ярл стоял над ней:

– Пойдем.

Анастасия поднялась, деликатно отстранив руки женщины, лепетавшей что-то в пьяном умилении.

Они прошли еще через несколько комнат, где никто не обращал на них внимания, остановились перед закрытой дверью.

– Сюда, – сказал Ярл.

Но сам остался снаружи. Анастасия помедлила, однако в распахнувшейся двери увидела самую обычную комнату и человека в кресле – одного. На ловушку это никак не походило. И она решительно переступила низкий порог. Дверь тихо затворилась за ее спиной.

– Садись, пожалуйста, – сказал человек.

Анастасия села напротив него, положила ногу на ногу, покачивая носком сапожка, переплела пальцы на колене и откровенно разглядывала хозяина.

Человек тоже был не такой.

В одежде балтов, но не похож на них. И волосы короткие, с первой сединой, подстрижены чуточку не так, и цвет лица иной, оно не столь бледное, как у живших под землей балтов. И выражение лица другое, и черты, даже ногти на руках как-то не так подстрижены, даже поза, и часы на руке очень похожи на часы Капитана… Обострившимся, почти звериным чутьем Анастасия понимала – этот другой. Он не отсюда. На миг ее даже покинула уверенность в себе, на миг, не более.

– Неплохо для девочки, еще вчера игравшей с мечами и гербами, – усмехнулся он. И выговор у него другой.

– Ты о чем? – спросила Анастасия. Он улыбнулся и протянул ей бокал с рубиновой жидкостью:

– Ты хорошо держишься. Или уже знаешь кое-что?

– Ничего я не знаю. – Анастасия приняла бокал. – Просто я не падаю в обморок при виде чудес. Я их насмотрелась по дороге, когда ехала сюда.

– Из Империи?

– Из Империи.

– Серьезное путешествие. Хочешь о чем-нибудь спросить?

– Я и так знаю, что услышу, – сказала Анастасия. – Что это чересчур для меня сложно. Все почему-то повадились называть меня прекрасной дикаркой.

– Но ты и в самом деле прекрасна. И в самом деле в какой-то степени дикарка. Дикарка по сравнению с теми, кто жил до… неважно, как это назвать. Жил до.

– Я глупее? Более жестока? Более зла? Или у вас дикарем человек считается только потому, что с детства не видел вот этих штук? – Она указала в угол, где стояло что-то блестящее, непонятное, все в прозрачных цветных колпачках и прозрачных окошечках.

– Не сердись.

– Я и не сержусь, – сказала Анастасия сердито, отпила из бокала почти до дна и пожалела – было еще крепче, чем вино Ярла, она даже поперхнулась. – Просто слишком многие хотят мною играть, как вещью.

– Прекрасной вещью, – мягко поправил он. – И умной, – тут же поторопился добавить. – А это – нечто иное. Такую вещь берегут. Прости… Я просто неудачно пошутил. Не умею шутить.

– Это сразу заметно.

– Девочка, втяни коготки. У меня не было намерений тебя оскорбить. Я не стал бы тебя приглашать только за этим.

– Понятно, – сказала Анастасия.

– Да нет, не совсем понятно, прелестная моя Анастасия.