Страница 2 из 4
– Бесперебойно? – поинтересовался я, слегка воодушевляясь.
– Кого там! – скривился пастух. – Еще с какими перебоями! Жара стоит, бывает, коровы маются от жажды, а воды все нет и нет!..
Обрадованный «наличием проблемы», ведь нас учили, что проблема – основа журналистики, я все это скоренько записал и «продолжил расследование»:
– А еще какие у вас есть трудности?
– Зеленки нет совсем, – драматично вздохнул пастух.
– Понятно! – кивнул я, как мог деловито, и отметил названный факт в блокноте. Затем, решившись блеснуть знанием единственного известного мне сельскохозяйственного термина, спросил: – А как, извините, травостой?
– Какой тут, на хуй, травостой, – горестно покачал головой пастух. – Травы нет совсем… Зато крапивы много! Крапивой коров и кормлю!
Всё. На этом наш предельно содержательный разговор закончился, я сел в машину и вернулся в редакцию. Там я принялся за материал. К вечеру он был готов, а утром я вручил его редактору. Тот начал читать…
– Ты что с ума сошел? – спросил он меня для начала. – Где это видано, чтобы коровам в деревню воду из города возили?
– А где же они воду берут? – усмехнулся я с чувством явного превосходства.
– В пизде! – рявкнул редактор. – В речке они воду берут! Где же еще? Ты с пастухом этим где разговаривал? На скамеечке, небось? Возле домика?
– Да, – признался я, несколько обескураженный.
– А шаг бы шагнул от скамеечки, заметил бы, что луг этот находится на берегу реки!
Я понял, что топографию своего района редактор знает в масштабе 1:1.
Он продолжил чтение… И вздрогнул:
– А это что еще такое? «Коровам не хватает зеленки, куда смотрит сельская аптека!» Что такое зеленка, ты знаешь?
– Конечно знаю, – пожал я плечами. – Лекарство. Ею ранки мажут, лишаи разные…
– Дурак ты! Зеленка – это озимая рожь. Корм это!
Прочитав еще пару строк, он схватился за сердце и процитировал:
– «Передовой метод! Нет травы, кормим коров крапивой! Крапивы у нас навалом!» Да ты опизденел, что ли, практикант хуев?! Да нас с тобой обоих за это посадят! Ты знаешь, что от крапивы молоко становится вредным для здоровья, ядовитым почти?! От такого молока подохнуть можно!
Я к этому моменту уже осознал, что пастух сразу, с первых слов разговора, понял, какой к нему приехал лопух… Я стоял перед редакторским столом красный, как рак… Какого же было мое удивление, когда он, основательно мой материал почиркав и оставив в нем только общие бессмысленные фразы, отдал его в печать… Ну нечем, нечем ему было заполнять свою убогую районку.
… А эта история случилась, когда я уже работал корреспондентом отдела учащейся молодежи газеты «Молодой Ленинец».
Пришла ко мне девушка-практикантка по имени Оксана. «Дайте мне задание», – говорит. Ну, и дал я ей задание: написать про студенческий клуб подводников.
Через пару дней она принесла мне материал, но меня на месте не оказалось, и она оставила текст у меня на столе. Я пришел, прочитал. Нормально. А особенно понравилось, что в клубе этом, в аквариуме, живет рак по имени Вова. И я, редактируя, поставил абзац про рака Вову в начало корреспонденции.
Спустя несколько дней девочка звонит мне:
– Юлий Сергеевич, ну как, понравился вам материал?
– Нормально, Оксана, молодец! – отвечаю я с воодушевлением. – Только я решил начать с рака.
Чувствую при этом, что какое-то слово странное у меня в конце фразы получилось и, на всякий случай, как бы пробуя его на вкус, еще раз повторил: «Срака…»
– Не поняла, – испуганно говорит Оксана на том конце провода. Тогда я судорожно стараюсь понять, как мне сказать, чтобы все вышло прилично. Как-то падеж надо поменять. Не «с чего начать», а «чем начать», решаю я и быстро говорю:
– Я решил начать раком.
Девочка трубку бросила, и не появлялась у меня, пока я не нашел ее сам в университете. Правда, она было шарахнулась от меня, но я ее догнал и объяснил, что ничего дурного в виду не имел. Но все равно она больше со мной не сотрудничала.
Самолет в Стрежевой
Я отправился в командировку в город нефтяников Стрежевой. Добраться туда можно было только таким образом: на автобусе доехать до районного центра «поселок Александровский», а оттуда – на самолете.
До Александровского я доехал. Нашел «аэропорт» – длинный дощатый барак. Купил билет до Стрежевого и стал ждать, сидя на скамеечке и читая «Мертвую зону» Кинга. Через некоторое время раздался звонкий девичий голос:
– Рейс номер четыре, за мной!
Я глянул в билет. Рейс номер четыре.
– За мной! – вновь выкрикнула дивчина, и теперь я увидел ее. Точнее – ее спину: она уже бежала к выходу, а за ней спешили трое мужчин и собака дог. Я вскочил со скамейки и кинулся за ними. Догнал уже на взлетном поле.
Когда я увидел самолет, я понял, почему нас, пассажиров, только четверо: это был «кукурузник» АН-2. Никогда я на таком не летал. Пропеллер уже вовсю ревел. Из кабины высунулся летчик и заорал:
– Быстрее, смертнички!
«Нехорошая шутка», – подумал я, и мы забрались в самолет. Сиденья были жесткими, откидными, мы уселись друг против друга, прислоняясь спинами к стенкам самолета. Дог улегся на пол между нами. Внезапно гофрированная картонная перегородка между салоном и кабиной сложилась в гармошку, и оказалось, что летчик находится от меня на расстоянии вытянутой руки.
– Пристегнитесь! – сказал он, отвернулся, и кукурузник побежал по взлетной полосе. Когда его шасси оторвались от почвы, и самолет выровнялся, кто-то из пассажиров осторожно спросил:
– Шеф, а куда мы так торопимся?
– В могилу, – отозвался добрый летчик. – У меня оклад сдельный. Сейчас гроза начнется, могли рейс отменить.
– А почему не отменили?
– Дурни потому что. Не заметили еще.
– А заметят?
– Поздно будет. Уже летим…
«Так. Встряли», – поняли мы.
И тут началось. Резко стемнело… Грянул гром, засверкали молнии, сплошной поток воды застлал видимость в окошках… Воздух стал сырым и спертым. Казалось, наш самолетик кувыркается в этом черном мокре то так, то сяк. Собака принялась скулить, а потом и блевать. Тесный салон наполнился вонью.