Страница 2 из 14
До города Сергей добрался за двадцать минут и вскоре уже сидел в архиве со стаканом мутного чая в руке, выделенным добрым архивариусом Шнейдером. Чай отчетливо пах банным веником, и Сергей пить его не собирался, но и вылить не мог, дабы не обижать архивариуса.
Старичок и впрямь оказался не простым, а с загогулинкой. Да и не старичок он был вовсе. Хотя как посмотреть: по годам вроде и старичок.
Корнеев Борис Протасович. Родился 21 октября 1909 года. Е-мое, годков-то старикану! А он еще рыбу ловил вовсю. Крепенький, однако…
Сергей прочел следующую строку и вздохнул. Ну еще бы. Не зря Зотов так встревожился. Генерал-майор в отставке. Товарищ Корнеев славно потрудился в свое время в НКВД-НКГБ СССР, заработал Ленина, два Боевых Красных Знамени, Знак Почета, три Красных Звезды… Почетный чекист… Именное оружие… И послужной списочек любопытный: учился, старался и угодил сразу в аппарат НКВД Украины, потом в Москву перебрался, уже в НКГБ, не столь частая вещь в то время, учитывая соперничество контор. С 1940 года – в Эстонии, только-только объявившейся в составе Советского Союза. Там был до войны, потом короткое время работал в Чебоксарах, далее – Смерш. На фотографии военных времен старичок был бодрым молодым человеком в форме и портупее, рядом – какой-то тип с тремя шпалами. После Смерша – КГБ, аппарат Семичастного, а в 1972 году – отставка. Ну, для почетного чекиста это не возраст, и не по болезни вроде бы… Насолил кому-то старичок, насолил. Кто у нас тогда был председатель КГБ? Серов? Или Андропов? Или еще кто?
Ладно, не суть важно. Главное, не ко двору пришелся дедушка генерал.
Детей у Бориса Протасовича не случилось, жена, Марина Михайловна Корнеева, урожденная Толкач, пропала без вести в 1941 году во время эвакуации из Таллина. С тех пор Борис Протасович не женился, что, собственно, ни о чем не говорит. Родственников вроде никаких и не осталось.
А надо бы посмотреть квартирку покойного, вот что надо сделать… Живет он на Урицкого, совсем недалеко, все равно придется там копаться, так чего откладывать?
Архивариус, что-то напевая под нос, возился у себя в комнатке, и Сергей аккуратно вылил содержимое стакана в крысиную нору в углу. Крысы обитали в архиве в изобилии, но бумаг не жрали – видимо потому, что с правой стороны к архиву примыкала столовая троллейбусного парка, где еды было предостаточно.
– Уже закончил, Сережа? – поинтересовался Шнейдер, высовываясь.
– Да, Арон Никифорович, спасибо.
– Может, еще чайку?
– Нет, Арон Никифорович, спасибо, побегу… Бумаги я у вас возьму на время, ладно?
– Ну, вообще-то… – Шнейдер скорчил начальственную мину и махнул рукой: – Кому они нужны-то. Бери, конечно.
Местожительство покойника на Урицкого оказалось в сталинском доме с лепниной, окрашенном в унылый буро-зеленый цвет. Найдя ЖЭУ и понятых в виде двух старух, прихваченных с лавки, Сергей в компании участкового, от которого ощутимо пахло пивом, поднялся на третий этаж. Слесарь из ЖЭУ открыл дверь и удалился, говоря:
– Не люблю на покойников смотреть. Прошлый месяц старушенция в соседнем доме померла, две недели валялась, пока вспомнили… Чуть не сдох, когда открыл. Водкою еле отпился.
Сергей не стал ему объяснять, что покойник отсюда далеко, и вошел внутрь.
Жил старик бедновато, из предметов роскоши – один телевизор, зато «Шарп». В небольшом стеклянном ящике на подоконнике сидела рыжая морская свинка и печально смотрела на вошедших.
– Свинка никому не нужна? – рассеянно спросил Сергей, озираясь. – Подохнет ведь.
– Крыса-то? – испугались бабки. – Упаси Господь. Пакость какая.
В общем-то ничего они не нашли. Собрания сочинений Ленина и Сталина на полках, Шолохов, Симонов, неожиданно Пастернак и Солженицын. Хотя почему неожиданно? Солженицына многие старые чекисты не прочь почитать. Для смеху, как говорил казанский дядя Кузя, в свое время работавший в Устьвымлаге. Много чего там Солженицын навертел. Ну, оно и понятно: сидел человек, обиделся на весь свет, чего ж ему дифирамбы распевать.
Сергей прошелся по комнате.
Пожелтевшие фотографии каких-то чекистов за стеклом в рамках, Большая советская энциклопедия пятидесятых годов… Древний дешевый хрусталь, в мойке – грязные тарелки, стаканы. В допотопном холодильнике «Саратов» кисла пачка сливочного масла, в морозилке обнаружился серый слиток пельменей. Старик довольно много пил – угол кухни был заставлен бутылками из-под «Столичной» и пива.
Никаких архивов, любопытных бумаг и даже именного оружия Сергей не нашел. В деревянном ларчике – ордена и медали, каждая награда заботливо завернута в тряпицу. Здесь же небольшой кинжальчик в черных ножнах, на них табличка с гравировкой: «Тов. Корнееву Б. П. от друзей. 12.10.1949».
Бабки откровенно зевали и переговаривались насчет событий очередного сериала, участковый принялся икать и пошел в ванную пить воду.
– Что старичок-то, спокойный был? – спросил Сергей у старушек.
– Покойник-то? Тихий… – закивала одна, в платочке с символикой московской Олимпиады 1980 года. – Бывало, здоровался все, на скамеечке уважал посидеть, про политику поговорить… Ельцина сильно ругал, да кто ж его не ругает.
– Ходил к нему кто-нибудь?
– Да кто к нему придет… Один как перст.
– Хорошо…
Еще полчаса поисков не дали абсолютно ничего. Все, что могло хоть как-то пригодиться – несколько записных книжек и альбом с фотографиями, – Сергей забрал с собой, квартиру опечатали, и он направился к месту работы.
Зотов уже сидел в кабинете, листал подшивку «Плейбоя» за 1997 год, невесть как попавшую в свое время в дежурку. Завидев Сергея, он поднял журнал и возопил:
– Смотри, какие сиськи!
– Силиконовые, – пренебрежительно сказал Сергей, сгоняя его со своего стула.
– Иди ты… Смотри, как висят. Силиконовые так не висят.
– А ты их видел, силиконовые?
– В натуре не видел, а по видику – сколько угодно.
– Силиконовые так не усечешь. Вот когда на спину ляжет, они вверх торчат, а настоящие должны на две стороны разваливаться, – поучительно сказал Сергей.
Зотов выпучил глаза:
– Откуда знаешь?
– Памелу Андерсон имел однажды… Шучу. Ладно, что там с дедом?
– Что и всегда: вскроют деда, пульку достанут… Облазили там все, как ризеншнауиеры…
– Как кто? – не понял Сергей.
– Ризеншнауцеры… Собаки такие. Кусты, траву, у берега аквалангист понырял… Удочку вторую достали, пустая, сволочь.
– Ничего не нашли?
– Я ж говорю – пустая. А клевал кто-то. Наживку съели…
– Я не про удочку!
– А-а… Нет, ничего. Следов никаких особенных, окурков тоже… Гильзу и ту не нашли. Или с собой забрал, или, к примеру, в речку закинул подальше. Там глубоко, на середине метров семь: воронки, во время войны бомбили. Короче, потенциальный висяк. Но кое-что все-таки есть.
Отвлекшийся было на журналы Сергей развернулся в кресле.
– Что?!
– А-а, завело! – захихикал Зотов. – То-то я на самый конец приберег. Прямо возле дедушки, на глиняной проплешине, веточкой было нацарапано… Сейчас, я на бумажку переписал специально.
Зотов покопался в кармане пиджака и достал сложенный в несколько раз листок в клеточку. Развернул и прочел:
– Коерасурм.
– Чего-о? – вытаращил глаза Сергей.
– Коерасурм, – с гордым видом повторил Зотов. – Написано не нашими буквами, английскими. Вот, смотри.
Сергей посмотрел, пожал плечами:
– Бессмыслица какая-то. Коерасурм… Это не английский. И не немецкий. Хотя черт его знает… Сними мне копию, а листик покажи нашим умникам, может, чего выведают. Эксперт надпись скопировал?
– Обижаешь. Загипсовал в лучшем виде. Слушай. – Зотов понизил голос. – Старичок-то контрразведчик, может, его спецслужбы кокнули?
– Контрразведчиком он был, положим, энное количество лет назад, а с тех пор – обыкновенный советский пенсионер. Ну, заберут дело гэбисты, – развел руками Сергей. – Нам-то что? Только жить будет легче, а им – головная боль. Но думаю я, брат Зотов, что возиться нам с этим покойничком не перевозиться… А посему пойдем-ка грохнем пивка, все равно наш в Москве, а Тутушину до нас дела никакого нет. Согласен?