Страница 8 из 10
– Извини, Керж, работа ждать не любит, – я погладил конягу по голове и, сунув ему в рот заготовленную морковку, добавил: – Да и Фетиш тоже…
Керж только презрительно фыркнул: его такие проблемы не волновали.
– Хорошо тебе, дружище, – невесело усмехнулся я. – Служишь только мне, да и то – непосильного от тебя не требуется. А вот скажут твоему хозяину: достань звезду с неба! И придется доставать. А куда деваться? Есть-то хочется! А тут с Лин еще поругался. Вот скажи, Керж: твои кобылы требовали когда-нибудь серенад под окнами и цветы в постель?
Керж снова фыркнул, гордо задрав подбородок.
– Вот видишь – у вас, лошадей, все гораздо проще. А люди – это такие привередливые существа!.. Благодари Одина за то, что родился конем, а не человеком! Хотя, что я перед тобой распинаюсь? Ты ведь все равно ничего не понимаешь! Пойду я лучше в дом, будить нашу «спящую красавицу». Да и поесть тоже надо… Ну, ладно, жди меня и не балуй, я скоро!
Конь пристально смотрел мне вслед, видимо, дожидаясь, когда я уйду и можно будет всласть поржать над моими заморочками.
– Вставай, Свэн! – я бесцеремонно стащил со спящего кобольда подранный плед. – Утро уже!
Храбрый муж племени Свинке ров недовольно хрюкнул, почесался и сел. Мутным взглядом обведя комнату, он от души зевнул и проворчал:
– Чего так рано, мастер Гриф?
– Времени у меня нет, – сурово сказал я. – Бабушка и так уже заждалась. Небось, сейчас меня у ворот высматривает!
– Так вы ж говорили, что больна она!
– Ну, больна. И что с того?
– Да так, ничего… – пробормотал кобольд и снова зевнул.
Я пожал плечами и отправился на кухню. Старый хлеб не желал ломаться, но мне отступать было некуда: есть хотелось – аж жуть! В конце концов булке пришлось сдаться, и два большущих ломтя легли в старую, чуть треснутую тарелку. Сверху приземлились два ломтя холодного мяса. Сглотнув набежавшую слюну, я впился зубами в бутерброд. Живот громко заурчал, напоминая, что вчера вечером ему, кроме пива, ничего не досталось.
– О! Мясо! – Свинкер издал победный вопль и бросился к тарелке.
– Тише ты… – я едва успел отскочить в сторону. – Пить будешь?
– Угу, – промямлил свинтус с полным ртом. Я вытащил из-за шкафа небольшой кувшин и наполнил две кружки. Свэн разочарованно охнул: он, наверное, ожидал увидеть вино или, на крайний случай, пиво, но никак не обычную воду. Только вот зачем бы меня вчера понесло в таверну, если дома еще кувшинчик был бы полнехонек?
Однако разочарование свина длилось недолго: схватив кружку огромном лапищей, он жадно прильнул к ней губами. Опустошив посуду, степняк поставил ее обратно на стол и, довольно хрюкнув, смачно рыгнул.
– Ну, ты и свинья, – сморщился я.
– Простите, мастер Гриф, – смутился кобольд. – У нас в Степи считается, что отрыжка зависит от еды: если еда вкусная, каждый уважающий себя кобольд должен рыгнуть!
– Оставь эти обычаи при себе и не делай так больше, – наказал я ему. – Если я через каждые четыре часа буду слышать твою отрыжку и бесконечное чавканье, я точно двинусь мозгами! Ты меня понял?
Кобольд кивнул, но чавкать, тем не менее, не перестал. Я смерил его уничижающим взглядом, потом безнадежно вздохнул и вновь принялся за свой бутерброд. Пару минут спустя трапеза была окончена, и, смахнув с груди крошки, я жестом велел кобольду следовать за собой.
В прихожей нас уже ждали бэги. В одном щедрый хозяин (то есть я) поместил провизию для «дражайшего пятачкастого друга», в другом лежали мои собственные пожитки. Проверив, все ли на месте, я закинул бэг за спину (а все-таки легкий – не зря вчера разгружал!) и кивнул кобольду: мол, иди вперед.
Свэна два раза уговаривать не пришлось: толкнув лапой дверь, он, чуть пошатываясь под тяжестью мешка, вышел наружу: земля под ногами степняка мелко вздымалась пылью. Я вышел следом, мысленно умоляя Одина, чтобы соседи не увидели меня с проклятой свиньей, и, вытащив из кармана ключ, запер дверь на три оборота: за целый месяц хибарку на краю Тчара можно разобрать по камушкам, вытащить все изнутри и собрать вновь, еще лучше, чем было. А мне это совершенно ни к чему.
– Вот это, – я похлопал Кержа по крупу, мой конь. Следуй за ним, не отставая ни на шаг.
– Хорошо, – кивнул кобольд. Потом, видимо, прикинув перспективу пешей прогулки до самого 3рега, осторожно спросил:
– А, может, найдется какая-нибудь ма-а-аленькая коняжка?.
– Нет, – безжалостно отрезал я, в душе надеясь, что кобольд передумает и останется в Тчаре, избавив меня тем самым от постоянного нытья, хрюканья и чавканья со всеми прочими отрыжками.
Он заколебался. Я уже видел, словно наяву, как степняк в сердцах бросает мешок на землю, кричит «Пропади оно все пропадом!» и уходит… уходит…
Картинка задрожала, стала подпрыгивать, а потом и вовсе разлетелась на сотни сотен осколков: кобольд не швырял бэг на землю, ничего не кричал и уж конечно никуда уходить не собирался. Он просто досадливо хрюкнул:
– Тогда идем так. И пошел.
Я сплюнул коню под копыта и дал пятками по бокам, надеясь, что верный конь сейчас унесет меня к самым воротам, и кобольду придется попотеть, чтобы нагнать нас с Кержем там.
Однако и этого не получилось: конь переступал очень осторожно и медленно, то и дело брезгливо поглядывая себе под ноги – он тоже боялся испачкаться.
Пришлось сделать вид, будто так все и задумывалось, хотя я мысленно пообещал при первой же возможности устроить Кержу хорошую взбучку.
Так мы и шли до самых ворот: я, важно покачиваясь в седле чуть впереди, и кобольд, недовольно бурча чуть сзади.
– Если будем двигаться быстро, – говорил я негромко, – то к ночи прибудем в «Пивную долину». Там заночуем, а дальше посмотрим. Провизии у нас на три дня, так что заправиться тебе только в 3реге придется.
Кобольд быстро кивал, соглашаясь со мной, как с более опытным спутником, и не переставая хлюпал сапогами по размытой дороге.
Я посмотрел на небо: грозовые тучи уже ушли, и не по-осеннему яркое солнце свободно освещало землю – слава Одину, до «Кружки» не придется добираться вплавь!
Ворота захлопнули прямо у нас перед носом.
– В чем дело? – недовольно бросил я дежурящим У дверей лицейским.
– Грамоту давайте, – лениво ответствовал один из них, от нечего делать пожевывая соломинку.
– Какую еще грамоту? – нахмурился я.
– Новой указ Его Величества, – прикрыв глаза, второй стражник с аппетитом жевал яблоко. Из красного плода осторожно выглядывал жирный червяк, видимо, изучая пожирателя своего домика. Лицейский на червя никакого внимания не обращал, усиленно продолжая работать челюстями. – Если путник въезжает в город, он должен предъявить грамоту, заверенную печатью мэра из того города, откуда он держит путь. Стражник на секунду запнулся, раздумывая над правильностью всего сказанного, а потом удовлетворенно кивнул: – Да, именно так.
– А если у нас нет грамоты?
– Значит, город вам не покинуть. Если вы, конечно, не научились летать, – брякнул стражник с соломинкой, и оба лицейских, запрокинув головы, громко загоготали.
Багровые их рожи навели меня на одну очень любопытную мысль, а запашок, исходящий от стражников, окончательно ее подтвердил: оба пьяны, как только вернувшийся с войны ополченец! Значит, можно рассчитывать на небольшую «благосклонность»…
– Может, мы договоримся? – у меня в ладони невероятным образом появились две монеты.
– Нет, мы не можем, – помедлив, покачали головой оба служителя порядка.
– А так? – Количество монет в моей руке возросло вдвое.
– Нет, Гриф. С ними твой номер не пройдет, – хмыкнул кто-то за спиной.
Я обернулся. Несколько мгновений изучал собеседника. Потом развернул коня к вновь прибывшему и натянуто улыбнулся:
– Мэд, дружище! Какая встреча!
Человек в зеленом камзоле с лицейским значком на груди зло ухмыльнулся:
– Не друг я тебе, Гриф. Далеко нет.
Еще бы, подумал я про себя. Кто, кроме меня, мог претендовать на верхнее место в твоем черном списке, списке Мэда Либзгоу, главы тчарского Лицея, подлой крысы, погрязшей во взятках и казнокрадстве? Будто я не знаю, что ты бы с радостью вырвал эти треклятые деньги из моих рук, если бы хоть на время забыл тот позор на свадьбе дочки!