Змеи Эскулапа

– Я – Соломон, – не очень решительно произнес Харпер.

Помимо того, что хирург был старше его лет на десять, он отчего-то внушал канониру странное, несколько сыновнее почтение.

– Я знаю, Сол, – отозвался Огоновский, вдруг осветив лицо короткой белозубой улыбкой. – Вентиляция вроде дует, не так ли? Попробую-ка я поддать ей чертей – что-то курить смертельно хочется. Вы, кстати, курите?

Огоновский вылез из своего кресла, с видимым наслаждением размял измученную за много часов спину и потянулся к пульту фильтро-вентиляционной системы. Шипение под потолком усилилось, и своими обожженными легкими Харпер сразу ощутил, как потек по отсеку приятный холодок прошедшего через фильтры воздуха. Сложный металло-пластиковый аромат, давно уже ставший ему привычным, окрасился новыми тонами – откуда-то слабо запахло гарью. Вспомнив про ноги, Харпер тихо выругался.

– Болит? – сочуственно поинтересовался Огоновский. – Могу кольнуть, тут что-то есть в аптечке. Будете курить?

– Я не курю, – улыбнулся Харпер. – У нас на Кассандане не очень-то принято. А ноги, в общем-то не болят, спасибо… так, просто вспомнил, черт бы их взял.

– Не переживайте, вы будете ходить как новенький. Дней пять, я думаю, и все придет в порядок.

– Хотелось бы… Вы, кстати, кадровый? Я пришел на эту посудину уже после начала всей этой катавасии и не успел, конечно, познакомиться со всеми.

– Да нет, Сол. Я, кажется, пришел даже позже вас. Призвали-то меня в первые же дни, но сперва я ходил на «Моргане-8», потом его спалили, я кое-как выкарабкался, нас сняли с Ламина, я отлежался в санатории для тронувшихся умом и получил, наконец, направление сюда.

– Санатории?! – ужаснулся Харпер. – Что вы имеете в виду?

– Да так, – хохотнул в ответ Огоновский, – заведение такое – специально для резервистов, переживших боевой стресс. Обычно там отдыхают недели две, но некоторые, знаете ли, остаются навсегда: тишь, птички поют. Но у меня нервы крепкие, и меня турнули почти сразу, даже отоспаться толком не дали. Поглядели в досье – и все, пошел, пошел… крестик в погон сунули, по резерву-то я капитаном был.

– Но как же вы в резерве дослужились до капитана?

– А-аа, это долгая история. Впрочем, делать нам пока нечего, так что могу и рассказать. Понимаете, после орегонского медкорпуса у меня не очень заладилась карьера. То есть предложения, конечно, были, но ни одно меня не устраивало – работать ординатором и скучно и не особо прибыльно. Полгода я поболтался туда-сюда, а тут меня вызвали и предложили поступить во флот на трехгодичный контракт. К тому моменту у меня почти закончились деньги, ну, я подумал – а почему бы и нет, потом льготы всякие и тому подобное, да и согласился. Ну, оттарахтел это я контракт, надумал увольняться. Зовет меня кадровик и начинает, как положено, предлагать: и то, и се… вроде и клиники неплохие, да что-то опять мне скучно. В конце концов он уж взопрел – знаете, ведь по закону он должен устроить меня на вкусное местечко, – и предлагает: ну, тогда вступайте в государственный корпус здравоохранения развивающихся миров. Жалование там бешеное, страховки по высшему разряду, и главное – четыре пятилетних контракта – и пожалуйста, пожизненный пенсион. Я конечно, не знал, что мало кто выдерживает до второго контракта…

– У-уу, – восхитился Харпер, – так это, значит, все эти дикие планеты, да?

– Дикие – это мягко сказано. Я попал на Оксдэм. Это старая планета, ее заселили сразу после Распада, и всю дорогу там происходили чудеса. Цивилизацией практически не пахнет, нравы веселые, да еще и бактериологическая обстановка не самая благоприятная. А уж на болотах жить – а там пол-суши это сплошные болота – и вовсе славно. В общем, закинули меня в эти мокроты, дали инструкции… меня и напарника. Аксель Кр„нц его звали, железный был парень, бывший врач десанта. Уволился из-за драки, ха-ха… Нам, правда, повезло, другим бывало и хуже. В нашем районе обитал уникальный старик, доктор милостью божьей, который на этом Оксе всю свою жизнь просидел. Он нас и надоумил. Если б не его советы, загнулись бы мы Акселем через месяц. Или, как большинство коллег, удрали к чертям. С оружием там расставаться нельзя – ни днем, ни ночью. Представляете себе, что такое край рудокопов и скотоводов? И ближайший прокурор на другой стороне планеты. И связи нет практически… хо-хо-хо! За дешевенький бластер можно купить молодую девчонку – хочешь, на мясо, хочешь, еще для чего.

Харпер не поверил своим ушам.

– Как это – на мясо?! – переспросил он.

– А вот так, дружище. Были там любители, были… троих Аксель извел, он мечом крутил, что воздухом дышал. И стрелял дай бог каждому. В общем-то врачи, как государственные служащие приличного ранга, могут там чувствовать себя неплохо – если с умом подойти к делу, конечно. Мы заказывали себе целые контейнеры оружия, приличной жратвы и энергопатронов – и жили, в общем-то. На второй год нас уже так уважали, что никто и не трогал. А уж после того, как мы вытащили из лихорадки одного болотного царька, местные кошкодралы в нашу сторону и дышать зареклись. Аксель завел себе огромный гарем, слуг и все такое прочее… в общем, все было почти нормально, но тут болотные друзья что-то не поделили между собой, и началась резня. Три месяца мы, как глисты, бегали по заброшенным шахтам, таская с собой навьюченных жратвой и боеприпасами девок! Вот там я насмотрелся на все чудеса света…

Огоновский замолчал, тщательно притушил о подошву ботинка окурок. Кэп Харпер смотрел на него круглыми от изумления глазами, ожидая продолжения рассказа. Он много слышал о жизни на диких планетах, но еще ни разу не сталкивался с человеком, который сам жил этой жизнью.

– В общем, лазили мы там, лазили, и кончились у нас харчи. Думали поесть девок, да жалко стало: решили вылезать. Вылезли… Бледные, понятно, как спирохеты, отощали – а на поверхности-то, ха-ха, десантный зондеркорпус стоит. Утихомиривать, видите ли, прилетели. Тут бы нас и порешили, да, слава богу, Аксель вдруг знакомого встретил. А то, конечно, ну очень мы были на врачей похожи! Выжгли они там все, что только можно, все женское население под корень перепортили, навели, понимаешь, порядок. Да только ненадолго это все. Едва они улетели, жизнь пошла по наезженной колее. И нам пришлось начинать все заново, потому как вожди поменялись, какие-то новые люди понаехали, в общем, все по-новой. Я уж думал, нервы у меня не выдержат. Но нет, справились: лихорадка ударила. Там, в этом болотистом плоскогорье, раз в пять-шесть лет случается форменный мор, народ, особенно подземный, дохнет пачками. Никто никого даже не хоронит, бросают в болота, да и всех делов. Месяц мы с Акселем почти не спали. Вытащили. Всех, кого могли. Уже и уезжать не то что не хотелось, а вообще, даже в голову не приходило, до того привыкли… пятнадцать лет я там проторчал. Если б не эта война, будь она проклята, до пенсии четыре с мелочью оставалось.

– После войны вы хотите вернуться туда, дотягивать контракт? – тихо спросил Харпер.

– А кто его знает, куда мы теперь вернемся? – мрачно хмыкнул Огоновский и полез в карман за новой сигаретой. – Черт, как жрать хочется – интересно, когда нас снимут, забыли про нас, что ли? Куда мы вернемся, кэп? Мы, насколько я врубаюсь, еле унесли белы ноженьки, а назад нам теперь ходу нет: обложили. Теперь только вперед, а вперед – это, собственно, куда? Где-то будем отсиживаться, наверное. Хрен его знает, что там начальство выдумает.

У Харпера неприятно похолодело в животе, причем совсем не от голода. В принципе, он догадывался, что все так и есть на самом деле – фактически, док Огоновский лишь озвучил его темные мысли, да вот только признаваться в этом ему совсем не хотелось. Огоновский был прав, самым паскудным образом прав, а далеко-далеко на Бифорте Харпера ждала прелестная жена, которую он завоевал с отнюдь не малыми усислиями, крохотная дочка и впридачу – уютный, тихий тестев банк, в котором он мечтал осесть, заработав себе хотя б майорский пенсион.

Огоновский сплюнул на рифленый черный пол. Кэп вздернулся из кресла, задумчиво пошевелил шеей и спросил: