Ядовитые цветы

Но голос сестры отвлек Николая от размышлений о ее внешности.

– Коля, завтрак готов! Зови Наташу, Андрюшу. Маринка, наверное, потом поест, не будить же ее?

Так начался этот мартовский день – первый Лизин день в Москве – и завертелся, понесся так стремительно, как несутся дни только в Москве. К счастью, температура у Маринки спала, Николай уехал на работу, забросив по дороге в гимназию Андрюшу, Наташа, покормив дочку в постели и посмотрев на Лизу умильными глазами – «Лизочка, так надо сегодня в университет, просто позарез!» – тоже исчезла. И Лиза осталась дома словно бы одна: Маринка, измотанная недельной ангиной, снова уснула.

Лиза прошлась по квартире – тихой, солнечной, гулко-пустой. Она и вправду никогда не видела такого домашнего простора. Их новополоцкая малометражка меньше всего располагала к тому, чтобы по ней «пройтись». Мебели там было немного, только самое необходимое, а все равно чувствовалась теснота: телевизор можно было включить, не вставая с дивана, только руку протянув, на кухне вдвоем с мамой не разминуться. Нельзя сказать, что теснота раздражала Лизу. Она привыкла к ней, как привыкаешь ко всему, что невозможно изменить, а в девятнадцать лет мало думается о квадратных метрах, да и верилось в глубине души, что ее ждет совсем другое…

И сейчас, стоя посреди освещенной, почти пустой комнаты – это кабинет, наверное, вон сколько книг сложено на полу у стен, – Лиза чувствовала счастливый трепет в груди – трепет предчувствия. Она распахнула дверь и вышла на балкон, даже не набросив пальто; обманчивый, ласковый весенний ветер коснулся ее разгоряченных щек. Голова у нее слегка закружилась – шестнадцатый этаж! – и она вдруг поняла, что это светлое ветреное пространство, над которым она как на плоту плывет на широком балконе, – это-то пространство и таит в себе загадку ее будущего, которую ей предстоит вскоре разгадать. Никогда еще собственное будущее, подступая совсем близко, вливаясь в сегодняшний день, не наполняло ее таким восторгом. Вот оно, раскинулось перед нею, оно так же просто и вместе с тем необъяснимо прекрасно, как название этой улицы – Крылатские Холмы.

«Надо же, как красиво называется Колина улица», – подумала Лиза, возвращаясь в теплую комнату.

Она вообще любила названия московских улиц. Иногда, приезжая к Коле еще во время школьных каникул, даже смеялась от удовольствия, читая на матово-белых табличках «Большая Полянка», или «Воротниковский переулок», или «Садовая-Самотечная».

«Но то – в центре, – говорил ей брат. – А улицы в новых районах по-другому называются – Четвертая Шарикоподшипниковская, например. Москва – в ней, Лиза, всякого хватает».

«А вот ведь, – радостно возражала теперь Лиза, словно Николай только что говорил ей все это, – вот ведь и район новый, а улица – Крылатские Холмы, как красиво, правда?»

Нет, ее не обманет этот чудесный город, ей нечего бояться, надо только понять его, разгадать и немного привыкнуть к нему, не зря ведь он так манил ее…

И, улыбаясь от затаенной радости, Лиза перешла в гостиную. Здесь уже стояли большой мягкий диван, два кресла и журнальный столик. Столик был белый, диван и кресла – какого-то нежно-зеленого цвета, с серебристыми разводами. И ничем не накрыто, а ведь дети легко могут испачкать, изрисовать. Все-таки здесь, в Москве, люди совсем по-другому относятся к жизни, чем у них в Новополоцке! Там-то никто и не купил бы гарнитур такого цвета, а уж если купил, тут же накрыл бы каким-нибудь практичным, немарким покрывалом. Конечно, Коля теперь много зарабатывает, но ведь у них и за квартиру долг, да и не транжиры они беззаботные, хорошо знают, как деньги достаются. Здесь не в расточительности дело, а именно в том, что Лиза, как ей казалось, сразу почувствовала – в другом отношении к жизни. В уверенности, что вещи должны украшать жизнь, что нечего стесняться жить по душе, что человек должен чувствовать себя свободно… Едва ли все это связывалось в Лизиной голове в такие округлые фразы, но, сидя на удобном светло-зеленом диване, она думала примерно об этом. И понимала, что охотно соглашается жить именно так. Может быть, и поэтому ей хотелось стать здесь своею?..

Всего одна ночь в пути, всего одно утро в Москве, а уже сквозь дымку, как во сне, видится ей новополоцкий институт, вся недавняя ее жизнь, Борис, стоящий рядом с мамой на перроне… Значит, такая судьба, и слава богу! А сейчас пора варить обед – суп, кажется, стоит на плите, а второго она что-то не заметила. И, тихо заглянув в детскую, прислушавшись к сонному сопению Маринки, Лиза пошла на кухню.

Первым пришел домой Андрюша: открыл дверь своим ключом, неторопливо вытер ноги о коврик.

– Что, ты одна? Конечно, им лишь бы из дому сбежать, а еще взрослые!

– Но ведь папа на работе, Андрюшенька, что тут такого?

– А мама? У нее уже командировка началась, она вообще может на работу не ходить, но у нее же вечно дела.

– Ты прямо кот Матроскин, ей-богу! Это ты всегда их так воспитываешь?

– А их если не воспитывать, они вообще… Маринка спит?

– Не спит! – донеслось из детской. – Дюшка-нудюшка!

Наташа и Николай приехали вместе: он заехал за женой после работы, освободившись пораньше. Наташа впервые уезжала так надолго, и Николаю жаль было проводить врозь эти последние перед ее отъездом дни. Он вообще хотел взять отпуск, но потом решил сделать это, когда Наташа вернется. Как раз летом, и можно будет на море вместе поехать.

– О, смотри, Николка, жаркое на плите! Сразу видно, Лизочка дома, я-то не успела вчера. И компот – ну, это вообще роскошь!

Наташа заглянула на кухню, не раздеваясь, и, быстро сбросив плащ и сапожки, прошла в детскую.

– Мариночка, умница моя, ты уже совсем здоровенькая скоро будешь, правда? Ты слушалась Лизу, не вредничала? – послышался оттуда ее голос.

– Она отлично меня слушалась, – успокоила Наташу Лиза. – Вообще, ты не волнуйся, мы с ней поладим.

– Ой, Лиза, не зарекайся, она у нас знаешь какая балованная! Андрюшка гораздо спокойнее был в ее возрасте, – возразил Николай. – Я, конечно, тоже ими займусь, но ведь я все больше на работе, вечерами только да в выходные… Главные заботы на тебе.

– Брось ты, Коля, в самом деле, какие с ними заботы, – успокоила его Лиза. – Хорошие дети, спокойные, умненькие. Маринка вон сегодня полдня книжки рассматривала.

– Учти – притворяется. – Николай погрозил пальцем трехлетней дочери, которая уже залезла с головой под одеяло и посверкивала из щелочки хитрыми голубыми глазами.

Темнело по-прежнему рано, и уже в девять часов казалось, что на дворе глубокий вечер. Андрюша отправлялся спать ровно в девять, Маринка и рада была бы повертеться среди взрослых, но быстро устала. Потемпературила немного к вечеру, похныкала, отплевываясь от таблеток, и сон сморил ее.

Николай, Наташа и Лиза засиделись на кухне. Посвистывал ярко-красный чайник, от низко висевшей над столом лампы в плетеном абажуре лился приглушенный свет, и им было хорошо сидеть здесь втроем, вспоминать детство и думать о будущем – в основном, конечно, о Лизином будущем.

– Как же ты все-таки договорилась в институте, Лиза? – спросил Николай. – Я ведь и расспросить тебя не успел.

Лиза помолчала, словно не решаясь сказать.

– А никак, Коля, просто бросила его, и все.

– То есть как это бросила? – испугалась Наташа. – Из-за того, чтобы нам помочь, ты бросила институт? Да ты с ума сошла, Лизочка, я бы ни за что не согласилась, если бы знала!

– Нет-нет, Ната, не волнуйся, – успокоила ее Лиза, – это совсем не из-за вас. То есть я, конечно, хотела вам помочь, но я не из-за этого… Просто я не могла больше там учиться. Зачем?

– Ничего себе разговор – зачем! – возмутился Николай. – А чем ты, интересно, дальше собираешься заниматься? Замуж поскорее – и в домохозяйки? Странно, Лиза, я всегда думал, что у тебя есть и другие интересы.

Лиза покраснела.

– Я пока не знаю… Я не то чтобы замуж поскорее – я правда не знаю, Коля… И зачем тратить время на этот институт? Ты извини, но я твою химию терпеть не могу, поступила, вообще не думая. Надо же было куда-то поступать, не на комбинат же идти. Как вспомню: просыпаюсь утром, думаю, что в институт надо – и вставать неохота, ужас! И чего ради?