Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 17



Речь шла, конечно, об экзаменах в МАДИ, и мамин оптимизм был понятен. Отец сам отнес в институт Алины документы вместе со справкой о ее болезни и тоже был полон уверенности в успехе.

– Конкурса практически нет, – объяснил он. – Зато одни мальчики поступают, из-за военной кафедры. Так что будешь учиться в интересной компании! – подмигивал он своей несчастной, больной дочери.

Краем уха она слышала, как отец говорил маме на кухне, что еще и подстраховал Алю на всякий случай, переговорив со знакомыми преподавателями из приемной комиссии…

Как все это было глупо, как никчемно и бестолково!

Температура все никак не спадала, совершенно измучив Алю. Даже читать было трудно, хотя больше делать было абсолютно нечего: лежать наедине со своими невеселыми мыслями да смотреть в окно…

Эта не спадающая температура тревожила маму, хотя она и выглядела профессионально невозмутимой.

– Не волнуйся, Аленька, – говорила она. – Есть нормальное медицинское понятие: кризис – значит, перелом к выздоровлению. Он бы давно уже наступил, если бы ты так не нервничала неизвестно из-за чего. У тебя ведь не воспаление легких! Я просто не понимаю…

В мамином голосе сквозила растерянность.

Вечером, когда все наконец улеглись и в квартире наступила полная тишина, Аля включила лампочку-прищепку над своей кроватью. На полу у кровати лежала книга, незадолго до болезни подаренная дядей Витей, маминым братом. Это были мемуары Алисы Коонен, которые Але давно хотелось почитать, потому что она слышала об этой актрисе мало и мельком. И потому, что имена у них были похожи…

Аля открыла книгу наугад. Она и раньше любила вот так, беспорядочно читать, а теперь, при температуре, глаза ее сами собою рассеянно скользили по страницам.

И вдруг что-то задержало ее внимание… Аля даже не сразу поняла, почему, преодолевая головокружение, вчитывается в тот эпизод, когда режиссер Таиров объясняет Алисе Коонен сцену из «Покрывала Пьеретты».

«Вот это состояние – жажду жизни и ужас смерти – мы и должны почувствовать в вашей неподвижно застывшей фигуре, в вашем лице, в ваших глазах», – читала Аля.

Но ведь это и было то самое! То самое, что происходило с нею, когда она пыталась представить себя актрисой! Ей ведь именно и хотелось, чтобы любое ее чувство можно было понять даже без слов, в неподвижно застывшей фигуре!

«Чувство, которое владеет вами в эту минуту, может раскрыть только ваша рука. В вашей кисти, в ваших пальцах, которые сжимают яд, мы должны ощутить холод смерти…»

Але показалось, что температура у нее поднимается еще выше, и одновременно – что лоб у нее холодный, и рука холодная, и это она сама сжимает пальцами яд…

Она открыла первую страницу и принялась читать не отрываясь. Она читала, пока летняя синева не проступила в окне и пока не потускнел в первых солнечных лучах свет лампочки над кроватью.

К утру у нее была нормальная температура и чувствовала она себя необыкновенно бодрой, несмотря на то что ночная рубашка стала мокрой от пота.

Недопитый кофе остыл в чашке. Допивать его не хотелось, да и сидеть в кафе «Зодиак» тоже было незачем.

Аля встала и окинула полутемный зал благодарным взглядом. Она всегда чувствовала благодарность к тем местам, с которыми были связаны важные для нее события. Хотя само по себе кафе «Зодиак» было совершенно ни при чем – так же, как и песня про желтую подводную лодку.

Глава 3

Нелькин день рождения был пятнадцатого ноября: она была Скорпион по гороскопу, а Аля родилась на самое Крещение, девятнадцатого января – Козерог. Но отмечать Алина подружка решила двадцать пятого: что-то там не складывалось в парикмахерской, надо было кого-то подменить, потом был день рождения у одного парня, к которому Нелька не могла не пойти, хотя парень так себе, но все-таки…

Зато празднование намечалось не где-нибудь, а в «Титанике», ночном клубе на Ленинградке.

– Макса позовешь? – поинтересовалась Аля.

– Да ну его! – скорчила гримаску Нелька. – Он же сам говорит, что дискотеки терпеть не может. Конечно, если ты хочешь…

– Нисколько я не хочу, – пожала плечами Аля. – Просто так спросила.

– Он в тебя, наверно, с первого взгляда влюбился, – заметила Нелька.

– Ну-у… Почти! – не стала спорить Аля.



Нелька рассмеялась.

– А ты небось сразу и принялась его мурыжить на всю катушку! Ох, Алька, одного я не понимаю: как это ты с таким характером до сих пор невинность блюдешь? И зачем, главное?

– Ладно-ладно, – не стала вдаваться в подробности Аля. – Ничего я специально не блюду! Но что же мне, с первым встречным?..

– Почему бы и нет? – хмыкнула Нелька. – Хотя бы из любопытства. И для здоровья полезно, между прочим, если, конечно, предохраняться как следует.

Нелька была довольно цинична во всем, что касалось интимной жизни. От нее Аля знала множество таких подробностей, которых ей не рассказывала даже мама – хотя Инна Геннадьевна считала, что половое воспитание девочка должна получить в семье, а не в подворотне.

Но у Нельки даже цинизм был какой-то веселый и легкий, как и весь ее характер. И в конце концов, почему надо считать, что она не права? Але и самой казалось странным, что к девятнадцати годам ее собственные отношения с мужчинами ограничивались поцелуйчиками и объяснениями. Но что делать, если лечь с кем-нибудь в постель «из любопытства» – не по ней…

– Слушай, а почему ты его Кляксичем зовешь? – вспомнила Нелька.

– Да из-за фамилии, – ответила Аля. – У него же фамилия – Кляксин. Я тебе разве не говорила?

Максову фамилию Аля узнала в первый же день их знакомства: подсмотрела в листочке посещаемости, когда неизвестный молодой человек сел рядом с нею в аудитории МАДИ, где проходили консультации по алгебре.

И не сдержала смешок, когда записывала свою фамилию вслед за Максовой.

– Ты чего смеешься? – удивился он. – Фамилия у меня смешная?

– Да нет, – слегка смутилась Аля. – Просто меня Александрой зовут. Но называют Алей…

– Ну и что? А меня Максим.

Он смотрел на нее внимательно и серьезно, и его пушистые ресницы слегка вздрагивали.

– А есть такая книжка – про Алю и Кляксича. Я ее в пять лет могла по сто раз слушать.

– Да? – заинтересовался Максим. – А кто ее написал?

– Не помню, – в свою очередь удивилась Аля. – Мне же пять лет было, как я могла запомнить, кто написал?

– А я всех авторов помню, – спокойно заметил Максим. – Даже учебника по математике для пятого класса. По-моему, это неуважительно: не помнить, кто написал книгу, которая тебе понравилась.

– Какой ты положительный, Кляксич! – засмеялась Аля.

Так и приклеилось прозвище, которое Максим считал собачьей кличкой, но на которое не мог обижаться.

В ночной клуб «Титаник» Аля шла впервые.

– Вот посмотришь, тебе понравится, – авторитетно заметила Нелька. – Лучше нет на весь город, это точно. Да хоть в люди выйдешь! А то живешь, как не в Москве.

В таком деле, как выбор дискотеки, Нельке можно было доверять на все сто. Всего за какой-нибудь год она обошла все злачные места ночной Москвы, даже в гей-клубе побывала.

– Вот где прикольно! – со смехом рассказывала она подружке. – Сидишь просто как в кино! Мужики за столиками губки красят, глазки друг другу строят, на танец приглашают. Конечно, слегка блевотно, зато смешно. А надоест – так ведь и просто потанцевать можно, там у них знаешь какой ди-джей суперовый!

Аля действительно жила «как не в Москве» – в смысле посещения дискотек. Но что было делать? Если хочешь до бесконечности строить ухажерам глазки и крутить динамо – надо понимать, что такие кавалеры не поведут в ночной клуб, куда один вход черт знает сколько стоит… А дешевые дискотеки, на которые Аля пару раз сходила, совершенно ее не привлекали: напоминали заводской Дом культуры.

Так что приходилось довольствоваться студией бальных танцев.