Высший пилотаж киллера

– Даже так?

Я пошел к вешалке одеваться. Чуда с изумрудными волосами не было. Вероятно, она выписывала чек на имя Шефа.

Он мне очень понравился. Мне давно так никто не нравился. Это меня немного даже стало беспокоить. И особенно понравилось то, что он в конце концов все-таки соврал. Это было так по-человечески, так дилетантски. Хотя сыграно все было очень убедительно.

Если бы он в начале разговора не признался, что даже не смотрит на свои счета, я бы, не исключено, поверил, что он действительно работает только за деньги.

Глава 6

Из машины я позвонил Жалымнику на работу. Только после тридцатого звонка, когда я решил было, что придется тащиться в этот кооператив собственной персоной и лишний раз светиться перед очень внимательными и ничего не забывающими людьми, кто-то поднял трубку.

Человек этот с усилием осознал, что спрашивают о ком-то, кто у них работал раньше, и хриплым, трубным голосом стал звать приятеля. Наконец появился второй, который умел мыслить в соответствии с задаваемыми вопросами.

Да, Жалымник тут работал, но теперь не работает. Во-первых, уволился по собственному желанию, а во-вторых, какое мне дело? Дело, как я сказал, довольно серьезное, поэтому все-таки хотелось бы узнать, как его разыскать. Тогда, поднатужившись, второй голос ответил, что по телефону таких сведений они дать не могут. Как будто, появившись там, я что-то резко изменю. Ну да ладно.

Я еще спросил, как давно он не работает, голос ответил, что полгода, и положил трубку. Каким бы ни был он способным, но первым класть трубку он научился с детства, и это было необратимо. В большинстве случаев в России вообще можно спрашивать только один раз – как только тебе ответили, тут же бросают трубку, как будто не в силах человеческих ответить на второй вопрос, или каждое слово необходимо оплачивать, или вообще ответы – невыносимая пытка, и каждый ее миг приходится терпеть, стиснув зубы.

Я аккуратно вписал в свою записную бывший рабочий телефон Жалымника, а потом позвонил Шефу. Он был спокоен, то есть с ним можно было даже поговорить. Но я не очень знал, какие вопросы можно задать, а какие пока преждевременны. Но начал со Стерха.

– Шеф, Стерх – это серьезно?

– Не знаю точно, не знаю даже, в каком он сегодня состоянии, но Основной как-то сказал, что тройкой дел, которые он распутал, мог бы гордиться даже наш отдел.

М-да, красноречиво, афористично, как почти все у Основного. И довольно неконкретно. Я еще раз попытался представить себе сидящего за рабочим столом ухмыляющегося, героического Стерха, и у меня не получилось. Получилось, что он все равно должен быть очень грустным.

– А оплачивать его счет ты собираешься?

– Не зная сумму, не могу сказать, что со мной сделают в бухгалтерии, но, по-моему, оплатить придется.

Вот это уже лучше. Так, продолжаем разговор.

– А вообще-то, на него полагаться можно?

– Если он будет уверен, что он работает на законную сторону, если у него не будет сомнений, что его не подставляют, если он будет знать всю операцию или большую ее часть, он вполне может оказать довольно действенную помощь.

– Идем дальше, я звонил на работу к Жалымнику.

– На какую работу?

Я рассказал все, что знал. Шеф изумился, что такая важная информация не нашла отражения в общей папке, которую они переслали мне вечером, а потом вдруг стал чем-то щелкать. Я понял, что он записывает на магнитофон, чтобы потом ввести новые данные в дело. Очень мне это не понравилось. У меня аллергия к некоторым звукам, например, к щелчкам в трубке. Работу автомата Калашникова я переношу не в пример лучше – привык, наверное.

– Хорошо, если у них есть нормальный учет сотрудников, а я думаю, что есть, то очень скоро ты получишь его адрес, – подытожил эту часть разговора мой командир. – Что еще?

И вот тут я сделал ошибку. Я решил поерничать, забыв, что с руководством это возбраняется. Но, как бывает и с лучшими из нас, переоценил себя. Работаю все один да один, вот и захотелось обсудить вполне профессиональные проблемки.

– Шеф, никак не возьму в толк, сколько патронов с собой таскать? Одну коробку или больше?

Он хранил молчание добрых три секунды, для его реакции – равносильно молчаливому осуждению.

– Ты говоришь о револьвере?

Пай-мальчик Шеф всегда очень серьезно относится к оружию. Нет, правда, в этом что-то есть. Другие такие же лопушки-компьютерщики любят поиграть с ним, называют небрежными или жаргонными словечками, а у Шефа этого никогда не было. Он очень серьезно относился к любым «пушкам», и как-то сразу становилось ясно, что он очень хорошо знает, как эти машинки работают.

– Да, о своем…

– Ты взял только один «ствол»?

– Вообще-то…

– И, по-моему, даже не подумал о бронежилете?

Я сдался. Перед лицом такой сокрушительной проницательности я был бессилен.

– Верно.

– Слушай приказ. При первой возможности ты несешься домой… На базу. Подгоняешь вторую кобуру и поддеваешь жилет. Понял?

Ну, со второй кобурой он махнул, мне же не с полком воевать, а… Собственно, я еще не знал, с кем мне воевать. Но теперь жилет придется таскать.

Я не заметил, что молчание длится чуть дольше, чем мог вынести Шеф.

– Не слышу ответа.

– Есть, Шеф.

Но он уже мне не верил.

– Повторить приказ.

Я повторил и закрыл свою коробочку.

Глава 7

Прежде чем я успел открыть дверь машины, пошел снег. Да такой, какого в этом году в Москве еще не было. Хлопья так плотно залепляли ветровое стекло, что «дворник» не мог с ними справиться. Я даже снизил скорость, потому что не хотел сейчас ни с кем разговаривать, особенно с каким-нибудь дураком, который мог врезаться в мою «волжанку».

Мне нужно было подумать. Я думал о том, что успел нарыть. Конечно, по всем статьям получалось немного, но это едва ли не самая распространенная ошибка – посчитать, что информации недостаточно. Я знал дела, в которых такая мелочь, как небрежно высказанное слово, даже не имя или адрес, приводили к молниеносному раскрытию, потому что следователь умел чувствовать скрытую информацию. Скрытую во внешне обычных, непримечательных, очень, казалось бы, скудных сведениях.

И я также знал дела, которые не приводили к успеху только потому, что с самого начала не была продумана тактика их ведения и что-то очень существенное проходило мимо внимания даже очень неплохих сыскарей. Вот это ошибку я боялся совершить на этот раз.

Все как бы просто. Подумаешь чуть иначе, посмотришь на происшедшее под новым ракурсом и найдешь преступника там, где другие не смогли найти даже подозреваемых. Но сколько я ни прокачивал через мозги все, что теперь знал, ничего определенного не получалось. Только вот Аркадия вызывала сомнение, но ее лучше было пока оставить в покое.

Я к тому, что Аркадия могла что-то знать, но не подавала вида, потому что хотела убедиться в своей правоте или, наоборот, в своей неправоте. Но такая дамочка, даже парализованная, вряд ли могла судить о чем-то некомпетентно.

Ничего не придумав, я подъехал к зданию городского ГАИ, которое очень многие знают лично или по популярным телепередачам уголовной хроники, а потом чуток навел на себя марафет. Я надел парик, подклеил усы и сменил куртку. В этом парике и усах я был изображен на удостоверении, которым собирался воспользоваться. Кроме того, по мнению физиономистов, меня трудновато было определить в этом виде, если бы меня встретил кто-то из моих уголовных знакомых. Это было важнее всего, потому что избавляло от объяснений, что делает Терминатор в ментовке.

Хотя я опасался, конечно, не своих дружков, а другую породу сволочей – купленных ментов, способных продать всех и каждого. Ну и, разумеется, имеющих покупателей на такого рода сведения – уголовников, которые по роду занятий держат в голове всю «блатную историю» – кто, где, с кем, что брал, как делили, кто куда потом подался… Вот этого архива я опасался больше всего.