Великий поход

Странное чувство признания силы в совсем ещё молодом человеке, почти мальчике, признания за ним чего-то большего, чем собственный авторитет и власть над жизнью, вдруг охватило сиддха.

– Оружие, – продолжил Индра, – отпечаток натуры человека, его символ. Слабый всегда выбирает самое совершенное и надёжное оружие. Ведь оно скрывает его собственные недостатки.

– Вероятно, оружие и должно скрывать собственные недостатки людей, – попробовал возразить Диводас.

– Если так, то оружие со временем превратится в символ всеобщих человеческих недостатков, вместо того чтобы держаться символом достоинства.

Диводас не мог не подивиться уму своего гостя:

– Кто тебе всё это рассказал? Отец?

– Возможно. Я, как и он, только часть той силы, которую многие понимают лишь как убивание людей. На деле же она даёт им выжить.

Индра выбрал добрый стрекол, ровный и крепкий, ещё несухой, не пробитый трещью, увесистый и длинный настолько, насколько того требовал его план.

Воину понадобился нож, и Диводас с готовностью восполнил утраченное кшатрием орудие своим. Теперь пришла пора удивляться Индре. Ему ещё не приходилось видеть столь дорогой и искусно смастерённой вещицы. Нож составляли две плотно сложенные равнодлинные костяные пластины, тонкие грани которых испещрялись мельчайшими зацепистыми острозубьями. Крепкими настолько, что не ломаясь срезали стружку с гладкостволого дерева. На их плоскостях значились выжженные магические символы, уже виденные Индрой вокруг дома Диводаса.

Воин не стал спрашивать значения этих символов. «Спрашивают только дураки», – кажется, так говорил Ашока. Однако предположение Индры указывало на то, что его новый знакомый – необычный человек. Во всяком случае, с точки зрения марута. Впрочем, могло статься, что все сиддхи были столь же богаты, как и он.

Индра провёл ладонью по гладкому телу древесного ствола. От этого оружия теперь зависела жизнь молодого кшатрия. Его затея была слишком проста, чтобы казаться победной. Слишком проста.

– Скажи, а сам ты видел Вришана? – спросил Индра сидящего в раздумье сиддха.

Тот кивнул.

– Ну и какой он?

– Что значит «какой»?

– Какой он на вид?

Диводас задумался. Юноша помог ему:

– Наверно, выше меня ростом, и рога с это дерево? А?

– Представь себе, нет. Бык как бык. Но вот есть в нём что-то демоническое. Что-то пугающее и одновременно завораживающее взгляд. Это как наблюдать сносимый на тебя ураган. Он подавляет красотой своей мощи и непомерной внутренней силой. Перед которой ты, как песчинка. И весь ужас его величия ещё и в том, что он обращён в твою сторону, а деваться тебе уже некуда. В общем, с другими быками Вришана не спутать.

– Значит, говоришь, ростом обычен? – переспросил молодой воин. – Вот такой, что ли? – Индра показал ладонью предполагаемую величину зверя.

– Ну да. Примерно так. Ты всё-таки решил испытать судьбу?

– Разве у меня есть выбор?

– Хороший ответ. Достойный героя. Теперь дело за действием, – Диводас помолчал и добавил:

– Тоже достойным героя. Ну и когда приступишь?

– А чего тянуть? Вот завтра и возьмусь. За твоего быка.

– Нет, ты не подумай, что я тебя тороплю, – лицемерно смутился сиддх, – просто такое дело не может остаться без внимания всех нас. Понимаешь? Без внимания всех, кто здесь живёт. Этот бой требует своего ритуала. Мы должны принести жертвы богам, снискать их благосклонность.

– Поступай как знаешь, – сдержанно ответил Индра. – Не думаю, что боги смогут мне помешать. Ко мне они равнодушны. Впрочем, как и я к ним.

– Что?! – изумился Диводас. – Ты говоришь не как ариец!

– А что проку в словах? Я говорю как подсказывает мне совесть. Да и вообще, стоит ли придавать значение тому, кто что говорит? Не лучше ли оценивать то, что человек делает?

– Понимаешь, Индра, ты ещё молод, а в твоих рассуждениях уже скрыта накипь неприязни к принципам нашей жизни. Несоглашательство. Даже противоборство тому, что делает нас единым народом.

– Совсем недавно мне пришлось объяснять вождям вайшей, что возраст – ещё не признак ума.

– Верно. Но возраст – признак познания жизни. Какой бы она ни была. И ещё возраст – заслуга, требующая почтения.

– Вот за важничеством легче всего спрятать скудоумие, – вспыхнул юноша. – Выводы! Ценны не прожитые годы и не само познание жизни, о котором ты говоришь, а выводы, сделанные из этого познания.

Он придал лицу сосредоточенно-властное выражение. Отчего небесная синь его глаз стала пасмурной, точно перед грозовым набегом. Диводас смотрел на молодого кшатрия замерев. На мясистом носу и упругих щеках сиддха заблестели бусинки пота.

– Подумай, – продолжал Индра, – прежде чем высказывать свои обвинения. Не я отторгаю обычай, а он меня. Значит, он не совершенен, ибо совершенен я как ариец. Подумай.

Индра бросил дрекол на траву и пошёл бродить по деревне. Волнение его ума понемногу улеглось, и молодой кшатрий мог наблюдать живописные сценки деревенской жизни. Не столь ему привычные, чтобы совсем не занимать интерес воина.

Люди в ответ с открытым любопытством глазели на чужого. На молодого кшатрия, статного и показательно величественного. Телом и манерами. Он высоко держал голову, отчего его взгляд касался покатых щёк. Прямая спина воина, затянутая свёрнутым вокруг тела плащом, полнилась юной силой, сквозящей в каждом движении, каждом шаге, каждом его вздохе. Казалось, этому телу совсем немного надо, чтобы оттолкнуться от земли и перенестись в другую стихию.

Сиддхи отводили глаза от незнакомца, обращая себя к привычным делам, но он заставлял их снова и снова переносить взгляд на своё гордое шествование по деревне. Однако занятие, которое нашёл для себя кшатрий на краю деревни, не только вызвало у жителей ещё больший интерес к его персоне, но и недоумение.

Они оставили свои дела и собрались у плетней, для того чтобы посмотреть, как чужак обдирает рыхлые ветки акаций.

Юноша сбрасывал листья на расстиланный по земле плащ.

Когда эта странная затея принесла его усилиям должный результат, воин небрежно оценил добычу и принялся за следующее дерево. И так он трудился до тех пор, пока над плащом не поднялась рассыпистая гора тонкотелых листьев. Кшатрий связал углы плаща, поднял тюк и преспокойно отправился с ним в поле.

И само появление чужого в их деревне, и его странное занятие заставили сиддхов устремиться к дому Диводаса.

Вождь выслушал людей спокойно. Ни разу ни о чём не переспросил говоривших. Когда они замолчали, вторгаясь немым вопросом в его сосредоточенное внимание, Диводас, к общему удивлению, промямлил:

– Он знает, что делает. Ладно. Готовьте жертвенную солому. Сегодня проведём обряд.

Индра вернулся вечером, когда когтистые цапы костра терзали вишнёвый сумрак ночи. На краю деревни. Это был ритуальный костёр, собравший вокруг своего огненного размёта всех сиддхов. Почти всех.

Воин различил мягкий силуэт на сумеречном фоне пустующей деревни. Ратри, старшая дочь Диводаса, при появлении молодого кшатрия вспорхнула со своего места возле плетня, точно испуганая птица. Её внезапная застенчивость оказалась слишком выразительной, для того чтобы выглядеть правдоподобной.

Индра догнал девушку, не прилагая к тому никаких усилий.

– Что ты сегодня говорила о моём имени? – спросил он тихо.

Ратри удивилась глазами.

– Утром, когда вспоминали быка?

– А-а. Ты же не сиддх, зачем тебе это знать?

– Но ведь говорили обо мне?

– Я сказала, что твоему имени не хватает только прозвища быка.

– Странное утверждение. Может быть, ему не хватает победы над быком?

– Разумеется, как же иначе заслужить такое прозвище?

Индра понимал, что сиддхи опознали в его имени нечто остающееся для него самого тайной. «Почему бык?» – спросил он себя. Ратри услышала этот непрозвучавший вопрос. Она прочла его в молчании сосредоточенного на самом себе воина.

– Твоё имя говорит о мужском величии. О твоих великих возможностях как мужчины. Понимаешь, что я имею в виду?