Великий поход

Индра шмыгнул носом и подумал, что птичкам пора бы уже было начинать.

Небо совсем прогорело. Погасло. Только верхушки гор процарапало огнём по его выцвету.

– Летом зори ходят кругом. Потому и светло.

– Запели.

–Что?

– Птички запели.

Гарджа прислушался. Верно, в овраге тишину тронул первый осторожный высвист ночного певуна.

– Сейчас он распоётся.

Индра замер.

– Слушай, сейчас распоётся… Вот, слышишь?

– Это другой, – прошептал мальчик.

– Верно, другой ответил ему. Погромче будет, чем первый. И ещё один.

– А кто у них начинает? Тот, кто посмелее?

Гарджа промолчал, посмотрел на сына.

– Я знаю. Тот, кто наступит в этот круг?

Воин улыбнулся:

– Конечно. Это не самое трудное, но всё-таки преодоление. Понимаешь, сынок, ведь начинает всегда один. Остальные только подхватывают. Может быть, они и лучше поют, но ведь они до него молчали. Слышишь, сколько их?

– Да, – восхищённо сказал Индра.

– Того первого уже, пожалуй, и не распознать.

– Зачем же он пустил их в этот круг?

– Чтобы послушать, как они испортят его песню.

– Разве они поют хуже?

– Нет. Это ему так кажется. Да и потом, он всё равно не смог бы их не пустить. Когда магический круг ты разрываешь в бою, в него не каждый сунется, хотя многие только и ждут своего момента. Там, если ты оступился и круг от тебя ускользнул, можно погибнуть. А здесь никто ничем не рискует… Когда-нибудь и ты ступишь в свой круг. Непременно ступишь.

– Может быть, я создам новый? Совсем другой, не такой, что был?

Гарджа отнёс эти слова на счёт какого-то поворота детской фантазии.

– Что ты слышишь теперь? – спросил он у ребёнка.

– Запели сверчки.

– Верно. Пришло и их время.

– Значит, у каждого время своё?

– Да, малыш. Именно так. Поэтому ты зря сегодня рисовал морщины. Твоё и моё время никогда не сравняются. И ты не должен постоянно жить только в моём времени. Скоро мы пойдём в Амаравати. Там много таких же мальчиков-воинов. Среди них ты и познаешь своё время. А к осени мы вернёмся.

– Далеко до Амаравати?

– Сколько у тебя пальцев на одной руке, столько дней туда идти.

– Что это, папа?

– Это – ночная бабочка.

– Она похожа на повиток летящего пепла.

– Каждый на что-нибудь похож.

– А на что похожи мы?

– Должно быть, на кого-нибудь из зверей. Или из птиц. Я – на орла, а ты … – Гарджа задумался.

– И я на орла.

– Но у тебя не клевучий нос.

– Подумаешь. Когда я вырасту, мой нос будет крепче клюва.

– Пожалуй. Если ты будешь совать его не в свои дела… А вон, смотри, летучая мышь!

Индра обернулся, но ничего не увидел.

– Уже улетела, – пояснил Гарджа. – Охотиться за ночной бабочкой.

– Скажи, бывают летучие лисы?

– Не знаю, никогда их не видел. А почему ты спросил?

– Если мышь охотится за бабочкой, то за мышью должна охотиться лиса. На лугу ведь лисы охотятся за мышами.

– Да, пожалуй. Только я никогда не видел летучих лис.

– Жаль.

– Почему?

– Потому, – серьёзно ответил Индра, – что кабы ты видел летучих лис, значит, обязательно нашлись бы и летающие собаки. Сам подумай.

– А ведь верно, – согласился Гарджа.

– А если бы были летающие собаки, то…

– То что?

– То объявились бы и летающие люди. Какой ты не догадливый, папа!

– Да, людей с крыльями уж точно никто не видел.

– Но ведь они должны быть!

– Почему ты так думаешь, сынок?

– Ведь есть же летающие мыши. А это кто запел?

– Это лягушки квакают в другой стороне оврага. Пойдём-ка спать. Видишь, как полезно бывает послушать ночь. В этот раз она нам подсказала, что можно повстречать летающего человека. Не дай бог, конечно.

В один из погожих дней Гарджа наконец объявил сыну, что они отправляются в Амаравати. Воин собирал провиант. Лепёшки, которые они напекли накануне, бурдюк с горьким отваром кунгуровых шишек, дающих силу и бодрость, сушеные плоды инжира, медовую патоку, вяленое мясо, натёртое горьким и пахучим перечным листом, творожную мякину, принесённую утром из деревни, – и всё это он уставлял, перевязывал, рассовывал по двум глубоким кожаным мешкам. Туда же пошло масло в долгоносой посуде, клееной из бересты, растирка от ядовитых укусов, пучок перевязанных листьев авы от всевозможных болячек, шнуры и шнурочки, костяные иглы, пара наконечий гарпунов, большое и малое, на всякий случай, если придётся рыбу ловить, и прочее.

Когда мешки были уложены, Гарджа поднял их, покрутил в руках и остался доволен.

– Тебе принадлежит только то, что ты можешь унести, – сказал он наблюдавшему за приготовлениями мальчугану.

– Как это? – не понял Индра.

– То, что ты носишь с собой или легко можешь унести, меняя жилище, и есть твоё имущество. Остальное пропадёт.

– А как же дом?

– Но мы же не в силах его забрать. Да и зачем он нам, если у нас есть руки и топор. Мы построим новый. Никогда не жалей о вещах. Чем больше их ты можешь оставить на месте, тем ты свободнее.

– Мне жалко моих чурбачков, – горестно вздохнул Индра. – Они такие красивые. И каждому я уже нарисовал рот и глаза.

– Они бесполезны. Я понимаю, это твои друзья и вы провели вместе много весёлых минут. Но посмотри, разве нож был бы для тебя худшим другом? Конечно, у него другой характер. Чурбачки беззащитны, а нож нет. Если ты будешь с ним груб, он тебя сразу накажет. Например, разрежет тебе руку. Но ведь от этого он не становится хуже. Просто ты должен уважать его независимость и достоинство. А главное, его есть за что ценить. Или вот, к примеру, твой поясок. Посмотри, какой он красивый. У него тоже есть глаза и рот, только они не нарисованы и не такие, как у нас с тобой. И нож и поясок – твои настоящие друзья, они тебе служат. Они способны защитить тебе жизнь и даже погибнуть за тебя. Поясок – разорваться, а нож-переломиться. Не расставайся с ними, цени их и получишь взамен их верность.

Гарджа натянул на ноги Индре мягкие чулки-ногавицы из телячьей кожи и обмотал их ворсистой меховой лентой.

– Обувь воина должна быть такой, чтобы ты не замечал её на ноге. Не испытывал неудобства.

– Но мне сдавило пальцы, – запротивился мальчик.

– А ты их раздвинь. Теперь сожми. И опять раздвинь. И снова сожми. Ну что, давит?

– Вроде, нет.

– Это потому, что ты завоевал пространство. Не всякое пространство можно завоевать, но ведь не всякое пространство пригодно для жизни.

– А как узнать, пригодно оно или нет?

– Попробуй его раздвинуть. На ширину той территории, которой ты не будешь пользоваться, но которая должна быть у тебя всегда под рукой.

Воин сгрёб россыпь кремнёвых наконечников стрел и уложил их в поясной мешочек из меховинки. Мягкий и толстый. Чтобы случаем не обломать тонкотелый камень наконечья. Свой плащ Гарджа смотал и перекинул через мешок.

– Ты неверно повязал накидку, – сказал кшатрий мальчику. – Смотри, она не даёт простора твоим рукам. Накидка должна закрывать тебе спину. От клыков и когтей рыскунов, крадущихся по твоему следу, и от стрел дасов.

– Неужели стрела не пробьёт накидку? – удивился Индра.

– Твою пробьёт, а мою нет. Вот смотри, – Гарджа скинул на пол мешки, размотал свой плащ, перецепил его край вокруг шеи и, освободив руки, согрёб всю ткань за спиной.

– Складки! – догадался Индра. – Их так много, и они такие плотные, что ни одна стрела не может добраться до спины.

– Верно.

Воин снова закрутил жёстким мотком плащ. Когда наконец всё было готово, Гарджа принял широкой ладонью тяжёлое копьё и осмотрелся.

– Готово, можно идти. Эй, лохматый! – позвал воин пса, и путники вышли из хижины. Светило весёлое солнышко, и ноги сами собой просились в дорогу. Пёс не торопился. Гарджа заглянул в дом:

– Ты что сидишь? Пошли скорей. Пёс тявкнул и прилёг в своём углу, вытянув лапы.

– Лохматый! – вмешался Индра. – Вставай!