Сердце Дьявола 2

Примерно через час Гена охрип, и Трахтенну пришлось петь в один голос. Через некоторое время ему разонравилось драть горло в одиночестве, и он пристал к товарищу, упрашивая его спеть дуэтом еще. Сверху продолжали раздаваться ритмичные стуки, и Гена, шутя, отмахнулся.

– Ты вон того музыканта приведи, который, там, наверху который час стучит!

– А что? Хоть с муравьями в регби поиграю! – пожал плечами Трахтенн и побежал открывать люк.

Помощь пришла вовремя – муравьи, не найдя съестного на верхних уровнях корабля, спустились вниз. Бармалея уже окружили несколько разъяренных разведчиков, и ему бы не поздоровилось, если бы позади него совершенно неожиданно не открылась люковая крышка. Обернувшись и увидев развеселого Трахтенна, он, что было сил, бросился прямо на него, столкнул вниз (благо покрупнее сенбернара был), и упал следом. Крышка люка с грохотом опустилась, отдавив головы двум муравьям, увлекшимся преследованием.

Все это – падение вон Сера, проникновение в переходный отсек одного целого муравья и двух существенно укороченных – привело регенерата Гену в неописуемый восторг. Его смех оказался столь заразительным, что ушибленный падением инопланетянин не мог к нему не присоединиться (тем более, что в отсек поступила новая порция веселящего газа). Хорошо, что крышка люка захлопнулась, и преследователи не смогли ее приоткрыть, а иначе всем трем пришлось бы плохо...

Грязно-зеленый газ, рассчитанный для вывода из строя высокоразвитых гуманоидов, ничуть не влиял на муравьиный организм. Поняв, что и Трахтенн и регенерат Гена отравлены и поэтому относятся к происходящему весьма неадекватно, Бармалей отверг их приглашение поиграть в казаков-разбойников, и занялся изучением переходного отсека.

Скоро им была найден люк, ведущий в командный пункт. Естественно, он был закрыт. Устроившись на нем, муравей задумался...

Мыслительный процесс не отнял у него много времени. Через пару минут Бармалей вернулся в отсек, в котором продолжали веселиться Трахтенн с Геной, уже совершенно истощившиеся, подобрал одну из муравьиных голов, ногой тщательно размешал в ней мозги и написал ими, розовыми, на стене: "Я – Баламут!" Прочитав эту надпись, Трахтенн заржал, как лошадь и, отняв у Бармалея импровизированную "чернильницу", накатал рядом "А я – Трахтенн!"

Если бы перепончатокрылые могли плеваться, то Трахтенну пришлось бы просить у регенерата Гены носовой платок, которого у того не было (вы, наверное, помните, что у них обоих с момента превращения в людей весь гардероб состоял из одних лишь пончо, скроенных из скатертей).

И прекрасно, что Бармалей не плюнул в это истощившееся от жажды и веселья лицо. Ничего хорошего из этого демарша, конечно же, не получилось бы – скорее всего Бармалею просто-напросто оторвали бы ноги вместе с головой, а из туловища сделали бы пуфик или мяч для игры в регби. А что может придумать пуфик или мяч для игры в регби?

А целостный муравей Бармалей придумал. Намешав "чернил" во второй голове (первую чернильницу реквизировал регенерат Гена, который, судя по первым написанным им на стене буквам "Я – регене", решил повторить шутку Трахтенна), он стремительно вывел: "Давайте играть в люки! Кто больше всего их откроет – тот и выиграл!" Написав это, тотчас бросился якобы открывать люк в грузовой отсек. Сделал это Бармалей не просто так – он боялся, что свихнувшийся Трахтенн с дуру займется этим привычным люком и напустит в переходный отсек муравьев.

Регенерату и вон Серу предложение понравилось. И всего через пятнадцать минут первый плакал, а второй веселился. Регенерат плакал по той простой причине, что в попытке открыть хотя бы одну дверь, он сорвал несколько ногтей и расшиб лоб. А Трахтенн веселился по праву – он открыл почти все двери в соседние отсеки переходного уровня. В последнюю очередь ему поддался люк, ведущий на командный пункт, вернее, в располагавшиеся над ним апартаменты капитана корабля.

Очутившись с муравьем в прихожей, ставшей совсем родной за долгие греги полета, инопланетянин разом пришел в себя и, зажав нос пальцами, вернулся наверх за Геной. После того, как люк был надежно задраен, пришедший в себя регенерат знаками дал понять муравью, что догадывается, что в нем сидит душа Баламута. Затем они немного помолчали, поминая тело покойного, и направились на командный пункт.

Первым, проскочив под ногами инопланетянина, ворвался в него Бармалей, последним – регенерат Гена. И все трое застыли в изумлении – на командирском кресле, полуобернувшись к ним, сидел... Горохов. На лице у него была написана глубокая озабоченность. Рядом с ним сидела Клеопатра – всю любовь и благоговение.

8. Муравей в бегах. – Так сломать удовольствие могут только женщины...

Кроме Горохова и Клепы на командном пункте находился еще и бытовой генератор. Бармалей бросился к нему, потерся о его бока головой, затем знаками показал Гене, что не прочь бы в нем регенерироваться. Гена пожал плечами и, брезгливо взяв, сунул муравья внутрь. Но сколько бы он не давил на синюю кнопку, бытовой генератор не включался.

– Она теперь только меня слушается, – довольно улыбнулась Клепа. – А я слушаюсь только Мстислава Анатольевича...

– Я так понимаю – кто контролирует бытовой генератор, тот контролирует массы? – спросил регенерат Гена, сообразив, кто командует парадом в командном пункте.

– Вы догадливы... – произнес Горохов, просматривая на компьютере длинные ряды цифр. – Хотя мне кажется, что этот агрегат отнюдь не рядовой невидимого фронта.

– Может быть, вы оторветесь от вашей работы, несомненно, важной и объясните нам, что здесь происходит? – спросил вон Сер Вила, который вдруг припомнил, что его никто не снимал с должности капитана корабля. Спрашивал он, конечно, у Горохова, а глаза его смотрели на ладную фигурку девушки (синенькая трикотажная майка, коротенькие до колен обтягивающие штанишки, все обтягивающее, все нежное, все аппетитное).

– Я занят. У нас осталось всего два дня. Клепа вам все объяснит, – сказал Горохов, не отрывая глаз от дисплея.

– Пойдемте на кухню, я вас чаем напою и все расскажу, – мягко улыбаясь, предложила девушка.

– А чай откуда? – спросил Трахтенн.

– Из киски.

– Из бетономешалки, что ли? Так она же только регенерирует... – удивился регенерат. – По крайней мере, до фиги с маслом только регенерировала?

– А это как попросишь, – загадочно улыбаясь, стрельнула глазами Клепа Она, в первый раз увидев вон Сера, наметанным женским взглядом определила, что этот симпатичный и чем-то необычный мужчина (черноволосый, синеглазый) станет ее обожателем.

Трахтенн задумался над ее ответом.

На обеденном столе было все – и печенье, и варенье (малиновое в высокой баночке), и медок, и даже баранки с маком. Увидев это, регенерат спросил:

– А...

– И а... есть, – усмехнулась Клепа и вынула из портативного холодильника бутылочку смородинового ликера (вон Сер удивился – на его корабле не было холодильников, так как мариинские продукты никогда не портились по той простой причине, что доводились до готовности исключительно различными способами порчи).

Муравью стула не досталось, и он обиделся. Заметив это, Гена принес из соседней комнаты плюшевое кресло и усадил на него Бармалея. На немой вопрос Клеопатры он ответил:

– А это не муравей, это Николай Сергеевич Баламутов... Понимаете, его тело манолия съела, и душе ничего не оставалось делать, как в пробегавшего мимо муравья вселиться. Так что прошу любить и жаловать.

– А вы тогда кто? – удивилась девушка.

– Я регенерат... Из Колиных ногтей и перхоти родился... – чуточку покраснев, ответил Гена. – При помощи бытового генератора...

– Но вы совсем ничего мужчина, – ободрила его девушка. – Очень даже ничего. Я как-нибудь вам подарю большой флакон "head and shoulders". Он прекрасно помогает от перхоти.

Трахтенн с Геной, приняв сердцем эти радушно сказанные слова, расслабились. Налив чаю гостям, Клеопатра рассказала, как они с Гороховым очутились на капитанском мостике космического корабля: