Сердце Дьявола 2

Отсек, в который их привел Трахтенн, действительно оказался просторным, и места в нем хватило всем муравьям. Регенерат, оценив ситуацию, предложил не ждать бытового генератора, то есть обойтись без жеванки:

– Задраим отсек и перебежим в другой! Время до побудки манолий еще есть.

Первыми на идею отреагировали муравьи-солдаты – угрожающе двигая антеннами, они оттеснили людей от двери. Поняв, что убежать им не дадут, Баламут уселся ждать. Трахтенн с регенератом сели тоже.

Бытовой генератор долго не появлялся и все, и в первую голову муравьи, занервничали.

– Кокетничает! – имея в виду капризную машину, успокоил себя Баламут на исходе первого часа ожидания.

– Тебе надо было ее поцеловать на прощание, – пошутил регенерат Гена. – В одно место.

– Я погладил и поцеловал, – серьезно ответил Баламут. – Сейчас, милая, появится. Кыш, пернатая! (это муравью, настойчиво тыкавшемуся мордой в карман его брюк).

– Появится, увидит, что ты без цветов и слиняет, – продолжал доставать Николая двойник.

– К тебе, что ли, умник? – отпарировал Коля, кормя настойчивого муравья хлебными крошками, обнаруженными в кармане. – Бабы шибко умных не любят.

Регенерат не ответил: перед ним в воздухе воплотился желанный гость. Пару раз повернувшись вокруг вертикальной оси, он пошел на посадку.

Через полчаса все трое, закрыв муравьев, объедавшихся жеванкой, перебрались в соседний отсек и разлеглись на ящиках с ПВВВ в ожидании бытового генератора. Настроение у всех было неважным. Скомкал его Николай.

– Интересно, что будет, если муравьи доберутся да взрывчатки... – сказал он, глубокомысленно рассматривая ближайший штабель.

– Ты что имеешь в виду? – приподнялся регенерат на локтях.

– Ну, что будет, если они ее жрать с голодухи начнут?

– Могут они ею питаться? – посмотрел регенерат на Трахтена.

– В принципе, да. Она органическая...

– И что с ними произойдет?

– Неизвестно. У них такая изменчивая физиология. Могут вырасти до размеров ихтиоканопуса, то есть до размеров крупного мамонта или просто стать чрезвычайно взрывоопасными.

– Ты же говорил, что ПВВВ просто так не взрывается? – вскинул глаза Николай.

– Да, не взрывается. Но в муравьином организме его компоненты могут соединиться...

Николай с регенератом нахмурились, а Трахтенн продолжал их терзать:

– Странно, что Мыслитель никак себя не проявляет...

– А как он должен себя проявлять? – поинтересовался регенерат.

– Он же все слышит и видит... И потому должен знать, что с роботами покончено и с муравьями, в общем-то, тоже... А в такой ситуации он обязан отключить освещение, прекратить регенерацию кислорода и снизить температуру до минимума, то есть до минус пяти градусов по Цельсию.

– Я думаю, он не чешется по другой причине... – не скоро нарушил возникшую паузу Баламут. – Просто до наших яиц всмятку два с половиной дня осталось, вот он и отдыхает. Считает, что за эти два с половиной дня мы ничего сделать не сможем. Ты же сам говорил, что Мыслитель – машина, а машины ничего лишнего не делают.

– Да, сделать ничего существенного мы не сможем... не сможем, если к сегодняшнему вечеру не проникнем на командный пункт. Поэтому надо действовать немедленно. Ждать завтрашней релаксопаузы манолий мы не можем, – проговорил Трахтенн, сверля Николая укоряющим взглядом.

Баламут увидел в его глазах свой жребий, то есть выпавший ему череп со скрещенными костями. И начал заговаривать зубы:

– Ну, убьем мы с вами и нашими регенератами десяток манолий. Ну и что? А может быть, их здесь целая дивизия? А может, они еще и размножаются? И вообще, даже если их только десяток, у нас времени не хватит их искоренить. Надо что-то другое придумать, кардинальное... Сонными их, что ли, взять?

– Я ж тебе несколько раз говорил, что манолии заметны и уязвимы только во время приема пищи, – сказал Трахтенн с укоризной. – А всего их, наверное, штук десять-пятнадцать. Я помню соответствующую инструкцию, в ней говорилось, что на разведочном космическом корабле дальнего действия должно быть не менее десяти штатных манолий.

– А может муравьев этих использовать? – подумав, предложил Баламут. – Вот если бы этот красивенький, изящный, очень милый, очень эротичный бытовой регенератор смог бы их сагитировать против манолий...

– Глупый, он же их регенерирует, – усмехнулся Гена, снисходительно глядя. – Опять в микроскопических превратит.

– Не факт, – ответил Баламут, посмотрев не менее снисходительно. – Я недавно Трахтенна туда клал, так он обратно в мариянина не превратился, а наоборот, русскому языку научился. А если муравьи русскому научатся, то я в течение получаса их на манолий натаскаю.

– А что если действительно муравьев мобилизовать? – задумчиво проговорил регенерат Гена. – Они же за жеванкой куда угодно пойдут. И еще, если встать посереди их стада и гнать его по отсекам и переходам корабля, то манолии непременно на них первыми нападут... И, обжираясь, себя проявят. Они же запрограммированы против всего живого.

– Не факт, – покачал головой вон Сер. – До сих пор ведь они этих перепончатокрылых лошадей не трогали... Хотя кто знает? А в принципе предложение вон Гены мне по душе.

Регенерату титул понравился, и он смущенно заулыбался.

– Послушай, Трахтенн! – задумчиво спросил Коля, поморщившись тщеславию двойника. – А чем манолии все это время питались?

– Они до ста кур могут голодать, – ответил Трахтенн.

– Понятно... Они еще и верблюды... Ну что ж... пойду муравьев мобилизовать. Если все пройдет удачно, через полчаса заскочу за вами. Так говоришь, надо их бить в солнечное сплетение?

– Да, радужное такое сердечко.

В отсеке воцарилась тишина. Скоро она стала невыносимой, и Баламут расправил плечи.

– Ну ладно, товарищи! Считайте меня коммунистом! – сказал он бодрым голосом и, взяв нож (обычный кухонный нож с черной пластмассовой ручкой), вышел из отсека, плотно прикрыв за собой дверь.

...Прошел он метров пятнадцать. Прошел, и вдруг ему стало неизъяснимо хорошо, так хорошо, как было с Софией, той, настоящей, которая уходила в ночь, но всегда возвращалась в самое сердце. Сделав шаг по инерции, он явственно увидел перед глазами ее смеющееся любимое лицо, ее золотые легкие волосы, ее алые призывные губы. Он хотел уже выронить нож и броситься к своей женщине, но вдруг видение сделалось прозрачным и заколебалось, как воздух над горячим асфальтом. И Баламут понял, что перед ним вовсе не София, а радужное сердце манолии. И, собрав последние силы, он полоснул его ножом. И вокруг стала ночь.

4. Дефолт. – С манолиями покончено? – Как он мог забыть...

Бытовой генератор появился тотчас после ухода Коли. Воспрянув духом, Трахтенн сунул в нее пакетик с затравкой Баламута. Поработав минуту, машина остановилась. Трахтенн, приблизившийся к ней первым, открыл крышку смесительного барабана и вместо Баламута увидел внутри... сморщившийся плод инжирного дерева и двухсотграммовую пачку желтого вологодского масла.

– Фига с маслом... – бесстрастно констатировал регенерат Гена, заглядывая во чрево машины через плечо оторопевшего товарища. – Похоже, она нас кинула.

Гена оказался прав – бетономешалка их кинула. И в переносном, и прямом смыслах. После того, как Трахтенн в сердцах захлопнул крышку смесительного барабана, машина подрожала несколько секунд, то растворяясь в воздухе, то возникая вновь, и пропала безвозвратно.

Не зная, что и думать, Гена и Трахтенн посмотрели друг на друга... Затем улеглись на пол и, ожидая Николая, принялись изучать потолок. Через сорок минут Гене стало ясно, что с Баламутом случился дефолт, то есть манолии выполнили по отношению к нему свой ратный долг. Регенерат поведал о своих страхах инопланетянину, и тот пал духом. С крестным Баламутом (Николай и в самом деле был ему крестным отцом) ему проще было чувствовать себя человеком и спасать Землю. А без него Трахтенну (хоть по фактуре и землянину, но по рождению коренному мариянину и отъявленному любителю удовольствий) стало все равно.