Гарем Ивана Грозного

Тимофей участвовал в первом и во втором Казанском походе; он с рыданиями и проклятиями слушался приказа отступать. Удивительно ли, что именно Тимофей Челубеев оказался среди храбрецов, первыми пробравшихся сквозь разрушенные укрепления, взявших Арскую башню и ворвавшихся в Казань! Как сумасшедший, валил он врага направо и налево, кликом выкликая не имя Господне, а имя жены:

– Василиса! Василиса!

Однако Василиса не отзывалась.

Когда дым боя рассеялся и победители вполне почувствовали себя хозяевами в захваченном городе, удалось найти в развалинах нескольких русских пленников. Каким-то чудом оказалась среди них женщина, знавшая Василису. Плача, поведала она Тимофею, что его жену, бывшую редкостной красоты, сразу купил на торгах и взял к себе в гарем знатный бек. Спустя год она умерла, родив господину дочь. Ничего о судьбе этого ребенка русская рабыня не знала, поскольку ее продали другому хозяину.

Только теперь Тимофей понял, насколько безумны были его надежды отыскать жену. Ну почему он был уверен, что стоит ему пробраться во вражеское гнездо, как его встретит с распростертыми объятиями Василиса – точно такая же юная красавица, какой была давным-давно?! Он был совершенно убит своим прозрением и исполнился лютой ярости ко всем казанцам. В каждом мужчине он видел похитителя Василисы, а в каждой девочке – ее дочь, наполовину татарку. Среди пленных и впрямь было много детей-полукровок. Русские женщины, взятые силой и принужденные рожать от своих супостатов, и стыдились этих детей, и жалели их.

– Оно вроде бы и басурманское отродье, – смущенно сказала Курбскому одна такая женщина, горько плача на могиле сына, раненного при взрыве города и вскоре умершего. – А все-таки свое, роженое дитятко. Недосыпала и недоедала ради него. Сердцу материнскому не прикажешь!

Русские пленницы, которые возвращались в родной дом с прижитыми на чужбине детьми, были полны страха: как-то встретят их родные, а главное – мужья? И каждый из воинов волей-неволей примерял на себя эту печальную историю, каждый гадал: как бы он поступил, вернись к нему жена с приневоленным дитём? Тимофей Челубеев не сомневался в ответе:

– Башка с плеч и бабе, и ублюдку!

О его лютости знали и пленные татары, и освобожденные русские, и все равно боялись попасть мстителю под горячую руку.

И вот однажды, когда дошли до озера Кабан, случилась страшная история. Видимо, больная душа Тимофея в тот день больше прежнего не давала ему покоя. Не в добрый час попалась ему на глаза Фатима – девушка лет четырнадцати необыкновенной красоты. Можно было без сомнения сказать, что в ее жилах течет русская кровь: чернобровая, смуглая, с тонкими чертами лица, которыми иногда отличаются восточные женщины, она обладала ярко-синими глазами и роскошной светло-русой косой. Ни о матери своей, ни об отце Фатима ничего не знала: подобрала ее из милости и воспитала богатая вдова, которой Аллах не дал своих детей и которая была настолько очарована красивым ребенком, что не думала о происхождении девочки.

Фатима всегда прятала лицо, потому что многие молодые воины смотрели на нее разгоревшимися глазами, а некоторые откровенно лелеяли надежду взять ее в жены, тем паче что она отчасти русской крови. Подобные разговоры Тимофею Челубееву казались чудовищными и бесили его до крайности.

И вот когда дошли до озера и остановились напоить коней, Тимофей вдруг кинулся к веренице пленников, схватил на руки Фатиму и бросился с ней к озеру. На мгновение все оцепенели, и Тимофей уже вбежал в студеные волны по колено, когда люди спохватились и стали кричать, что, мол, он делает.

– Хочу узнать, в самом ли деле это русская дочь! – воскликнул в ответ Тимофей. – Тут кое-кто позабыл стоны сестер и кровь братьев своих во Христе, намерен с басурманкой по венец пойти. Так я хочу всем показать, что она – отродье вражье!

Мало кто понял смысл его отрывистых криков, однако князь Андрей Михайлович так и ахнул. Он, как близкий к царю человек, отлично знал и о пророчестве Горшанды, и о том, что она утопилась именно в озере Кабан, и с тех пор оно стало губительным для русских людей. Не раз жестокие татаре развлекались, сталкивая пленных в воду, – и их сразу тянуло ко дну. Сами казанцы могли прыгать в воду сколько душе угодно и беспрепятственно выходили потом на берег. Ходили слухи, будто Горшанда стала водяной бесовкой и сама тянет русских на дно.

– Но ведь если Фатима русская, она потонет! Лишь татарам озеро Кабан безопасно! – закричал Курбский, исполнившись жалости к несчастной девушке и пытаясь воззвать к разуму Тимофея.

Однако это было бесполезно. Ратник уже по пояс погрузился в воду, осторожно нащупывая ногой дно, и никто не осмелился прийти на помощь Фатиме, которая сначала кричала, а потом лишилась сознания от страха. И тогда впереди угрожающе вспучилась вода…

Люди на берегу опускались на колени, молились. Все понимали, что Тимофей решил погубить Фатиму и умереть. И тогда Курбский направил коня в воду. Он сам не знал, почему отважился на этот отчаянный поступок! Потом, год спустя, Сильвестр скажет, что на это его надоумил Бог. «А может быть, и дьявол», – ответит ему князь Андрей Михайлович.

Так или иначе, по Господнему или вражьему наущению, он это сделал. Вздымая брызги, с отчаянным ржанием, конь князя ринулся в волны, и Курбский вырвал девушку из рук Тимофея. Это оказалось не трудно сделать, потому что Челубееву было уже не до пленницы. В это самое время страшная сила потянула его ко дну, он пытался сопротивляться, кричал…

Перекинув девушку через седло, Курбский хотел протянуть руку ратнику, однако не смог справиться с конем. Обуянный ужасом скакун рванулся в сторону и вынес хозяина из воды как раз в то мгновение, когда пенистые омуты начали подступать к нему.

Оказавшись на берегу, князь обернулся. Вода еще вскипала бурунами, но вот на глазах успокоилась и сделалась гладкой и ровной, словно шелковый платок. Озеро было пустынно.

– Прими, Господи, душу раба твоего! – дрожащими губами прошептал Курбский и передал Фатиму подбежавшим женщинам.

Она скоро пришла в себя и стала спрашивать, каким образом спаслась; все указывали на Курбского. В легкой кольчуге, без шелома, князь стоял на взгорке и задумчиво смотрел на коварное озеро. Высокий, могучий, с открытым лбом, гордым взором и величавой повадкой, Андрей Михайлович был необычайно красив. Несчастной Фатиме он показался воплощением Бога на земле. Она глаз не осмеливалась поднять выше гривы серого, в черных яблоках, его жеребца под красным сафьяновым седлом с позолоченной лукою. Фатима припала к серебряному стремени, покрывала сапоги князя слезами и поцелуями, клялась служить ему отныне и вовеки и отдать за него жизнь по первому его слову.

Конь волновался, переступал с ноги на ногу, потряхивал бляшками и бубенчиками, которые во множестве украшали сбрую. Недоброе чуял?

Курбский усмирил его, потом взял Фатиму двумя пальцами за подбородок и долго смотрел в восхищенное полудетское лицо. Что увиделось ему в этих синих, наполненных слезами глазах? Бог весть… И Бог весть почему, князь вдруг сказал:

– Я окрещу тебя и подарю царице. Служи ей и люби ее, как ты хочешь служить мне.

Фатима не понимала. Когда ей перетолмачили слова князя, она склонилась в знак того, что покоряется его воле, однако в голосе звучало упорство:

– Отдай меня кому хочешь, но служить я буду только тебе!

Вскоре войско двинулось дальше. Во Владимире русские полки встретила радостная весть: как раз на день Дмитрия Солунского[14] царица родила сына!

– Жена подарок сделала и мне, и себе к своим именинам! – радостно твердил Иван Васильевич: ведь именины у царицы были 28 октября, на Анастасию Римлянку или, по-русски, Настасью-овчарницу.

Когда дозволено было посетить молодую мать и поздравить ее, все преподносили богатые подарки и Анастасии Романовне, и младенцу. Князь Курбский среди всего прочего подарил царице очаровательную синеглазую и золотоволосую смуглянку по имени Настя. Это была Фатима, окрещенная после рождения царевича в честь святой мученицы Анастасии и самой царицы.

14

8 ноября (26 октября по старому стилю).