Шутки богача

Военные штудии Каргина длились строго по расписанию, с девяти до шести, и проходили в комнате без окон, похожей на глухую, обитую звукоизолирующим пластиком внутренность сейфа. При комнате были душ и туалет, а также кухонная ниша, большой кофейник и неиссякаемый запас растворимого кофе “Седло Дорадо”.

В комнату вели стальные двери, которые не открывались, а откатывались в стены; за ними изгибался узкий коридорчик, а в его конце имелась еще одна дверь, уже привычной конструкции, но с кодовым замком. Карта с паролем на вход хранилась у Кэти; утром она отводила Каргина на рабочее место, вечером забирала, а ровно в тринадцать ноль-ноль выпускала погулять и закусить в одном из кафе между вторым и первым административными корпусами. В это время тут не болтался никто; у служащих ХАК перерывы на ланч были в двенадцать и в три пополудни.

В час отдыха Каргин был всегда рассеян и ел торопливо, уносясь мыслями к острову Иннисфри и прикидывая, откуда начать атаку, с Верхней или Нижней бухты, и как половчей захватить дворец – с террасы или же с главного входа. Кэти, казалось, его понимала и не старалась разговорить. Для долгих неспешных бесед у них хватало времени по вечерам, и говорили они о российском житье-бытье, Питере и Москве, родителях Каргина, но главным образом о Париже, его мостах, ведущих к Ситэ и Сен-Луи, донжонах Венсенского замка, о площади Вогезов и храме Валь-де-Грас. Правда, до бесконечности те разговоры не тянулись, а прерывались иногда протяжными стонами и вскриками – мелодией любовных флейт и тамбуринов, звучавшей под скрипичный оркестр цикад.

Судьба наемника полна превратностей и перемен: сегодня ты жив, а завтра мертв, утром здоровый и бодрый идешь на приступ, а в полдень валяешься в воронке без ноги и истекаешь кровью, падаешь в ночную тьму под нераскрывшимся парашютом, подрываешься в джунглях на мине, получаешь удар штыком и глядишь, как стервятники копошатся в твоем распоротом животе. И никакой благодарности, ни памятников, ни орденов, ни залпов над могильным камнем… Да и могилы нет; скорей упокоишься в звериной пасти, как предрекал Киплинг. Гиены трусов и храбрецов жуют без лишних затей… И, помня об этом, Каргин времени зря не терял. Что в руки солдата попало, на том и спасибо!

На третий день боевых трудов, во время ланча, кто-то остановился за его спиной. Каргин не видел подошедшего; он доедал салат и размышлял о том, не подорвать ли казарму и ближние к ней посты минами ПТМ, от коих танк взлетает в воздух на два человеческих роста. Одновременно он любовался Кэти – если не считать пальмы у их столика, увитой лианой в алых цветах, она была самым приятным украшением пейзажа.

Вдруг лицо ее переменилось. Зрачки потемнели, яркие полные губы вытянулись в шпагат, брови сошлись на переносице, а под нежной смуглой кожей щек наметились желваки. Она была будто взведенная граната – отпусти кольцо, грохнет взрыв, метнется пламя и полетят во все стороны осколки. Такая Кэти совсем не нравилась Каргину.

За его спиной раздался голос. Чем-то он был знаком – раздраженный, чуть визгливый, с заметными повелительными нотками.

– Когда я подхожу к своим сотрудникам, им полагается вставать!

Каргин прожевал листик салата и поднял голову.

Молодой мужчина, примерно его лет, в безупречном белом костюме и замшевых туфлях; высокий, рыжеватый, с серо-зелеными глазами и надменным капризным ртом. Кого-то он напомнил Каргину – кого-то очень знакомого, виденного многократно, в различных обстоятельствах и ракурсах. Не его ли самого?.. “Все может быть”, – мелькнула мысль. Правда, подбородок у Каргина был покруче, скулы пошире, а волосы – потемней, и рыжинка в них едва просвечивала. Но сходство, безусловно, существовало – такое, какое волей случая бывает между чужими людьми, рожденными в разных концах планеты.

Осмотрев незнакомца с ног до головы, Каргин отвернулся и подмигнул Кэти:

– Кто такой?

– Бобби. Он же – Роберт Генри Паркер, наследник и президент, – пояснила она без особой приязни, выделив слово “наследник”. – Нынешний босс корпорации.

Брови у Каргина полезли вверх. В сказанном девушкой не было и намека на пиетет или хотя бы обычную вежливость, с которой мелкий служащий обязан относиться к шефу, главе могущественной фирмы. Выводов можно было сделать два: либо Кэти не являлась мелким служащим, либо ее связывало с Паркером нечто личное, позволявшее общаться накоротке. “Может быть, имеют место оба варианта”, – решил Каргин и медленно протянул:

– Значит, босс и президент… А что же ты не встаешь?

Губы Кэти скривились в торжествующей усмешке.

– Я из административного отдела, который ему не подчинен. А если бы и был подчинен, ему все равно меня на улицу не выбросить! Никак не выбросить!

– До поры до времени, крошка, – ядовито заметил Паркер, приземляясь на стул рядом с Каргиным. – До поры до времени… У всех твоих покровителей из задниц уже сыплется песок. А когда высыпется весь, мы потолкуем об улицах и панелях. Или я не прав?

Кэти, побледнев от ярости, хотела ответить чем-то не менее ядовитым, но Каргин накрыл ладонью ее стиснутые руки. Он был поборником дисциплины и привык к тому, что человека можно не уважать, но чин его и звание – совсем другое дело. Как говорил майор Толпыго со всей армейской прямотой: “Честь отдаешь не морде, а погону”.

– А я ему подчинен? Я обязан вставать?

– Если пожелаешь, – пожала плечами девушка. – Но ты нанят Мэлори – службой безопасности, проще говоря, а она подчиняется только старику… то есть, я хотела сказать, мистеру Патрику Халлорану.

Диспозиция прояснилась, и Каргин, повернувшись к Бобу, взиравшему на него с каким-то нехорошим интересом, обматерил президента по-русски. Это заняло пару минут, так как ненормативной лексикой он владел в совершенстве, как и положено всякому командиру роты.

– Что это было? – поинтересовался Боб, когда список сексуальных привычек его родителей подошел к концу.

– Это был великий и могучий русский язык, – объяснил Каргин. – Цитата из “Братьев Карамазовых” нашего гения Достоевского. Президент хочет еще что-нибудь послушать?

Щечки Кэти порозовели. Паркер недовольно пожевал губами, нахмурился, потом буркнул:

– Сестра говорила, что ты неплохо стреляешь…

– Какая сестра?

– Рыжая стерва Мэри-Энн, – с усмешкой промолвила Кэти. – Та, которая много пьет, липнет к чужим парням и не желает отзываться на имя Нэнси.

– Было такое, – Каргин согласно кивнул.

– Послезавтра суббота, – Паркер резким щелчком сбил пылинку с пиджака. – Приходи в двенадцать к “Старому Пью”. Постреляем.

Он встал и, не прощаясь, двинулся к проему в подстриженных кустах, обозначавшему выход из кафе.

– Фрукт, однако, – заметил Каргин.

– Самоуверенный болван! – прошипела Кэти. – Наследничек…

– А другие у Халлорана есть? Дети, там, или внуки?

– Старик, я слышала, женщин любил, но не был женат и о прямом наследнике не позаботился, – взгляд Кэти, скользнув по лицу Каргина, переместился на пальму, усыпанную алыми цветами. – Бобби и Мэри-Энн – дети его сестры Оливии Паркер-Халлоран… Но это ничего не значит. Ровным счетом ничего!

– Почему же?

Кэти неторопливо навивала на палец длинную каштановую прядь.

– Во-первых, потому что могут найтись и другие наследники. Во-вторых,

Патрик Оливию терпеть не может. Она младше на двадцать лет и родилась в четвертом браке его отца, Кевина Халлорана. Потом связалась с нищим баронетом из Йоркшира Джеффри Паркером, а тот ее обобрал и бросил. А Халлоран британцев ненавидит. Ирландский националист, поклонник фениев… субсидировал ИРА… говорят, субсидирует и сейчас. А кроме того…

Она замолчала, и Каргин, выждав минуту-другую, осторожно напомнил:

– Кроме того, есть и третье, так? И что же?

– Есть, и дело в Бобби. Старик уверен, что лишь настоящий мужчина может возглавить компанию, а Бобби…

– Бойскаут? Или плейбой?

– Глупец, фанфарон и самовлюбленный идиот… корчит из себя супермена…-

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.