Страница 15 из 25
– А ты, достойный рапсод?
Тревельян испустил глубокий вздох, выдавил слезу и изящным движением мизинца смахнул ее с бакенбарды.
– Ах, почтенные, мне не до игры! Я пребываю в невероятной тоске…
– Что же так? – спросил один из чиновников.
– Я ездил в Бенгод к прекрасной девушке, моей возлюбленной… увы, бывшей! Она… она… – Тревельян смахнул вторую слезу, – она меня забыла и сочеталась браком… Такая душевная травма! Ах!
Он заметил, как дрогнула занавеска в задней половине – там, похоже, внимательно слушали.
Аптекарь всполошился, нацелив на рапсода внушительный нос.
– Хочешь, дам чего-нибудь успокоительного? Корень пакса или настой цветов вертали… Еще в таких случаях помогают морские пиявки. Отсасывают дурную кровь.
Тревельян содрогнулся:
– Храни тебя Трое, добрый человек, но с этой бедой я справлюсь без пиявок. Сочиню песню о разбитом сердце, и мне полегчает.
– Рапсод! – уважительно сказал купец, раздавая карты.
– Не помню ни единой девицы в Бенгоде, достойной такой любви, – сказал чиновник, потеребив отвислую мочку.
– Может быть, дочка пекаря Гуззана? – тихо шепнул его коллега. – Она пошла второй женой к…
– Да ты что, Даммах! Она страшней, чем самка паца!
– У рапсодов бывают странные вкусы, Зиххар…
Они погрузились в игру, и теперь Тревельян слышал только звон монет и азартные выкрики: «Колокола!», «А у нас клинки на ваши колокола!», «Трубы и щиты побоку!», «Заступница Таванна-Шихи! Опять колокола!», «А чаши с колесами не хотите?», «У меня снова клинки!», «На всякий клинок найдется щит!», «Это смотря какой клинок, почтенный!»
Тревельян, изображая меланхолию, глядел в окно. Мимо промелькнул пилон, а рядом с ним – столб, на котором болтались два скелета. Подковы лошадей грохотали по ровным каменным плитам, дорога была широка и обсажена с обеих сторон плотным кустарником, который недавно подстригали. За этой упругой зеленой изгородью высился лес, но не из пальмовых дубов, а из стройных белокорых деревьев с длинными, в половину метра, голубоватыми иголками. Лес кончился, пошло поле, засаженное вьющимся на кольях злаком с крупными початками, свисавшими до земли. Дальше был выгон, где паслись косматые анши, местные козы, а за ним виднелась деревушка. Над очагами во дворах вился дымок, суетились женщины, ветер доносил запах рыбы и свежих лепешек. Навстречу попались возы, груженные бревнами, потом такой же, как их собственный, пассажирский экипаж, потом они обогнали тележку с корзинами фруктов, которую тащил бык не бык, осел не осел, а что-то наподобие пони с рогами. Снова начался лес и сразу отступил, чтобы дать место харчевне и навесу, под которым стояли длинные столы и лавки, занятые дюжиной солдат. На невысоком холме стоял блокгауз, а у его подножия, на ровном поле, тренировались лучники. Стреляли в головы, что красовались на вершинах трех столбов, и в круживших над ними стервятников.
«Контрасты Средневековья», – пробормотал командор.
«Средневековье, да не наше, – мысленно возразил Тревельян. – В нашем от Рима одна латынь осталась. А тут, гляди, какая дорога!»
«И головы на шестах. Так что ты, паренек, не расслабляйся!»
С этим Тревельян был полностью согласен. Его работа требовала инициативы и в то же время разумной осторожности.
Через четверть часа экипаж подкатил к другому заведению, где можно было перекусить, умыться и справить естественные надобности. Компания картежников прервала игру и ринулась в харчевню вместе с двумя возницами – прополоскать глотки. Тревельян тоже вышел, заглянул в будку с удобствами, потом выпил у стойки и сжевал лепешку с сильно наперченными овощами и кусочками рыбы. Благородная дама не появилась, но ее служанка сделала кое-какие покупки – свежие фрукты, сок и лучшее вино, не местное, а из Пибала. При этом разглядывала Тревельяна не таясь.
Полоскание глоток закончилось, возницы расселись на козлах, шестерка скакунов грохнула копытами, экипаж тронулся с места и стал плавно набирать скорость. Чиновники, аптекарь и торговец продолжили игру и скоро вошли в такой азарт, что, казалось, воздух дымится над их залысинами, а из глубоких ноздрей сыплются искры. Тревельян, с прежней задумчивой миной разглядывая окрестности, прикидывал план действий в Рори, столичном городе Хай-Та. Он собирался посетить обитель Братства Рапсодов, но не испытывал надежд узнать там что-то важное. Однако этот визит был бы полезен для адаптации в мире Осиера – ведь всякий певец, явившийся в город, заглянет в странноприимный дом, чтобы пообщаться с местными коллегами. Было бы странно пренебречь такой возможностью! Кроме того, нужно навести справки о дороге в Этланд и, быть может, что-то узнать о судьбе Дартаха Высоколобого. Это было единственной конкретной задачей, стоявшей перед Тревельяном; в остальном он был свободен и мог осуществлять свою миссию в меру разумения и сил.
Чьи-то пальцы легко коснулись его плеча. Он вздрогнул и повернул голову.
– Да будут боги милостивы к тебе, рапсод! Да защитят от демонов бездны! – Это оказалась служанка знатной дамы. Сунув в руку Тревельяна золотой, она промолвила: – Моя госпожа желает тебя видеть. Ей скучно.
– Мой долг ее развлечь, прогнав тоску какой-нибудь песней или историей. – Тревельян живо вскочил на ноги, сунул монету в пояс и вытащил лютню из мешка. – Я готов, о прекраснейшая из девушек!
Служанка хихикнула. Нос у нее был такой, что на нем можно было бы подвесить дыню.
Вслед за носатой девицей Тревельян проник за занавеску, сделал знак почтения, поднял глаза и тут же, будто ослепленный, прикрыл их ладонью. Дама того стоила. Она была метиской, но кровь восточной расы сказалась только на чуть удлиненных ушах и смугловатом оттенке кожи. Все остальное – густые темно-каштановые волосы, пикантный носик, пухлые яркие губы, карие, с поволокой, глаза и стройная, изящная фигурка – принадлежало к имперским образцам в самом лучшем исполнении. Как и ее наряд, шелковая туника, украшенная перьями птицы ках, шитая серебром накидка и замшевые дорожные сапожки. Выглядела она исключительно загадочно и романтично.