Страница 30 из 113
Два керравао на арене бились насмерть, яростно мотая окровавленными гребнями. У пестрого был вырван клок перьев из хвоста и повреждено крыло, коричневый заметно припадал на левую лапу. Лодда, размахивая шестом, подбадривал птиц резкими вскриками; лицо его покраснело от возбуждения, накидка из толстой бычьей кожи была отброшена за спину. Вдруг пестрый самец подскочил вверх на два локтя и вцепился когтями в грудь противника. Коричневый успел долбануть его клювом в шею, потом обе разъяренные птицы рухнули на песок.
Фарасса выпустил плечо арбалетчика и метко сплюнул в груду дергавшихся пестрых и бурых перьев.
– Рядом с моим родичем, досточтимым Дженнаком, всегда будет несколько человек, – многозначительно сказал он. – Особо близких! – Фарасса поднял толстый палец. – Вот об одном из них тебе и надо позаботиться. Догадываешься, о ком?
Орри сунул руку под плащ, помассировал мышцы.
– Санрат Квамма?
– Ты глуп, как черепашье яйцо! Зачем мне голова этого санрата? Пусть она достанется пожирателям грязи! Ну, думай, отрыжка Одисса! Кто еще будет с моим почтенным родичем?
– Видел я в лагере Грхаба, его охранника… – задумчиво пробормотал Орри.
– Да ну? – По губам главы лазутчиков скользнула ядовитая усмешка. – А что еще ты видел или слышал?
– Этот Грхаб – близкий ему человек, в Фирате будет все время с ним… и днем, и ночью…
– Даже ночью? – восхитился Фарасса. – Может, они и спать улягутся на одной циновке? Или наследник все же прихватит с собой кого-нибудь помягче Грхаба? Понежней, я хочу сказать.
Лицо Орри Стрелка на миг окаменело, потом в глазах его мелькнуло понимание. Фарасса, следивший за ним, довольно кивнул:
– Наконец-то догадался, безмозглый помет койота!
– Мудры твои речи, светлый господин… мне ли тягаться с потомком Одисса…
– И не тягайся, – наставительно заметил Фарасса. – Тебе надо слушать, понимать и выполнять, иначе тень твоя укоротится ровно на одну голову. Ясно?
– Ясно, – стрелок вдруг усмехнулся. – Но ты меня не пугай, господин, не грози.
– Это почему же? – Глава Очага Тумма приподнял бровь.
– Я был тебе верен… и я тебе нужен.
– Ты так думаешь? Хмм… Многие мои люди хорошо стреляют и отлично обращаются с ножом.
– Лучше послать в битву одного ягуара, чем стаю койотов.
«Ты не прав, ублюдок, – подумал Фарасса, – не прав, считая себя ягуаром. Тебе далеко до атлийских душителей! Вот они – ягуары! И поклоняются ягуару! Ну, сделаешь дело – убедишься, как ошибался».
Они уставились на окровавленный песок, где два пернатых бойца, раскрыв клювы и испуская клекочущие вопли, продолжали с бешенством наскакивать друг на друга. Коричневый с оранжевым гребнем хромал все заметнее, по груди его стекали алые струйки; пестрый казался пободрее. «Пожалуй, я выиграю у Лодды тыкву с пивом», – подумал Фарасса и, подобрав гость песка, швырнул его в сцепившихся птиц.
– Я сделаю, – произнес Орри, почесывая грудь. Время двигалось к полудню, солнце палило, и стрелок вспотел под толстой кожаной накидкой. – Я сделаю, пресветлый господин. Только…
– Только? – Фарасса стиснул кулак.
– Это будет стоить дороже… дороже, чем с теми санратами и купцом… и дороже, чем с любопытным жрецом.
– Почему?
– Наследник сильно разгневается…
– Тебе какое дело? Пусть гневается, лишь бы не заметил, откуда вылетела стрела! Вот если заметит… Ну, тогда тебе и чейни не будут нужны, Орри Стрелок. За них не купишь легкую дорогу в Чак Мооль.
– Верно, господин. Но я сделаю дело, а ты – ты должен заплатить справедливую цену. Риск велик. Этот Грхаб, сен-намит… Глаз у него как у сокола…
Торговля начала забавлять Фарассу. Он не считал себя скупым, но никогда не платил лазутчикам лишних денег, ибо Очаг Барабанщиков был относительно небогат. Его основными задачами – разумеется, официальными – являлись рассылка по городам и весям свитков, в коих была изложена воля сагамора, и соблюдение законности в стране, на что взимался специальный небольшой налог – судебная подать. Кроме того, выдавались дотации из казны – для содержания лазутчиков в Великих Очагах и на кейтабских Островах. Были у главы глашатаев и свои собственные люди, вроде Орри Стрелка и Лодды, тоже стоившие немало; расходы на этих особо доверенных шпионов он покрывал из личных средств и денег, что удавалось утаить из податей.
Впрочем, за горе и унижение сына Дираллы Фарасса заплатил бы любые деньги; другое дело, что показывать этого Орри не стоило. Эти кентиога так упрямы и жадны!
– Ну, так сколько же ты хочешь, бычий помет? – спросил он стрелка.
Тот посмотрел на арену, где пестрый приканчивал коричневого. Оранжевый гребень побежденного уныло свесился набок, он испускал хриплые крики и пятился шаг за шагом. Пестрый бил клювом, стараясь добраться до голой шеи врага.
– Ты сказал, что цена этому керравао полсотни чейни, – произнес арбалетчик. – Но наложница молодого господина стоит больше.
Бровь Фарассы дернулась. Хорошо обученные бойцовые птицы были дороги, и Орри правильно запомнил цену.
– Если за керравао пятьдесят, – продолжал стрелок, – то за женщину – двести. И сразу! Годится, мой повелитель?
– Двести чейни, полновесных одиссарских монет, были немалой суммой. Фарасса сунул руку за пояс, вытащил серебряный квадратик с головой сокола на аверсе и изображением горящей свечи на оборотной стороне, взвесил в ладони.
– Двести чейни… Хорошо! Пятьдесят – сразу, остальное – когда сделаешь дело. .
– Сто и сто! – буркнул стрелок.
– Я сказал – пятьдесят!
– А если она, – Орри выделил последнее слово, – останется здесь? Если наследнику не понадобится согревать постель в Фирате? Что тогда?
– Оставишь задаток себе, – Фарасса выудил из-за пояса увесистый мешочек с серебром, немедленно исчезнувший под накидкой Орри.
– За эти деньги я мог бы прикончить Грхаба, – задумчиво произнес он.
– Когда придет время, за него получишь отдельную плату. – Фарасса поглядел на ристалище и ухмыльнулся. Пестрый, распустив ободранный хвост, гордо расхаживал вокруг поверженного врага. Тот уже не дергался и странным образом напоминал сейчас Фарассе смуглокожего широкоскулого телохранителя сына Дираллы – то ли цветом оперения, то массивной своей тушей, бессильно распростертой на песке. Дойдет очередь и до этого Грхаба, подумал глава глашатаев, снова усмехаясь. Пока же предстояло позаботиться об Орри, и Фарассе пришло в голову, что другой его лазутчик – тот самый, что охотился на диких быков в тасситской степи, – тоже неплохой стрелок. Надо будет послать ему весть, решил он, взмахом руки подзывая Лодду. )
– Ты проиграл, вонючий скунс! Мое пиво отдашь Орри… сегодня он должен отпраздновать выгодную сделку!
Арбалетчик принял позу почтения, предписанную киншу.
– Пусть Шестеро Кино Раа не оставят тебя своими милостями! – Он замер, сложив ладони у груди.
Взирая на низко склоненную голову Орри, Фарасса на миг представил стрелу, что вопьется ему в затылок, и буркнул:
– Да свершится их воля! Иди, таркол, готовься в дорогу!
Со стороны храма долетел протяжный звук флейт, потом звонкие молодые голоса затянули Песнопение; око Арсолана опускалось за холмы на западе, и жрецы славили светлого бога вечерним гимном.
Джеданна, склонив голову к плечу, слушал. Над ним колыхались тонкие ветви орхидей, усеянные цветами – огромными, яркими, невероятных оттенков и форм. Никто не знал, сколько их существует на свете – десятки?.. сотни?.. Одни напоминали нежно-розовые чаши с широко развернутыми лепестками; другие были белы, как тайнельские снега, и пушисты, словно хохолок попугая; третьи казались огненной пастью ягуара с дразнящим языком и четко очерченными треугольниками клыков; четвертые, более мелкие, росли соцветиями подобно виноградным гроздьям – великое множество сиреневых чашечек с пурпурными пятнами внутри. Были и такие, которых легко принять за бабочек или больших пауков, жадно расставивших коричневые лапы с желтыми полосками и крапинками, – говорят, что такие твари, ядовитые, будто гремучая змея, водятся в непроходимых джунглях Р'Рарды… Из тех же самых краев привезли в Одиссар и эти орхидеи, поистине божественное творение, радующее глаз! Привезли давным-давно, в эпоху Варутты, когда первые корабли кейтабцев добрались до дельты Матери Вод и с Островов в одиссарские города хлынули экзотические товары Нижней Эйпонны – птицы с ярким оперением, удивительные звери, сверкающие драгоценные камни, быки Сеннама, выносливые и плодовитые… Но уже в те времена в этом древнем саду пылал всеми красками радуги атлийский Цветок Сагамора, золотились гигантские Солнечные Очи, роняя черные семена, пламенели алыми гроздьями кусты с берегов Океана Заката, из Шочи-ту-ах-чилат, Места-где-трясется-земля… Были тут и редкие деревья, красное и железное, были растения изобильной Серанны – яркие маки, пышные розы, Цветы-Звезды, синие Небесные Наконечники, целебное Золотое Облако, заросли юкки, ананас с огромными сладкими шишками и магнолия, усыпанная белыми колокольцами с опьяняющим ароматом. Сейчас, в месяц Цветов, они благоухали особенно сладко, привлекая медоносных пчел.