Страница 19 из 19
– Замолчи… Я не могу стать ребенком, – сказал поэт.
– Ты никогда не переставал им быть… Ты же взрослый человек. Ну… ты… ты же прекрасно понимаешь, что только детские ценности чего-нибудь стоят на этой земле. Слушай команду!
– Замолчи! – крикнул поэт.
– Слушай команду… Один.
– Что?
– Два.
– Отстань, – сказал поэт.
– Три.
– Уйди прочь!
– Четыре…
– Слушай… Я не могу больше, – сказал поэт.
– Пять.
– Я устал.
– Не сдохнешь. Шесть.
– Мне все опостылело.
– Семь.
– Мне не справиться! Черт! Мне не справиться! – крикнул поэт.
– Восемь.
– Ладно, – сказал поэт, поднимаясь. – Встаю.
– Девять, – сказал Хронос.
И приезжий встал в стойку, прикрыл плечом подбородок и стал тяжело передвигаться по газону, ища противника.
– Мальчик, – сказал Хронос, – в этом бою кулаки не годятся. Важно, что ты встал.
Над краем домов ударил прожектором первый луч рассвета.
К закрытым дверям кафе подбежали официантка Семина и дворник.
– Да ладно тебе… Не психуй, – сказал дворник, тяжело дыша.
– Он ушел… – сказала официантка Семина. – Ушел… Большая беда.
– Старый я вокруг города бегать, – сказал дворник. – Чумовые все стали. Золотой век изобрели, совсем покоя нет… Ищем не знай кого… Как он хоть выглядел, этот псих ненормальный?
– …А ты и правда крокодил, – сказала официантка Семина. – Он же с тобой разговаривал вчера…
– Не запомнил, – сказал дворник. – Ушел, и слава богу, какая беда? И так он всех перебаламутил.
– Ушел… – сказала официантка Семина.
И тут они услышали храп.
Еще не веря, еще боясь поверить, медленно и как будто припоминая, официантка Семина повернула голову.
– Не положено, – уверенно сказал дворник, весь растопырился и пошел поднимать с газона бродягу.
Но тут, змейкой пролетев по траве, его на полкорпуса обошла Муза и оттолкнула от спящего.
Она наклонилась над приезжим и выдернула из-под него плащ. Тот даже не пошевелился.
– Отойди, – сказала она дворнику. – Не тронь его.
Дворник ахнул. Перед ним стояла женщина окончательной, не требующей поправок красоты. Глаза ее глядели твердо, а ресницы вздрагивали.
Несколько секунд дворник глядел на эту немыслимую, душераздирающую красоту. Потом отвел взгляд.
Храп прекратился, и дворник побрел прочь.
Приезжий открыл глаза.
– Ну что ж, – сказал он. – После долгих просьб я, наконец, согласился принять этот пост.
Он кивнул на вывеску «УЧАСТКОВЫЙ ПОЭТ. ПРИЕМ от 7 до 17».
– Я тебе говорил об этом? Или мне приснилось?
– Нет, – сказала она. – Не говорили. Да вставайте же, господи!… Беда может случиться… Вся окраина поднялась!
– А что такое?
– Да из-за ящерицы все…
Приезжий подскочил и услышал странный звук, похожий на стон, и не сразу можно было различить отдельные голоса, кричавшие одну фразу:
– Ящерица умерла…
– Ящерица умерла! – кричали голоса. И паника слышалась в этом стоне.
– Муза… – еле слышно сказал приезжий. – Скорей.
Официантка Семина кинулась прочь. Приезжий за ней.
– Не умерла! – крикнул приезжий. – Не умерла ящерица!
А Семина ползала по траве и шарила руками.
– Скорей… – сказал приезжий. – Не может быть, чтоб нам так не повезло…
Было видно, как вдали по переулку в сторону кафе бежали люди.
– Есть… – сказала Семина и что-то накрыла ладонью в траве.
Приезжий достал спичечный коробок и выплеснул на траву белые спички.
– Ну, в чем дело? В чем дело? – сонно спросил приезжий.
– Правда, что она умерла?… – спросили люди.
– С ума вы посходили… – сказал приезжий, приоткрывая коробок. – Да вот она, вот… Господи, сколько шуму из-за какой-то ящерицы.
Люди смущенно молчали.
– Что у вас, ящериц, что ли, мало? Да их полно… – сказал приезжий.
– …Эта вроде уже знакомая, – сказал шофер. – Мы к ней привыкли.
Люди недоверчиво и взволнованно расходились и, только отходя на несколько шагов, начинали галдеть.
– А где же этот бог времени? – вдруг заволновался приезжий.
– Какой бог?
– Бог времени Хронос.
– А-а… Хронов? – сказала она небрежно. – Это часовщик. Он за углом живет.
Приезжий неожиданно успокоился.
– Ну что ж, – сказал он. – Убедительно. Эта концепция меня устраивает. Он поднялся с травы.
– Теперь пойдем посмотрим памятник этому малому, – сказал он.
– Какому малому?
– Изобретателю вечного двигателя… Надо знать их вкусы, – сказал он, идя к площади. – Все ж таки мне с ними жить.
Она подоспела в тот момент, когда он начал тянуть за полотнище.
– Нельзя, – сказала она.
– Пустяки… Откроем и снова накроем.
Он дернул полотнище и отошел к ней поглядеть издали.
И они увидели довольно нескладный памятник, изготовленный торопливо и решительно со всею силой предварительного эскиза.
На венском стуле, отлитом из бронзы, сидел мужчина, прекрасный сам собою, с лицом Аполлона и длинными волосами. Одна рука его сжимала венок, а в другой почему-то была лира.
– Странный памятник инженеру, – сказал приезжий.
И тут он увидел, что на колене бронзового мужчины сидела ящерица. Впрочем, если присмотреться, то можно было заметить, что это не ящерица, а крокодил очень маленького размера. «ПАМЯТНИК НЕИЗВЕСТНОМУ ПОЭТУ», – было отчеканено на постаменте. Тут же лежал мегафон, оставленный для митинга.
– …Смотри, Муза… тут и от меня кое-что… – сказал приезжий и кивнул на маленького крокодила.
Потом он вдруг закрыл лицо руками, сел на ступеньку цоколя и заплакал. Муза молчала. Мегафон скатился на землю, и Муза его подняла.
Он посмотрел на нее.
– Слушай, скажи что-нибудь! – крикнул он в непонятном отчаянии. – Скажи! Как узнать время?
– Не знаю… не знаю… – растерянно сказала она и отступила еще дальше, прижав к груди мегафон.
И тут на пустой площади вдруг стали слышны странные прерывающиеся звуки. Они были похожи на хрипловатые стуки и шорохи и удары какого-то очень старого механизма, часов, может быть.
Удары были глухие и громкие, усиленные магафоном, и не сразу угадывалось, что это стук сердца.
…Наступало первое утро Золотого века, и репродуктор на столике придорожного кафе пел второй куплет песенки приезжего.