Страница 37 из 58
Тут до меня дошло, что девушка моей мечты ушла, исчезла, может быть, ее даже убили. Кто?!!
Я вмиг отрезвел.
Сердце застучало.
В голове застучало тоже.
Милиционер сверлил ее (мою голову) оптимистичными светло-голубыми глазами, видимо не зная, что сверлить надо жутко черными, или, в крайнем случае, красными, как у меня.
— Вы можете что-нибудь сообщить нам по этому поводу? — спросил он, отчаявшись наделать в моем вялом теле дырок. — Кстати, вы можете быть со мной откровенным, так как расследование мне поручил хорошо известный вам Николай Иванович Шкуров-Безуглый. Он же просил передать, что существуют лица женской национальности, которые будут рады, если вы в течение длительного времени с пользой для общества отдохнете в местах не столь отдаленных.
Я посмотрел на часы. 13-50.
Подумал: «Увел, небось, Эдичка, куда-нибудь в кабинет. После того, как поводил по крыше, то есть по местам своей боевой славы».
Спросил, налившись по воротник ревностью:
— А в замке ее искали?
В кабинет, постучавшись, вошли двое. Те самые, которые когда-то отправляли меня в нирвану, а Эдичку мочили в сливном бачке. Настроение улучшилось, ибо лица у телохранителей были битыми — казалось, над ними поработали сведенные в творческую бригаду кулачные мастера Брюс Ли, Сигал, Ван Дамм, еще один рейнджер из Техаса, фамилии не помню.
— Ну, что? — подался к ним майор.
— Ничего, — стал отвечать телохранитель с заплывшим правым глазом. — Обыскали все. Подвалы у них тут, конечно, интересные, хоть экскурсию приводи из ПТУ маньяков, но ни Натальи Владимировны, ни ее следов, наши ребята не обнаружили. Кстати, полчаса назад пришла уборщица Нюра, она живет через дорогу в служебном корпусе. Она сказала, что видела, как Наталья Владимировна в 11-50 села в «Жигули» песочного цвета и уехала в сторону Москвы. За рулем машины сидел человек в большой кепке.
— Какой модели? — осел в кресле майор.
— Вы умеете в виду модель кепки? — уточнил телохранитель с заплывшим левым глазом.
— Нет, модель «Жигулей», — майор был непроницаем.
— Моделей эта уборщица не разумеет.
— А на крыше искали? — спросил я, морщась от спазма головной боли.
— Вы имеете в виду крышу машины? — пристально посмотрел оперативник.
— Нет, замка.
Я почувствовал себя безнадежным пациентом психиатрической клиники. Когда на тебя смотрят люди и видят идиота, таковым себя и чувствуешь. Так же как чувствуют себя певцами певцы, лишенные голоса, и чувствуют гениями политики, напрочь лишенные интеллекта.
— А почему вы думаете, что Наталью Владимировну следует искать на крыше здания? — невозмутимо осведомился майор, которому, видимо, приходилось проводить следственные действия и в сумасшедших домах.
— Они с моим котом большие друзья, — потупил я взор. — А коты, как вы знаете, большие любители крыш.
Боль неожиданно отпустила, но голова оставалась чугунной. В ней попеременно сменяли друг друга образы Натальи — живой и мертвой, крюк для развески туш, добрая кружка пива, которая могла бы чудодейственно сделать мои мозги хотя бы деревянными.
— Да, с вами не соскучишься, — проговорил майор и, посверлив меня с минуту, принялся черкать в блокноте.
Когда он переворачивал третий листок, вошел человек в замаранной пылью защитной форме.
— На чердаке и крыше пропавшая не обнаружена, — сообщил он, дождавшись майорского внимания. — Мы опросили служащих замка, и трое из них показали, что вчера, примерно в 19-35, одна из гостей, по приметам Наталья Владимировна, проследовала по пожарной лестнице на чердак, а затем на крышу — садовник это видел. Ее сопровождал черный кот по кличке… — человек в защитной форме полистал записную книжку, — Эдгар Эдуард Фелис Эсквайр. Пробыли они там до 11-05…
— Вы что-то хотите добавить? — милиционер был физиономистом.
— Да… То есть нет… — смешался человек в замаранной пылью защитной форме.
— Говорите.
— Ну, они разговаривали…
— Кто разговаривал?
— Кот с Натальей Владимировной… — «Сумасшедший дом!» — подумал майор.
— Может быть, Наталья Владимировна с котом?
— Может быть. Но мне сказали, что они разговаривали.
— Хорошо. Все, кроме гражданина Смирнова, свободны, — отправил майор докладчиков. Когда они покинули кабинет, уставился профессиональным взглядом в мою распухшую личность и, выдержав паузу, спросил.
— Ну так как? Имеете вы, что нам сообщить?
— По поводу кота?
— И по поводу кота тоже.
— С ним действительно можно разговаривать… Если расслабится от самоуважения. И тогда со стороны кажется, что ты сумасшедший. Потому что он отвечает по человечески, телепатически конечно, переспрашивает, перебивает иронизирует.
— Понятно… — проговорил майор так, как будто сам накануне обсуждал со своим Васькой криминогенную ситуацию в Кунцевском районе. А что вы можете сказать насчет Натальи Владимировны?
— Только то, что, она душевно совершенно здорова.
— Что еще?
— Судя по всему, вы зря ищите ее в замке…
— Они ищут ее в замке, потому как наливочка у нас очень уж хороша, не правда ли Пал Палыч? — неожиданно появившись, Надежда встала за моим креслом.
— Да-с, пробовал, пробовал, — масляно заулыбался майор. — Хороша-с
Надежда фамильярно поворошила мне волосы. Обернувшись, я посмотрел более чем обескуражено.
— Маркиз Смирнов-Карабас с ударением на втором «а» ничего не знает, потому что с 18-30 прошедших суток занимался усиленным приемом внутрь широкого спектра алкогольных напитков, — сообщила Надежда следователю, предварительно сделав мне глазки.
— Что так? — спросил тот меня тепло — не иначе сам время от времени квасил ночь напролет от превратностей жизни.
— Без вести пропавшая Наталья Воронова отказалась общаться с ним на короткой ноге, узнав, что маркиз он незаправдашний и вообще является научным сотрудником с окладом в триста долларов, включая надбавку за ученую степень, — более чем ехидно ответила дочь Блада.
— Значит, у вас были мотивы… — взгляд майора стал металлическим.
— Мотивы напиться? — повторил я, не сразу поняв, к чему он клонит. — Еще какие! Без этой девушки мне не жить…
— Нет, не напиться, а убить Наталью Владимировну.
— Да, убить, — повторила Надежда.
— Да вы что, с ума сошли? — помертвел я (зато в голове светло и чисто как в березовой роще). — Жива она, я сердцем чувствую.
— У меня тут данные на вас, — достал майор из кейса несколько скрепленных листов бумаги. — Драка, еще одна, вот другая, из-за женщины, с нанесением тяжких и менее тяжких телесных повреждений… Нервный вы человек…
— Если мужчины будут убивать отказавших им женщин, то очень скоро на нашем государственном флаге останется одна голубая полоса.
— Неудачная шутка, — поджала губы Надежда. — Думаю, в вашем положении лучше не шутить.
— Так, запишем, — поймав ее внушающий взгляд, застрочил майор в блокноте. — Оскорбление государственного флага в присутствии представителя власти…
— Маразм крепчал… — только и смог сказать я, не веря своим ушам. — Держу пари, вы сейчас станете искать наркотики у меня в карманах …
— Уже искали… В спальне, — майор, подняв глаза от записной книжки, открыто улыбнулся.
— Ну и как, нашли?
— Нашли, конечно. В кармане вашего халата.
— А что нашли, если не секрет?
— Десять граммов героина.
— Шиза косила наши ряды… — наконец, я поверил, что мне хотят пришить дело. И не дело, а возможное убийство Натальи.
— Может, у вас есть алиби? Кто-нибудь может подтвердить, что вы находились в спальной прошлым вечером и ночью?
— Да. Кто-нибудь может… — кисло ответил я.
— Кто? — майор хорошо знал, что алиби никакого у меня нет и быть не может.
— К сожалению, не кто, а что. Шесть бутылок шампанского…
— И чем они вам могут помочь?
— Арифметикой. Видите ли, с ними я общался всю ночь напролет. И наверняка на них остались мои пальчики. Восемь бутылок — это примерно тридцать два стакана. По стакану раз в двадцать минут — получается десять часов с шестеркой в периоде…. Ровно столько времени меня никто не видел.