Цитадель Огня

Через секунду зазвонил телефон. Макс так стремительно к нему бросился, что Тревис даже не успел сдвинуться с места.

— «Шахтный ствол», — произнес Макс в трубку и наградил Тревиса ехидной улыбочкой. — Нет, но я являюсь совладельцем, и смогу вам помочь… — Затем он повернулся к Тревису спиной и заговорил так, чтобы тот его не слышал.

Тревис застонал. Теперь, когда Макс стал его партнером, жизни ему не будет.

Ну что ж, делать нечего. Он занялся грязными стаканами. У него за спиной звучала музыка: древние звуки, летящие по сверхсовременным проводам. После громоподобного грохота рекламного ролика мелодичная песня ласкала слух. Тревис улыбнулся, подумав о том, как старое и новое легко сосуществуют друг с другом. А вдруг два совершенно разных века могут встретиться друг с другом? Словно два разных мира.

Он почувствовал, что кто-то смотрит ему в спину, и резко обернулся.

Она наблюдала за ним. Зеленые с дымчатым отливом глаза сияли под идеально очерченными бровями. Тревис поставил стакан, который держал в руке, и женщина, удобно устроившаяся на табурете у стойки, улыбнулась ему. В ее коротко остриженных темных волосах искрились огненные отблески. Черная кожаная куртка, джинсы и сапоги. Он разглядел татуировку на шее — змея в форме восьмерки, вцепившаяся в собственный хвост.

— Дейдра? Дейдра Атакующий Ястреб?

— Мой нежный рыцарь, — проворковала она.

Затем потянулась через стойку и поцеловала его, заставив почувствовать себя оленем, застигнутым врасплох яркими огнями прожекторов.

ГЛАВА 4

Тревис познакомился с ней три года назад.

Июль подходил к концу, когда обезумевшие от счастья насекомые, только появившиеся на свет, слегка успокоились и тянули свою заунывную песнь, а облака лениво проплывали по ослепительно синему небу, вспоминая время от времени о своих обязанностях и наполняя долину оглушительными раскатами грома.

Как-то вечером она зашла в салун под медные литавры разбушевавшегося ветра. Тогда у нее еще были длинные волосы, которые сияющим водопадом омывали плечи. Тревис сразу заметил, что на ней все те же черная кожаная куртка и сапоги с квадратными носами, а на плече висит тот же деревянный футляр с инструментом.

Она сообщила, что ее зовут Дейдра Атакующий Ястреб и что она бард.

Она участвовала в Средневековом фестивале. Фестиваль подошел к концу, и Дейдра решила немного подзаработать в Касл-Сити, прежде чем снова отправиться в путь.

— Горы дарят мне песни, — заявила она. — Мне так трудно с ними расстаться.

Когда она доставала старенькую мандолину и принималась наигрывать какую-нибудь мелодию, у Тревиса захватывало дух — ничего красивее он никогда не слышал. Тревис убрал коробки с небольшой эстрады у пианино, когда-то служившей чем-то вроде сцены для водевильных номеров, и поставил посередине стул. Следующие две недели Дейдра Атакующий Ястреб играла на своей мандолине в «Шахтном стволе». В ее жилах текла ирландская кровь и кровь американских индейцев, и завораживающая своей простотой музыка сочетала в себе традиции и тех, и других ее предков. После представления, устроенного в вечер ее появления, молва о Дейдре быстро облетела город, и каждый вечер в бар набивались желающие послушать мадригалы тринадцатого века, кельтские баллады и мифы индейских племен, которые она рассказывала нараспев поразительным, таящим в себе волшебство голосом.

Тревис редко виделся с ней в те дни; Дейдра оказалась такой же неуловимой, как и ее музыка. Пару раз она останавливала свой мотоцикл, когда встречала его на Лосиной улице.

— Садись, мой нежный рыцарь, — говорила она.

Мой нежный рыцарь.

Она стала называть так Тревиса после того, как он поведал ей историю про старые очки, принадлежавшие когда-то гангстеру по имени Тайлер Кейн и подаренные ему Джеком.

Он устраивался у Дейдры за спиной, мотор издавал душераздирающий рык, и они летали по каньону, склоняясь на поворотах к самой земле. Как-то раз вечером они остались после закрытия салуна, разговаривали, пили виски, делились друг с другом мечтами. В какой-то момент, когда повисло смущенное молчание, Тревис протянул руку, чтобы погладить ее волосы. Но на полпути замешкался и неловко подхватил свой стакан.

Потом даже самому себе он не смог объяснить, что ему помешало; почему он не позволил своим пальцам коснуться мягкого шелка ее волос, почему не прижал к себе, не поцеловал, и они не занимались любовью на одеяле, брошенном на усыпанный свежей стружкой пол салуна. Но ведь любовь это сила, верно? А Тревис прекрасно знал, что сила штука опасная.

Вечером следующего дня Дейдра выступила перед теми, кто пришел ее послушать, а потом Тревис услышал рев ее мотоцикла, мчащегося по Лосиной улице. Больше он се не видел.

И вот она появилась вновь.

— Мне следовало догадаться, что это твой скакун, — сказал Тревис, глядя на нее через стойку бара.

— Если честно, он новый. Я купила его прошлым летом. — Потом, весело усмехнувшись, проговорила: — Выиграла в покер у парня из «Ангелов ада», в Лос-Анджелесе.

— Напомни мне, что я дал себе слово не садиться играть с тобой в карты, — прищурившись, попросил Тревис.

— Не волнуйся, Тревис, я тебе поддамся. Пару раз.

Он посмотрел на деревянный футляр у нее на плече.

— Ты будешь у нас играть, Дейдра?

— Может быть. Все зависит от ставок.

Тревис открыл древнюю кассу, вытащил ящичек для денег и высыпал мелочь на стойку.

— Пятьдесят два доллара и семнадцать центов подойдет?

Дейдра встала, собрала деньги и засунула в карман.

— Считай, что оплатил одно выступление, Тревис, — заявила она и грациозно, точно лесной олень, направилась к маленькой сцене у пианино.

Примерно тогда же Макс положил трубку, хотя Тревис догадался, что разговор закончился несколько минут назад.

— Твоя подружка? Ты хорошо ее знаешь?

Тревис налил две кружки обжигающего кофе.

— Едва ли.

— Ну конечно, — заметил Макс. — Поцелуй выдал тебя с головой. В Нью-Йорке малознакомые люди приветствуют друг друга именно так.

— А я не сказал, что совсем ее не знаю.

Макс ехидно улыбнулся, и его усы сделали нахальную стойку.

— Ты уж реши, хотя бы для себя, компаньон.

Тревис уже собрался объяснить Максу, что на западе не принято употреблять слово компаньон, но передумал. Из опасений, что новое знание его убьет. Тревис отнес чашки к сцене, поставил их на пианино, а сам уселся верхом на скамью.

— Знаешь, а я рад тебя видеть, — сказал он.

— Правда? — чуть приподняв бровь, спросила Дейдра.

И снова Тревис вспомнил тот вечер, когда отчаянно хотел к ней прикоснуться и не решился.

— Правда. Я так хотел… хотел, чтобы…

Чего он хотел? Тревис не знал. Улыбка скользнула по губам девушки.

— Я много лет назад научилась не жалеть о сделанном выборе.

Она достала мандолину из футляра и начала настраивать ее, уверенно перебирая пальцами струны. Очень старый инструмент, сделанный из темного дерева, похоже, многое повидал на своем веку.

— Ну и как же зовут ту счастливицу, которой удалось покорить твое сердце? — спросила Дейдра.

Тревис покачал головой. Тогда Дейдра бросила насмешливый взгляд в сторону Дейвиса и Митчелла Бэрк-Фейверов, которые сидели за столом в уголке, касаясь друг друга плечами и сблизив головы.

— Ладно, как зовут счастливчика?

Тревис рассмеялся и снова покачал головой. Улыбка на лице Дейдры сменилась понимающим выражением.

— Ясно, решил идти по жизни в одиночку.

— По-моему, ты говорила, что не стоит жалеть о принятых решениях? — пожав плечами, сказал Тревис.

— А ты уже сделал свой выбор?

Тревис потер правую руку. Он не знал, как ответить на ее вопрос. Наконец, кивнув в сторону мандолины, проговорил:

— Знаешь, у меня был друг, которому понравился бы твой инструмент. Он торговал антиквариатом. Джек часто повторял, что понять «сегодня» можно, только взглянув на него из другого, очень далекого времени или места.