Цитадель Огня

К Празднику Начала так сильно потеплело, что торжества перенесли в верхний двор, куда легкий теплый ветерок доносил сладковатый аромат распускающихся в саду цветов. Однако весна быстро закончилась, уступив место венценосному золотому лету, уверенно воцарившемуся в доминионах.

Впрочем, король Бореас не собирался никому уступать своей власти.

Грейс наклонилась в своем отделанном серебром седле и едва заметно отпустила поводья. Ее лошадке — стройной, длинноногой, цвета юного меда — этой весной исполнилось два года, и уговаривать ее не пришлось. Лошадь сорвалась с места и помчалась вперед, в каскаде брызг перелетела через мелкий ручей и начала резво взбираться по склону холма. Грейс закрыла глаза и отпустила свое сознание на свободу. Если хорошенько настроиться, можно почувствовать, как мимо проносится земля, яркие цветы, мелкие животные разбегаются кто куда — совсем как в разноцветном калейдоскопе, где одна картинка мгновенно сменяет другую.

Она вздохнула, затем открыла глаза и натянула поводья. Лошадь замедлила свой бег, а потом остановилась и повернула голову. Грейс рассмеялась — теперь она много смеялась, словно так было всегда, впрочем, наверное, так и есть, подумала она. Лорд Харфен, королевский обер-церемониймейстер, предупредил ее, что молодая кобылка любит побегать.

— Ладно, Шандис, пока хватит, — прошептала Грейс и погладила лошадь по выгнутой шее.

Король Бореас подарил ее Грейс по случаю наступления весны, и она сама выбрала имя — «Солнечная Ягода».

Шандис тихонько фыркнула, словно хотела сказать, что совсем не устала, но если ее хозяйке нужен повод, чтобы отдохнуть, что же, она не возражает. По крайней мере так показалось Грейс. Впрочем, будучи человеком образованным, она понимала, что глупо, а иногда даже опасно персонифицировать существа, которым природа не дала души. Двухлетняя кобыла наделена таким же чувством юмора, как и способностью играть в бейсбол.

Впрочем, наука и образование не имели никакого отношения к тому, как отчаянно забилось сердце Грейс, когда лорд Харфен вывел к ней подарок короля, а Шандис робко подошла к ней и ткнулась носом в протянутую руку.

Раздались раскаты грома, но не с безоблачного неба, а из-за спины Грейс, со стороны холма. Обернувшись, она увидела четверых всадников — двух женщин и двух мужчин. Они галопом промчались по заросшему травой склону и резко остановили своих лошадей рядом с ней.

Эйрин отбросила волосы с раскрасневшегося лица, голубое платье неровными складками окутывало седло.

— Грейс, ради всех святых, с чего это ты устроила такую гонку? — спросила юная баронесса. — Ты же знаешь, пастушьи узелки трудно рассмотреть, пока они не расцветут. А уж если мчишься, точно ветер, то вообще ничего не увидишь.

Вторая женщина подъехала почти вплотную к Грейс. Ее длинные, угольно-черные волосы тугими локонами обрамляли лицо, кожа цвета мэддока поражала восхитительным мягким сиянием. На красивых чувственных губах играла загадочная улыбка — впрочем, леди Лирит всегда выглядела загадочной и таинственной.

— Может быть, леди Грейс искала вовсе не пастушьи узелки.

Грейс улыбнулась стройной кареглазой колдунье.

— Может быть, — ответила она, стараясь напустить на себя немного таинственности.

Дарж так шумно вздохнул, что его поникшие усы сердито встопорщились. Рыцарь из Эмбара, чье лицо избороздили морщины — знак прожитых лет и приключений, — возвышался над всеми остальными, сидя на своем скакуне по имени Черногривый. Несмотря на теплый день, он надел на прогулку тяжелый серый плащ.

— Миледи, — заявил он, обращаясь к Грейс, — во время прогулок нам следует держаться вместе. Одинокому путнику может угрожать опасность.

— Прошу меня простить, милорд, но я осмелюсь вам возразить — ее светлость способна сама о себе позаботиться, — добродушно произнес последний член маленького отряда, рыцарь по имени сэр Гарфетель, сильный, широкоплечий молодой человек — впрочем, не слишком высокого роста.

Хотя вместо бороды его щеки украшала едва заметная поросль, Гарфетель сидел на своем коне уверенно и держал поводья твердой рукой. И тем не менее Грейс по-прежнему про себя — да и не только — продолжала называть его Гарфом. Как-то раз, несколько месяцев назад он догнал ее, когда она гуляла в верхнем дворе замка, и принялся смиренно умолять, чтобы Грейс произвела его в рыцари.

Грейс его просьба привела в ужас. Ведь что бы ни говорили Эйрин и Бореас, она никакая не герцогиня и с ее стороны будет чистейшим обманом произвести несчастного в рыцари. Как и многие представители дворянства, Гарф являлся вторым или третьим сыном в семье и не имел никакого права на титул и земли, а потому искал лорда или леди, которые наградили бы его званием рыцаря в обмен на верную службу. Однако Грейс нечего было ему дать, что она и сообщила весьма твердым голосом, попросив оставить ее в покое.

Гарф, разумеется, не послушался. И в последующие две недели Грейс постоянно на него натыкалась, поскольку он с упорством, достойным лучшего применения, преследовал ее, уговаривая взять к себе на службу. В конце концов она сама подошла к нему и прямо спросила:

— Почему я, Гарф?

Вопрос вызвал у него самое искреннее изумление.

— Какой же рыцарь не мечтает служить самой благородной и самой красивой даме в доминионах?

Грейс испустила тяжкий стон.

— Будь твои слова правдой, я бы не знала, куда деваться от рыцарей, желающих посвятить свою жизнь исполнению моих самых дурацких желаний.

— Вроде сэра Даржа, миледи? — с таким невинным видом спросил Гарф, что сыграть такое было невозможно.

Грейс не нашлась, что ответить.

На следующий день она поговорила с королем Бореасом, и они пришли к соглашению. Гарф служил сэру Беливару, одному из придворных короля, и тот с неописуемым энтузиазмом порекомендовал произвести Гарфа в рыцари. Грейс даже решила, что стареющий Беливар счастлив отделаться от обузы под именем Гарф.

Бореас, как и всякий король, имел в своем распоряжении некоторое количество свободных земель — оставшихся без наследников или принадлежавших когда-то лордам, бесследно исчезнувшим из королевства, — и он пожаловал Грейс небольшое поместье в западном Кейлаване, которое она, в свою очередь, передала Гарфу.

Церемония посвящения в рыцари состоялась в первый день месяца вардата.

На рассвете они собрались в верхнем дворе замка. Гарф, босиком, в белой рубахе, преклонил колени перед Грейс, а король Бореас, Эйрин, Дарж и Беливар стояли у нее за спиной. В эту минуту он был так похож на юного неопытного мальчишку, что Грейс заколебалась, но Дарж спокойно кивнул ей, и она быстро взяла себя в руки. Грейс вцепилась в тяжелый меч, взятый в оружейной палате Бореаса, и, опасаясь неловким движением отрубить несчастному претенденту на звание рыцаря голову, сумела тем не менее уверенным движением хирурга коснуться сначала одного его плеча, а потом и другого.

— Встаньте, сэр Гарфетель, — сказала она, прекрасно осознавая абсурдность происходящего и с трудом сдерживая смех.

Но в этот момент солнце поднялось над стенами замка и залило золотым сиянием Гарфа, который выглядел таким гордым и благородным, что в горле у нее застрял комок, и на глаза навернулись слезы.

— Не плачьте, миледи, — попросил он. Грейс расхохоталась и вытерла глаза.

И почему все рыцари говорят ей одно и то же?

Дарж вывел во двор серого в яблоках скакуна, который тихонько фыркал, и Гарф тут же забыл о своей новой госпоже, потому что с первого взгляда влюбился в этого статного красавца. Грейс бросила на Даржа благодарный взгляд. Она помнила про меч, но напрочь забыла о том, что у рыцаря должен быть еще и боевой конь.

— Спасибо, — одними губами сказала она.

Он кивнул, и хотя Грейс не смогла разобрать его слов, поскольку губы Даржа скрывали роскошные усы, ей показалось, что он ответил: Всегда к вашим услугам, миледи.

Сейчас Дарж повернулся в своем седле и наградил Гарфа мрачным взглядом.

— Вы слишком легкомысленно относитесь к опасности, сэр Гарфетель. А что, если наша госпожа окажется слишком далеко от нас, и на нее нападут разбойники?