Сад теней

— Никому из нас не доставляет радость случившееся, — сказала я, — но на тебе лежит огромная ответственность: ты должна преодолеть все свои печали и дать своему сыну должное воспитание и обеспечить его будущее.

Она хотела заплакать, но я этого не допустила, хотя мне было искренне жаль ее, сидевшую на постели, такую хрупкую и беззащитную, как птенец малиновки. Отчаяние смыло все очарование и прелесть с ее лица.

— Какой пример ты подаешь Кристоферу? А Малу и Джоэлю? — продолжала я. — Они видят, что с тобой, и как ты себя ведешь. Твое поведение превращает дом в морг.

— Оливия, я не могу представить себе, что Гарланд действительно умер.

Она сложила руки и начала вертеть ими, словно отжимала невидимую сырую одежду.

— Он умер, что в общем-то не удивительно. Некоторое время назад я обсуждала с тобой ваши семейные проблемы и указала, что он скончается намного раньше, чем ты. Ты, похоже, не придала значения моим словам.

— Напротив. Я просто не верила, что такое может случиться.

— Я предупреждала тебя, как опасно жить в мире грез. Теперь ты живешь в реальном мире, как, впрочем, и я с самого первого дня пребывания в этом доме.

Она внимательно посмотрела на меня. Это она поняла.

— Ты намного сильнее меня, Оливия. Ты ничего не боишься, ты не боишься одиночества.

— Жизнь закалит и тебя. Если ты не захочешь стать сильной, она по губит тебя. Ты этого хочешь? Ты хочешь оставить после себя осиротевшего сына?

— Нет!

— Тогда стряхни с себя жалость к своей судьбе и стань матерью собственному ребенку. Она молча кивнула.

— Я знаю, что ты права. Я перед тобой в неоплатном долгу. С первого дня, когда я приехала сюда, я знала, что ты добра и мудра, Оливия. Малькольм не может запугать тебя, несмотря на все его выходки.

— Одевайся, спускайся к обеду и перестань предаваться своим печалям, — приказала я.

Возможно, мне следовало бы и дальше укреплять в ней чувство собственной безысходности, но моя краткая речь возымела слишком большой эффект. Когда она спустилась в тот день к обеду, то налицо были все признаки ее исцеления. Она выглядела так, словно пробудилась после долгого сна. Она подрумянила щеки, накрасила помадой губы, надела нежно-голубое платье, а также одно из тех бриллиантовых ожерелий, что подарил ей Гарланд. Я даже забыла, какой очаровательной и прелестной она может быть. Мне не следовало об этом забывать. В то мгновение, когда она вошла в столовую, я поняла, что воскресила нечто большее, чем красоту Алисии. Глаза Малькольма расширились и заблестели; на лице исчезло скорбное выражение. Не один раз он устремлял на нее свой взор, а также беседовал с ней в течение обеда. Он придал лицу строгое выражение, когда заговорил о наследстве Гарланда и о том, куда он планирует вложить ее деньги.

— Пройдет некоторое время, прежде чем я смогу выправить положение, но вскоре мы с тобой сядем и разберемся в твоем финансовом положении.

— Благодарю тебя, Малькольм, — ответила Алисия.

— Почему необходимо так долго ждать? — спросила я. — После смерти отца мы смогли быстро разобраться с финансовыми вопросами.

— Здесь дело обстоит несколько иначе. Мой отец настаивал на том, чтобы были соблюдены предварительные условия, которые еще предстоит разработать, чем и будут заниматься опытные адвокаты. Наши средства были вложены в несколько предприятий. Твой отец был бизнесменом, а не инвестором. Его состояние должно было бы удвоиться, — отметил он в назидательном тоне.

— Все в порядке, Оливия. Не волнуйся, — сказала Алисия. — Я уверена, что не потребуется много времени.

Малькольм был очень доволен ее замечанием. Оно выглядело так, словно она стремилась защитить его. Если она хочет быть одураченной, подумала я, бог с ней.

Ее выздоровление продолжалось. Она заботилась о Кристофере и большую часть времени проводила с детьми. Она покупала кое-что из одежды для себя и Кристофера, становясь день ото дня все сильнее и краше.

Я видела, что Малькольм внимательно следят за ее выздоровлением. Хотя они обменивались лишь самыми необходимыми замечаниями, я была поражена необычайной учтивостью в ее обращении к нему. Разумеется, во всем случившемся она обвиняла его, а может быть, даже презирала его? Как она могла смотреть и разговаривать с ним? Неужели в ней не было ни гнева, ни ненависти? Неужели она была столь чиста и невинна, что в сердце ее не могла поселиться месть? Ее терпимость, мягкость, счастливая улыбка бесили меня. Я надеялась, что она будет строить козни против Малькольма; возможно, посвятит меня в какой-нибудь план, чтобы присудить ей побольше денег, поскольку единственное, что могло больно уязвить Малькольма — это покушение на его долю имущества по договору. Она же была на удивление доверчива. Неужели она не понимала, как опасно было оказывать внимание такому человеку, как Малькольм? Когда я не в силах была больше выдерживать это, я откровенно поговорила с ней обо всем и была поражена ее невозмутимостью.

— Малькольм, должно быть, тоже страдает, — ответила она. — Ведь это случилось с его отцом. Он вынужден нести свой крест по жизни.

— Посмотри, как хорошо он с этим справляется. Неужели это хотя бы немного изменило его? Он также увлечен бизнесом, как и прежде. Он даже стал счастливее, потому что рядом нет Гарланда, и никто не расспрашивает его о делах!

— Возможно, это лишь игра.

— Игра! Да разве тебе не известно, что он не хотел затрачивать и половины тех средств, которые пошли на похороны Гарланда? Ты ведь знаешь, что он до сих пор сожалеет об этом?

Она улыбнулась, словно инокиня, которая отказывается признать насилие и жестокость в мире, который создал Господь. Все имело свою причину и цель, и может быть объяснено позднее. Она не могла и не хотела признать наличие зла в сердцах мужчин.

— Я понимаю его мотивы: Он не хотел пышных похорон, потому что ему самому было бы легче перенести скромные похороны.

— Ты глупа. Его волновали лишь расходы, а не пышность. Почему ты не потребуешь от него своей доли наследства? Кто знает, как ему удастся обмануть тебя?

— Я даже не знаю с чего начать, Оливия. Я никогда не разбиралась в бизнесе. Я надеюсь, он выполнит волю покойного Гарланда.

— Ты хочешь прозябать здесь в вечном ожидании? Ты молода и красива. Ты хочешь иной жизни для себя?

— Я не знаю, — ответила она, оглядываясь по сторонам. — Я не могу представить себе, что покину. Фоксворт Холл именно сейчас. Дух Гарланда по-прежнему в этом доме. Разве его сын не должен расти здесь?

Я откинулась на спинку кресла, пораженная ее простотой, невинностью и такой откровенной доверчивостью.

— А ты не думаешь о новом замужестве? Если бы ты захотела выйти замуж, а он решил бы поселиться здесь с тобой? Ты считаешь, что Малькольм допустит это?

— О, я пока не хочу думать о новом муже. Она улыбнулась, словно сама мысль показалась ей неуместной.

— Ты совершаешь ошибку. Лучше заранее спланировать свое будущее и будущее твоего сына. Никто не сделает этого за тебя, и, особенно, Малькольм. Отбрось прошлое.

— Еще есть время. Я не считаю, что следует так торопиться.

— Я бы поторопилась.

— Нет, ты бы не стала.

— Уверяю тебя, — добавила я, краснея от гнева. — Я бы поторопилась. Придет день, и ты пожалеешь, что не прислушалась ко мне.

Этот день наступил гораздо раньше, чем я ожидала.