Сожженные Леса

Он приехал в Новый Орлеан в это же утро.

При нем были дети его господина, который поручил ему поместить их в один из пансионов Нового Орлеана для изучения английского и французского языков.

Затем Матиас Корвино передал дону Педро письмо маркиза — письмо, вероятно, очень спешное, так как дон Педро, извинившись передо мной, оставил меня одного и вышел вместе с ним.

Я узнал уже позже, от самого консула, что дети были определены: молодая девушка в институт девиц Федерлэ и молодой человек во французскую коллегию.

— А с этих пор вы ничего не слышали более про этого человека? — прервал Валентин.

— Право, признаюсь вам откровенно, это дело не касалось меня, и потому я нисколько им не занимался.

— Не можете ли вы хотя бы приблизительно назвать число, когда видели этого авантюриста?

— Это будет трудненько; но тем не менее я, кажется, не ошибусь, если скажу, что это было не ранее, как два с половиной года тому назад.

— Мне совестно, сударь, что я вас так долго задержал разговором, который очень мало вас интересует; но для меня, не скрываю, он имеет громадное значение.

— Поверьте, я буду чрезвычайно рад, если сообщенные мною сведения могут быть вам полезны.

Обменявшись еще несколькими вежливыми фразами, оба мужчины разошлись и присоединились к гостям.

На другой день Валентин Гиллуа отправился в пансион девиц Федерлэ, где его приняли очень учтиво и с готовностью отвечали на его вопросы.

К несчастью, сведения, которые получил от них Валентин, только еще более сгустили мрак вокруг этого таинственного происшествия.

Дамы припоминали очень хорошо прелестного ребенка, вернее сказать, молодую девушку по имени и фамилии Розарио де Рива-д'Агуейро, которая была помещена в их институт в качестве пансионерки.

Все ее любили за кроткий и тихий нрав; но в одно роковое утро, шесть месяцев спустя после поступления ее в институт, на прогулке с подругами она по неизвестному предлогу отделилась от них и исчезла.

Но что еще более было странно, так это то, что, несмотря на заявление в полицию о пропаже молодой девушки и публикации во всех газетах, никто в течение двух лет не предъявлял своего права на Розарио. В коллегии, куда немедленно отправился из института охотник, Валентин получил подобные же ответы.

В тот же день, почти даже в тот же час и при тех же условиях. Луи молодой тоже исчез.

Странное стечение обстоятельств — похищение в одно время брага и сестры — удостоверили Валентина, что виновником этого был дон Мигуэль Тадео.

Но что сделалось с детьми?

Были ли они умерщвлены?

Живы ли они еще?

Вот вопросы, которые во что бы то ни стало нужно было разрешить.

Важнее всего, конечно, было попасть на след похитителя.

В Америке велика свобода действий и возможность быстрого переезда с одного места на другое, тем не менее в дальних городах союза человек не может исчезнуть, не оставив после себя следов, как это часто случается в пустыне и саваннах.

Там не существует контроля, и через два дня каждое мертвое тело, обглоданное до костей хищными зверями и птицами, становится навсегда неузнаваемым.

Несмотря на то, что мрак все более и более сгущался вокруг Валентина, он не терял надежды. Охотник был одарен тем энергическим характером, который, раз поставив себе цель в жизни, постоянно стремится к ней.

Сделав эти два посещения, Валентин отправился домой, где госпожа Шобар сообщила ему, что уже более часа ожидает его в гостиной какой-то джентльмен.

Валентин поспешил пойти к нему.

При входе в гостиную охотника с кресла встал мужчина высокого роста, с выразительными чертами, и почтительно поклонился ему.

— С кем имею удовольствие говорить? — спросил Валентин, указывая жестом щегольски одетому незнакомцу в черном на кресло.

— Господин Рокетт, глава торгового дома Артур Вильсон, Рокетт и Блондо, — отвечал тот чистым французским языком, — имел честь дать мне к вам рекомендательное письмо.

При этих словах он подал запечатанный конверт.

— Прекрасно, — сказал минуту спустя Валентин, прочитав письмо, — господин Рокетт, которого я просил познакомить меня с вами, пишет, что я могу вполне довериться вам; вы господин Естор?

— Да, Джон Естор, бывший шеф тайной полиции, к вашим услугам. Хотя я уже бросил несколько лет свою должность, сколотив небольшое состояние, но тем не менее больше из удовольствия оказываю услуги джентльменам, коим угодно осчастливить меня своим доверием. Господин Рокетт шепнул мне уже несколько слов про одно щекотливое, а главное, трудное дело, которое вы хотите мне поручить.

— Совершенно справедливо; но к этому я должен прибавить, что дело это не только трудно, но и очень опасно.

— Вот такие-то дела я и люблю: я артист своего ремесла и скажу откровенно, что не столько работаю для денег, сколько из любви к искусству, впрочем… — прибавил он с едва приметной улыбкой, — я не пренебрегаю и золотом. Считаю долгом предупредить вас, что из немногих ваших слов я заключил, что придется делать частые переезды, содержать агентов в разных местностях, и, словом, может встретиться бездна непредвиденных расходов, которые обойдутся очень дорого. Вы потрудитесь сами назначить сумму.

— Честное слово, я теперь не сомневаюсь, что вы настоящий джентльмен, господин Естор.

— Не угодно ли вам будет сейчас условиться со мной о плате, чтобы нам далее уже не касаться этого предмета.

— Я ничего не имею против этого.

Джон Естор задумался и через несколько минут, смотря прямо в глаза Валентину, заговорил.

— Что вы скажете о тридцати тысячах долларов?

— О тридцати тысячах долларов? — переспросил Валентин.

— Да, но зато я предамся душой и телом этому делу и даю честное слово, что все зависящее от меня я сделаю; а если не исполню возложенное на меня поручение, то, значит, исполнить его нет физической возможности.

— Я буду настолько же откровенен с вами, как и вы были со мной, — отвечал Валентин в свою очередь, пристально смотря ему в глаза. — Я дам вам не тридцать, а пятьдесят тысяч долларов — все равно, исполните ли вы поручение или нет; а чтобы доказать мое доверие к вам, вы получите вперед двадцать тысяч долларов и десять тысяч в виде благодарности при успешном окончании поручения. Итого, значит, всего-навсего вы получите шестьдесят тысяч долларов. Согласны ли вы на эти условия?

— Еще бы! Нужно быть сумасшедшим, чтобы на них не согласиться.

— Итак, мы сошлись в цене?

— Вполне, сударь, и я жду только ваших приказаний.

Валентин Гиллуа передал Джону Естору содержание письма дона Грегорио Перальта и обстоятельно рассказал все дело, не упуская ни малейшей подробности, могущей навести на след.

Рассказ длился более двух часов.

Все это время Джон Естор слушал с большим вниманием, позволяя себе только в некоторых местах рассказа одобрительно кивать головой, но не перебивать.

— Ну, теперь, когда вы все знаете, — спросил Валентин, — скажите ваше мнение об этом деле.

— Гм, — отвечал тот, — я вам скажу термином нашего ремесла: оно дьявольски крепко, и будет, будет в нем Порядочно передряги.

— Но вы не отчаиваетесь в успехе?

— Ей-Богу, я никогда не отчаиваюсь. Мне удавались дела еще труднее этого; но тем не менее я должен признаться, что мы будем иметь дело с ловким малым, даже слишком ловким, — прибавил он с сардонической улыбкой, — и эта ловкость его погубит. Желая схитрить, он себя выдаст. Двойное похищение детей, исполненное таким образом, есть глупость, а его поездка в Бразилию нелепость. Теперь я вижу игру этого человека так же ясно, как будто я смотрел ему через плечо.

— Объяснитесь.

— Для меня дело ясно, как день. Понятно, что этот человек желает скрыть следы детей посредством фальшивого документа о их смерти, который он мог легко достать здесь при помощи денег, и воспользоваться их состоянием.

— Ну, а если он действительно их умертвил?

— Нет, мы имеем дело не с убийцей.

— Вы утверждаете это слишком уверенно.