Страница 29 из 66
Тем временем вольные стрелки продолжали втирать ром все с тем же рвением, и правильная циркуляция крови в организме раненого была наконец восстановлена. Взгляд Охотника За Скальпами перестал быть стеклянным, лицо его постепенно теряло свою окаменелость, вскоре на нем отразилось удовольствие.
— Вы себя лучше чувствуете? — спросил его монах с участием.
— Да, — ответил тот, хотя и слабым голосом, но совершенно ясно.
— Тем лучше! С Божьей помощью мы вас поставим на ноги.
Благодаря странной случайности монах все еще не узнавал человека, которому он сам был обязан жизнью несколько месяцев тому назад.
Раны больного были промыты смесью воды с ромом, очищены от приставших песка и гравия, к ним приложили растертые листья орегано 20, этого великолепного целителя всяких ран, после чего тщательно перевязали.
— Так! — сказал монах с удовлетворением. — Теперь мы все кончили. Я прикажу перенести вас в такое место, где вам будет лучше, чем здесь, и вы отдохнете после испытанного потрясения.
— Делайте со мной что хотите, — с благодарностью сказал раненый. — Я слишком многим вам обязан, чтобы протестовать против ваших действий.
— Тем более, — возразил, смеясь, Руперто, — что это было бы совершенно бесполезно. Почтенный отец взялся вылечить вас, и вы волей или неволей должны подчиниться его предписаниям.
По знаку отца Антонио четверо людей подняли раненого и перенесли его в дом, где собрались командиры.
Это был именно тот раненый, которого полковник Мелендес видел, когда случай привел его к дому, стоявшему на берегу моря, и где он в течение нескольких минут стоял, прислушиваясь к тому, что происходит внутри.
Дом этот принадлежал богатому техасскому асиендадо 21, сочувствующему повстанцам. Тот был счастлив, что мог отдать свой дом в распоряжение инсургентов, хотя дом и был выстроен в прежнее время, чтобы служить местом для развлечений. Это было просторное красивое жилище, снабженное не только всем необходимым для жизни, но и множеством предметов роскоши и безделушками, придающими обстановке уют, так необходимый богатым людям, в силу их привычки к благам цивилизации.
Техасцы не были довольны, что отец Антонио, никого не спросясь, взваливал на них заботу о незнакомом раненом. Но когда они увидели, в каком жалком состоянии тот находится, то больше не возражали и предоставили монаху разместить того как ему вздумается.
Отец Антонио, не дожидаясь повторения разрешения, перенес больного в большую комнату, гае было много воздуха и окно выходило на море. Охотник За Скальпами оказался, таким образом, размещен в наилучших условиях.
Как только раненого положили в постель, устроенную специально для него (так как в этом тропическом климате жители имеют обыкновение спать на циновках или же в гамаках, а не в постелях), монах дал больному выпить наркотического питья, и тот заснул почти мгновенно спокойным укрепляющим сном.
Ночь прошла без дальнейших приключений; раненый спал восемь часов подряд и, когда проснулся, уже не был прежним больным — настолько чувствовал он себя крепче и свежее после отдыха.
Прошло несколько дней. Отец Антонио продолжал внимательно и заботливо ухаживать за больным. Хотя в первые минуты монах и в самом деле не узнал в тяжелораненом Белого Охотника За Скальпами, заблуждение его было очень непродолжительным. Рассмотрев при дневном свете больного, в наружности которого было нечто особенное, монах тотчас же узнал охотника, которого одинаково боялись как краснокожие, так и сами белые, и которому он был обязан спасением при таких необыкновенных обстоятельствах. При этом открытии монах почувствовал себя счастливым и мысленно возблагодарил судьбу за то, что она дала возможность расквитаться с этим человеком.
Но больной или действительно забыл монаха, или делал вид, что забыл. Он ничем не обнаружил, что узнал его. А потому тот продолжал ухаживать за раненым, не позволяя себе ни одного намека на прошлое.
До сражения при Серро-Пардо не произошло никаких перемен. Утром этого дня отец Антонио по обыкновению вошел в комнату больного. Последний быстро поправлялся благодаря листьям удивительного растения. Раны старика почти совсем зажили, он был накануне полного выздоровления.
— Compadre, — сказал ему монах, — я сделал для вас все, что в моих силах, и вы можете отдать мне справедливость, я ухаживал за вами, как брат.
— Мне остается только благодарить вас, — ответил раненый, протягивая монаху руку.
— Но сегодня, — сказал отец Антонио, пожимая руку больного, — я должен сообщить вам плохую новость.
— Плохую новость? — переспросил тот с удивлением.
— Впрочем, новость эта может еще оказаться хорошей, хотя, сказать откровенно, я в это не верю, так как не жду ничего хорошего от того, что мы намерены сделать.
— Признаюсь, я вас совсем не понимаю и убедительно прошу говорить яснее.
— Вы правы! Вам, в сущности, ничего не известно. В двух словах: армия получила сегодня утром приказание выступить в поход.
— Так что?.. — спросил раненый.
— Так что, — продолжал монах с лукавой улыбкой, — я, к крайнему моему сожалению, вынужден оставить вас здесь.
— Гм! — пробормотал больной с некоторым опасением.
— В случае, если мы побьем мексиканцев, — продолжал монах, — на что я не смею надеяться, — вы меня непременно увидите снова.
Больного, по-видимому, стала все более и более тревожить открывавшаяся перспектива.
— И вы пришли сюда только для того, чтобы сообщить мне об этом? — спросил он.
— Нет, — ответил монах, — я хочу сделать вам одно предложение.
— Какое? — спросил тот с живостью.
— Выслушайте меня. Я нашел вас в положении, которое смело можно назвать отчаянным.
— Это правда!
— Хотя говорят, — продолжал отец Антонио, — что вы получили раны в борьбе против нас, и хотя кое-кто из наших — тех, кто прибыл сюда за эти два дня — уверяют даже, что могут засвидетельствовать этот факт, я не захотел поверить их словам. Не знаю почему, но с тех пор как я стал ухаживать за вами, я вами заинтересовался и не хочу, чтобы вашему успешному выздоровлению повредило что бы то ни было. Вот что я вам предложу: приблизительно в ста милях отсюда находится лагерь белых, у которых некоторое время назад я пользовался большим авторитетом. Льщу себя надеждой, что они еще не совсем забыли обо мне и что кто бы ни пришел к ним от моего имени, будет принят ими радушно. Хотите отправиться туда? Можно попытаться это сделать.
— Но могу ли я при таком упадке сил предпринять такое путешествие?
— Об этом не беспокойтесь. Четверо людей, преданных мне, отвезут вас к моим бывшим друзьям.
— О, если так, — воскликнул с живостью Охотник За Скальпами, — я с радостью принимаю ваше предложение. Даже если мне суждено погибнуть по дороге, я скорее соглашусь на это, чем останусь здесь один.
— Надеюсь, вы не погибнете, а, наоборот, приедете туда целым и невредимым. Итак, решено? Вы согласны?
— С удовольствием! Когда мы поедем?
— Сейчас! Нельзя терять ни минуты.
— Хорошо! Можете отдать необходимые распоряжения, я готов.
— Я должен только предупредить, что друзья, к которым вас посылаю, крутого нрава, им нельзя читать длинных и строгих нравоучений о нравственных принципах.
— Какое мне до этого дело! Даже если бы это были степные разбойники, то, клянусь вам, и тогда не обратил бы внимания на это!
— Браво! Я вижу, мы понимаем друг друга. Эти почтенные господа, кажется, занимаются всеми ремеслами понемногу.
— Хорошо, хорошо, — возразил весело Охотник За Скальпами, — не беспокойтесь об этом.
— В таком случае готовьтесь в путь, я вернусь не позже, чем через десять минут.
С этими словами монах вышел. Старик, у которого оставалось совсем мало времени, тотчас же начал собираться.
Не прошло и десяти минут, как монах возвратился. Его сопровождали четверо людей, в числе которых был Руперто, который, как мы помним, придерживался того мнения, что раненого следовало закопать в землю.
20
Орегано — душица, майоран.
21
Асиендадо — владелец асиенды, как в Мексике называют поместья и фермы.