Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 58



– Почему главным злодеем оказалась я? – спросила она на мосту Аккадемиа.

– Ты не злодей, – сказал Мишель. – Отчего ты думаешь, что ты злодей? Мы не жертвы. Все мы сами выбрали, где нам быть. Джейсон – там, где он выбрал быть; он делал этот выбор все те годы, что ты знала его, так же как выбор, сделанный мною, привел меня сюда, пусть я его и не помню. Это не значит быть жертвой.

Они пошли дальше. Причины для траура были исчерпаны, слов больше не находилось, и им осталось лишь странное спокойствие, с которым они смирились. Они вбирали в себя город, как любовники, – жалуясь на сбежавшего официанта, разглядывая дворцы, распивая вино на площади. Порой они петляли по местам, где прошли час назад, порой стояли на одном месте и вовсе не двигались. Из высоких окон одной сторожки ей видна была дымка, поднимавшаяся из чаши лагуны; и жара, казалось, превращала дно лагуны в стекло. Это вновь напомнило Лорен одну из последних вещей, запомненных ею до похорон Билли, – как она подняла глаза на Гибралтар и увидела, что он сияет в море, словно зеркало. Только теперь, вместо того чтобы смотреть на землю с моря, она была на суше и глядела туда, где море было прежде, и увидела в стекле, как живет с Мишелем в маленьком домике высоко на берегу фьорда, почти на вершине мира. Фьорд был неровный, застывший, и по скалам, окружавшим их дом, катились облака. На краю фьорда она видела многочисленные ущелья, прорезавшие землю; на дне ущелий плескалась вода, и издалека она видела голубые вены, струившиеся по темным фьордам, странные красные полосы в которых были не от солнечного света. Она жила там с Мишелем, не зная ни полудня, ни ночи, ни рассвета – лишь смутное, серое солнцестояние, бесконечно кувыркавшееся в небе. Сейчас Лорен стояла рядом с домом и видела Мишеля вдали, у подножия скал – его седые вихры белели на фоне окружающей синевы и черноты. Он все шел, и она не была уверена, идет он к ней, или от нее, или просто шагает по краю земли. Лорен стала много старше, и, хотя он был слишком далеко, она была уверена, что и он постарел. Лорен даже видела через открытые двери дома какие-то вещи из своей квартиры на бульваре Паулина. Комната показалась ей довольно знакомой; она была уверена, что за дверью, которая не была ей видна из высокого окна сторожки, стояла безделушка из слоновой кости, привезенная Джейсоном с гонок в Нью-Орлеане, и коричневый кувшин для молока, с двумя спящими детьми возле ручки, который она еще девочкой вылепила в Канзасе. Ей не показалось странным, что за дверью также были две фотографии Джейсона – одна с их свадьбы и другая, сделанная, когда они жили в Сан-Франциско; она даже и не подумала убрать их, начав новую жизнь. Все казалось ей расставленным по местам там, в стеклянном дне лагуны, кроме одного; и, отворачиваясь от сторожки, спускаясь по ступенькам и возвращаясь вместе с ним, она поняла, чего не хватает – их ребенка. Она поняла, что после операции, сделанной в Лос-Анджелесе, не сможет зачать от Мишеля, и когда-нибудь, она была уверена, он горько пожалеет об этом. Он увидит, что, выбрав ее, перечеркнул часть своего будущего: для человека без прошлого это могло оказаться невыносимым. Лорен слишком ясно осознавала все возможные способы, которыми один человек может причинить боль другому. Бредя вдоль этой улицы, она временами все еще видела между зданиями стеклянное дно лагуны; и она вспомнила кое-что, приключившееся в свадебную ночь, годы назад. Это не была ее первая ночь с Джейсоном, конечно же; она была уже беременна Жюлем, когда они летели в Сан-Франциско, куда добрались за несколько часов до рассвета, и когда поймали единственное такси, идущее из аэропорта в город. В гостиничном номере, недалеко от того места, где они потом поселились, она отвернулась от длинного зеркала на двери, самым краешком глаза успев уловить его отражение, а затем увидела его перед собой – словно его подлинный и отраженный образ слились в один. Она увидела в его глазах не свое отражение, а его собственное. Она подняла палец, и он поднял свой, и они провели черту на невидимом, неприкасаемом зеркале, разделявшем их. Вместе они исследовали это зеркало, проводя руками перед собой. Она была уверена, что оно есть. Он знал, что оно есть. Оно всегда было у Джейсона. И, как он всегда поступал с ней и с другими, он стоял и ждал – высокий, нагой, белокурый, – пока она перешагнет на его сторону зеркала и станет частью его. Тут Лорен остановилась и огляделась, увидев, что они с Мишелем сделали петлю и теперь оказались у ее отеля; уже долгое время никто ничего не говорил, и она обернулась и посмотрела ему прямо в лицо. В новом свете, наводнившем город его волосы показались еще белее, его лицо – еще более вытянутым, и его глаза, казалось, плавали и тонули в себе. Я хочу вернуться, сказала она. Я готова принять решение.

Его не было в номере, когда они вошли. Как и в предыдущий день, они вместе уселись на постели и он держал ее руку на коленях; она закрыла глаза. Он гладил ее лицо; как и в предыдущий день, Джейсон наконец вернулся и встал над ними, глядя на нее.

– С ней все хорошо? – спросил он Мишеля, и Лорен села.

Как и в предыдущий день, Джейсон занялся своими делами, в то время как Мишель с Лорен сидели и ждали. Наконец Лорен сказала:

– Я хочу с тобой поговорить.

Джейсон хмуро уселся на стул.

– Мне нужно принять решение, ради всех нас.

Он ничего не говорил.

– Я хочу знать: это все еще правда – то, что ты сказал сегодня утром?

– Насчет чего? – сказал Джейсон.

– Насчет нас, если я останусь с тобой.



Он лишь глядел на нее, и лицо его оставалось совершенно неподвижным. Она ждала, и через секунду, за которую он ничего не произнес, он просто встал со стула и медленно вышел из комнаты.

Все, подумал Мишель, он потерял ее.

Лорен повернулась к Мишелю и сказала:

– Я должна дать ему еще один шанс.

Он ничего не сказал, но она видела неверие в его глазах. Она сама не знала, верит ли в это. Он не смог найти слов, и она попыталась объяснить.

– Разве ты не видишь, Мишель? Я не знаю – то ли он заслуживает еще одного шанса, то ли я заслуживаю еще одного шанса, то ли я просто не заслуживаю шанса с тобой. Я не знаю, что из этого правда, но мне нужно сделать так.

Ее глаза умоляли его понять, но он лишь сидел и глядел на нее с почти что упрямым потрясением.

– Все было иначе, когда мне показалось, что я снова нашла Жюля, – продолжила она. – Все было иначе, потому что каким-то образом я всегда понимала, что, бросив Жюля, нашла тебя – не знаю отчего и почему, но я всегда это знала. Когда мне показалось, что я снова нашла Жюля, каким-то образом стало можно выбрать тебя; мне кажется, отчего-то он был больше твой, чем Джейсонов, хоть ты никогда его и не видел. Но потом я снова потеряла его, и оттого моя связь с Джейсоном снова крепка, оттого я не могу ее разорвать – это общее у нас с Джейсоном, потому что Джейсон тоже бросил его, еще в самом начале. И я должна дать ему еще один шанс из-за того, что нас роднит, как бы это ни казалось безумно и нереально: утрата Жюля сделала нас с Джейсоном неразлучными.

Она ждала, когда он что-нибудь скажет. Ей хотелось, чтобы он сказал, что все в порядке, но еще сильнее ей хотелось какого-нибудь нелепого заверения, что все это отчего-то не важно. Вся чудовищность того, что она сделала, еще не дошла до нее. Она надеялась, что он не возненавидит ее, и от этого ей становилось чуть легче – потому что он не ненавидел ее, в его лице не отражалось ничего похожего на ненависть, одно лишь неверие; он встал с постели, совсем не глядя на нее;

и она внезапно поняла, что он уходит, и ее это просто поразило. Ей просто не приходило в голову, что все сказанное и сделанное могло означать, что теперь он уйдет и его с ней не будет. В ее уме ни разу не промелькнула мысль, что это последние мгновения, когда она его видит. Она потянулась к нему, когда он повернулся, чтобы уйти, и он, нагнувшись, нежно и быстро поцеловал ее.

Мишель, сказала она. Она все оглядывалась – словно он, конечно же, должен был появиться снова. Он шел по коридору, глядя прямо перед собой; его упрямое смирение снова преобразилось; он сосредоточился лишь на том, чтобы пройти мимо ванной, где Джейсон дожидался его ухода, спуститься по лестнице в фойе, мимо судьбоносного телефона, и дальше, к лагуне, где больше не хватало тумана, чтобы в нем затеряться.