Страница 15 из 103
ГЛАВА 4. ТАЙНАЯ ВЛАСТЬ
На страницах истории засекречивание технических достижений было одной из задач тайных обществ. Египетские жрецы ревностно хранили законы планиметрии. Недавние исследования установили существование в Багдаде общества, хранившего секрет электрической батареи и монополию на гальванопластику две тысячи лет назад. В средние века во Франции и Германии, а также в Испании образовались гильдии техников. Посмотрите на историю алхимии, посмотрите на секрет окраски стекла в красный цвет введением золота в момент плавки. Посмотрите на секрет греческого огня, где льняное масло взаимодействует с желатином, становясь предком напалма. Далеко не все секреты средних веков были раскрыты: секрет гибкого минерального стекла, простого способа получать холодный свет и т. д.
Точно так же мы присутствуем при появлении групп технических специалистов, хранящих секреты производства, идет ли речь о такой ремесленной технике, как изготовление гармони или стеклянных шариков, или о промышленной технике — такой, как производство синтетического бензина. На крупных американских атомных предприятиях физики носят значки, указывающие их ранг и степень ответственности. Обращаться можно лишь к тому, кто носит такой же значок. И клубы, и дружба, и любовь образуются внутри этих категорий. Так создаются замкнутые круги, очень напоминающие средневековые гильдии, в области реактивной авиации, циклотронов или электроники. В 1956 г. пятеро китайских студентов, окончивших Массачусетский технологический институт, попросили разрешения вернуться домой. Они работали не над военными проблемами, но тем не менее стало ясно, что они знают слишком много. Им запретили вернуться. Китайское правительство, желавшее заполучить этих просвещенных молодых людей, предложило, в обмен американских летчиков, находящихся в заключении по обвинению в шпионаже.
Наблюдение за техникой и научными секретами не может быть доверено полицейским. Или, вернее, специалисты службы безопасности вынуждены сегодня изучать науку и технику, охрана которых им поручена. Этих специалистов учат работать в термоядерных лабораториях, а физиковатомщиков — самим обеспечивать свою безопасность. Так что мы видим, как создается каста более могущественная, чем правительства и политические полиции.
Наконец, картина будет более полной, если вспомнить о группах техников, готовых работать на те страны, которые больше платят. Это — новые наемники. Это «продажные шпаги» нашей цивилизации, или кондотьеры в белых халатах. Для них Южная Африка, Аргентина, Индия — вот заманчивое поле деятельности.
Перейдем к фактам, быть может, менее заметным, но более важным. Мы увидим в них возвращение к эпохе Адептов. «Ничто в мире не может противостоять объединенным усилиям достаточно большого числа организованных умов», — говорил доверительно Тейяр де Шарден Ж. Маглуару.
Более пятидесяти лет назад Джон Бьюкенен, игравший в Англии большую политическую роль, написал роман, явившийся одновременно посланием тем, кто способен различить в нем скрытый смысл. В этом романе, не случайно озаглавленном «Энергетический центр», герой встречается с выдающимся и скрытным господином, который в тоне легком беседы во время гольфа ведет речь, в достаточной мере сбивающую с толку: «… Если своды цивилизации обрушатся, то, конечно, рухнет все здание. Но опоры прочны.
— Не так уж… Ведь их прочность со дня на день уменьшается. По мере того как жизнь усложняется, ее механизм становится все более запутанным и все более уязвимым. Ваши так называемые санкции множатся в таком изобилии, что каждая из них — ненадежна. В эпоху обскурантизма была однаединственная большая сила — страх перед Богом и Его церковью. Сегодня у нас множество маленьких божков, одинаково слабых и хрупких: вся их сила в нашем молчаливом согласии не подвергать сомнению их могущества.
— Вы забываете одно, — ответил я: — тот факт, что люди на самом деле согласились поддерживать машину на ходу. Это то, что я сейчас назвал „цивилизованной доброй волей“.
— Вы коснулись единственно важного пункта. Цивилизация — это заговор. Зачем была бы нужна ваша полиция, если бы каждый преступник находил убежище по другую сторону пролива, и чего стоили бы ваши курсы юриспруденции, если бы нашлись суды, не признающие этих положений? Современная жизнь — это несформулированный договор имущих, чтобы поддержать их претензии. И их договор действителен до того дня, пока не будет заключен новый, чтобы содрать с них шкуру.
— Мы не оспариваем неоспоримого, — сказал я. — Но я представлял себе, что общие интересы заставляют лучшие умы участвовать в том, что вы называете заговором.
— Я ничего об этом не знаю, — сказал он, пометив. — Но действительно ли лучшие умы осуществляют эту сторону договора? Посмотрите, как ведет себя правительство. Если учитывать все, то окажется, что нами руководят любители и люди второго сорта. Методы нашей администрации привели бы к краху любое частное предприятие. Методы парламента — вы уж меня извините — заставили бы устыдиться любое собрание акционеров. Наши руководители хотят приобрести знание посредством опыта, но они далеки от того, чтобы платить за знания ту цену, которую заплатил бы деловой человек; и когда они это знание приобретают, то у них не хватает смелости его применить. Где вы видите ту притягательную силу, которая заставила бы гениального человека продать свой мозг нашим правительствующим жрецам? И тем не менее, знание — это единственная сила, как теперь, так и всегда. Маленькое механическое приспособление отправляет на дно целые флоты. Новая техническая комбинация перевернет все правила войны. То же самое и с нашей торговлей. Достаточно будет нескольких небольших изменений, чтобы довести Великобританию до уровня Эквадора, или чтобы дать Китаю ключ к мировому богатству. Но мы не хотим думать, что эти потрясения возможны. Мы принимаем наши карточные домики за нерушимые укрепления.
Я никогда не обладал даром красноречия, но я восхищаюсь им у других. Речь такого рода излучает болезненное очарование, некий род опьянения, которого почти стыдишься. Я был более чем заинтригован.
— Но, видите ли, — сказал я, — первая забота изобретателя — опубликовать свое изобретение. Оно становится неотъемлемой частью мирового знания, которое постоянно изменяется. Так произошло с электричеством. Вы называете нашу цивилизацию машиной — но она гораздо гибче, чем машина. Она обладает такой же способностью приспособления, как живой организм.
— Я бы не спорил, если бы новые знания действительно становились всеобщим достоянием. Но разве это так? Время от времени я читаю в газетах, что знаменитый ученый сделал великое открытие. Он подает отчет об этом Академии наук, о его открытии печатаются фундаментальные статьи, газеты пестрят его фотографиями. Этот человек им ничем не угрожает. Он — только колесико в машине, он — участник договора. Считаться нужно с людьми, которые остаются в стороне; это мастера открытий, которые используют свою науку только в тот момент, когда они смогут сделать это с максимальным эффектом. Поверьте мне, самые великие умы — вне того, что называют цивилизацией. Казалось, он на мгновение заколебался, а потом сказал: — Люди скажут вам, что подводные лодки уже заставили отказаться от броненосцев и что завоевание воздуха свело на нет владычество на морях. Так, по крайней мере, заявляют пессимисты. Но неужели вы думаете, что наука сказала последнее слово, создав массивные подлодки или хрупкие аэропланы? — Нет сомнений, что они будут усовершенствованы, — возразил я. — Но средства защиты от них будут прогрессировать параллельно. Он покачал головой. — Это маловероятно. Уже теперь знание, которое позволяет создавать страшные орудия разрушения, намного превосходит оборонительные возможности. Вы просто видите людей второго сорта, которые спешат завоевать богатство и славу. Подлинное знание, опасное знание еще держат в секрете. Но поверьте мне, мой дорогой, оно существует.