Время гарпии

Селяне задумались, и чем больше они думали, тем более убедительными казались им доводы волшебника. Правда, многих волновало, как они будут находить друг друга, но порешили, что поначалу для этого подойдет ауканье. Ну а со временем все как-нибудь утрясется.

Таким образом волшебник увеличил всех остальных. Люди, понятное дело, смущались и краснели, когда на них лопалась одежда, но через некоторое время все они, включая детишек, стали огромными и невидимыми. При этом у самих свежеиспеченных великанов со зрением все было в порядке.

— Вам повезло, что вы живете не в Обыкновении, — сообщил им волшебник. — Там действуют совсем другие законы, в соответствии с которыми нельзя быть зрячим, будучи прозрачным. Тамошний свет проходил бы сквозь ваши глаза не задерживаясь, чтобы оставить изображение окружающей действительности, но у нас в Ксанфе о таких мелочах беспокоиться не приходится. Магия думает за вас.

Удовлетворившись сказанным, новоявленные великаны быстро соорудили для волшебника огромную впуклую гору, после чего взялись за руки и направились на поиски уединенных и отдаленных мест, где могли бы жить, никого не тревожа. Будучи народом миролюбивым, они не хотели неприятностей не только для себя, но и для других. Со временем им удалось найти не заселенный людьми край и обосноваться там. Великаны приспособились к наготе: оказалось, что одежда нужна им лишь для того, чтобы сделаться видимыми, но, во-первых, в видимости не было никакого видимого смысла, а во-вторых, даже если кто и разживался одежкой, она на нем довольно быстро линяла до полной прозрачности. В конечном счете все согласились, что невидимость дает ряд преимуществ.

Первые годы великаны по старой деревенской привычке жили скопом, но постепенно начали разбредаться кто куда. Оно и понятно: при таких размерах нужды во взаимопомощи у них не было, а вот помочь обычным людям они могли и порой помогали. Завалит, бывало, какую-нибудь хижину большим деревом, а великан возьмет и отшвырнет его в сторону, чтобы вызволить попавших в ловушку жителей. Тем и невдомек, что освободил их не порыв ветра, а живое существо. Без дела сидеть скучно, особенно когда сил у тебя столько, что девать некуда, поэтому многие искали себе работу. Мой двоюродный брат Велик, например, нанялся к Конпутеру, топотом загонять людей в его пещеру. Загонять-то он загонял, но чтобы хоть одного раздавить — такого не было. Велик и лес бережет, не то что людей.

А вот Жирару его доброта и мягкосердечие чуть боком не вышли. Он вечно всем помогал и допомогался однажды до того, что принял на себя дурной сон, предназначавшийся маленькому мальчику. В этом сне ему явилась великанша Джина — мальчика она, понятное дело, должна была напугать, но великана очаровала. Бедняга влюбился по самые великанские уши, не зная, что предмета его воздыханий на самом деле не существует. То был всего лишь образ, созданный исключительно для этого сна. Однако любовь творит чудеса, и в конце концов с помощью одного необыкновенного обыкновена ему удалось обрести свое счастье в Сонном Царстве.

Что же до самого Велко, то он любви не испытал и даже не успел о ней толком помечтать. Коварный, нежданно подкравшийся недуг прежде всего сделал его дыхание трудно переносимым даже для других великанов, так что ему пришлось искать уединения. Потом стала исчезать невидимость, а к этим бедам присовокупилась еще и слабость. Все шло к его уходу со сцены, хотя Добрый Волшебник, похоже, считал, что надежда на исцеление есть. Но даже если Велко неправильно понял или истолковал полученный Ответ, он все равно собирался делать то, что считает необходимым и правильным до самого последнего вздоха.

— Как все это печально, — сочувственно промолвила Глоха. — Ты такой славный, добрый, милый. Если кто заслуживает долгой и счастливой жизни, так это ты. Наверное, это очень грустно — умирать молодым. А кстати, сколько тебе лет?

— Сейчас скажу, — отозвался Велко и принялся подсчитывать, старательно загибая пальцы… — Раз… десять… тридцать семь… Ага, получается, что меня нашли в капусте сорок восемь лет назад.

— Ой, так выходит, ты старый! — вскликнула Глоха.

— Не по великанским меркам. Мы живем лет по двести, так что я пока не дотянул и до четверти среднего великанского срока. Если считать по-вашему, так мне будет примерно…

Он снова взялся за пальцы, но производить с их помощью деление было труднее, чем сложение.

— Лет девятнадцать? — попробовала подсказать Глоха.

— Ну, приблизительно так, — согласился Велко. — Это похоже на правду. Но жить при этом мне осталось очень недолго.

— Но должен же существовать способ тебя спасти! — воскликнула она.

— Меня, признаться, куда больше интересует способ спасти тебя, — отозвался он. — Я не могу умереть спокойно, оставив тебя во власти этого гнусного нимфоманьяка.

— Мне и самой не очень-то хочется оставаться в его власти, — созналась Глоха. — Но тебе нельзя волноваться, ты ведь больной. Отдыхай, а я попробую что-нибудь придумать.

— Может быть, Метрия приведет помощь.

— Может быть, — нараспев промолвила Глоха, снова принявшись его укачивать. Велко почувствовал, что ее баюкающие объятия погружают его в сон.

Он рассчитывал умереть, унеся эту тайну с собой, но обмануть себя было невозможно: его, прирожденного великана, угораздило влюбиться в крылатую гоблиншу. Союз их был бы невозможен, даже будь он здоров, а уж в нынешнем его положении ему оставалось лишь надеяться, что Глоха спасется из заточения, и все ее желания исполнятся. Что же до собственной кончины, то он просто не мог представить себе лучшей смерти, чем смерть в объятиях любимой.