Время гарпии

— Нечего было посылать меня куда не надо, — наверняка скажет он, и хотя она посылала его как раз туда, куда надо, возразить будет нечего. Оставалось одно: прятаться и уносить ноги туда, где ее никто не знает.

Синтия уносила их так быстро, как могла, однако поскольку они были тяжелыми, аллюр со временем пришлось сбавить. Приближалась ночь, и приметив в отдалении сарай, бедняжка решила передохнуть там, чтобы спозаранку, прежде чем на дорогах появятся люди, продолжить свое бегство. Конечно, на то, что ей удастся вовсе избежать встреч, надеяться трудно, но, может быть, в сарае найдется джутовый мешок, который можно будет надеть на голову. Тогда, во всяком случае, она останется неузнанной. Несчастная чувствовала, что в отличие от нижней и задней части тела верхняя и передняя, а в особенности лицо, остались неизменными. В этом сказалось особое, изощренное коварство злого волшебника: он не просто превратил ее во другое существо, а изуродовал, сохранив при этом часть прежних черт, что позволяло всем узнать о ее позоре. Воистину жестокая мстительность чародея была ужасна!

Синтия с трудом втиснула неуклюжее тело в заднюю дверь, в надежде, что внутри сможет утолить жажду и, может быть, отдохнуть на охапке сена. При условии, что ей вообще удастся прилечь: управляться с этим диковинным телом она еще не научилась.

— Кто там? — послышалось из глубины сарая. Девушка, надеявшаяся, что внутри пусто, попала впросак.

Она подалась было назад, но так приложилась о стену толстым огузком, что шмяк разнесся по всей округе. Попытка развернуться тоже не удалась: сарай был очень узким, а новое тело очень большим. Синтия застряла, в то время как рассерженный хуторянин уже спешил к ней.

— Кто тут ко мне вломился? А ну отвечай, а не то как ткну вилами, будешь знать!

Девушка, по своей девичьей наивности, понятия не имела, каких таких знаний может добавить ей тычок вилами, но выяснять это почему-то не хотелось.

— Не надо! — взмолилась она. — Не надо тыкать меня вилами! Я пыталась выбраться отсюда, но застряла.

— Э, да ты девушка! — удивился селянин.

— Нет, я чудовище. Пожалуйста, выпусти меня, и я никогда больше тебя не побеспокою.

— Чудовище, говоришь? Хм, а голосок у тебя девичий. Дай-ка я на тебя взгляну.

— Нет! Не смотри на меня! Я волосатая и страшная! — вскричала Синтия, закрывая лицо, которое, к слову, ни волосатым, ни ужасным не было.

— Э, да ты кентаврица, — удивился, присмотревшись к ней, хозяин сарая. — Как тебя сюда занесло? И где твой табун?

— Мой кто?

— Вот тебе на, ты что же, не знаешь, как ваши называют свое сообщество? Это новость: в жизни не слышал о глупых кентаврах. И никогда не надеялся встретить кентаврицу в своем старом сарае.

Только сейчас, благодаря словам поселянина, до бедняжки дошло, кем она стала.

— Я была человеком, — пояснила она, — а в кентаврицу меня превратил злой волшебник Трент, не далее как сегодня. Не удивительно, что мне мало что известно о кентаврах и их обычаях. Я и с телом-то этим еще не освоилась. Это, например, что?

Девушка шевельнула какими-то отростками на спине, и они, расправившись, задели за стенки сарая.

— Да это крылья! — ахнул удивленный крестьянин. — Выходит, ты летающая кентаврица.

— Час от часу не легче, — еще пуще огорчилась Синтия. — Выходит, и кентавры не захотят иметь со мной дело: я слышала, что они очень строги по части чистоты породы.

По всему выходило, что волшебник превратил ее в единственное в своем роде существо во всем Ксанфе, в крылатое чудовище, которое не признают своим ни люди, ни кентавры.

— А за что злой волшебник так с тобой обошелся? — полюбопытствовал хуторянин.

— Я пыталась обмануть его, чтобы помешать ему захватить нашу землю. Но ничего не вышло: он раскрыл обман и посчитался со мной по-своему, по-чародейски. Теперь я самое несчастное существо в Ксанфе.

— Да, — понимающе кивнул хозяин сарая. — На твоем месте я, надо думать, чувствовал бы себя не лучше. Не повезло тебе. Ладно, переночуй здесь, а завтра подумаем, как тебе быть дальше. Тут у меня есть пустое стойло, а в нем и водица найдется.

Когда Синтия зачерпнула ладонями прохладной, чистой воды из ведерка и напилась, ей стало малость полегче. Хуторянин тем временем вернулся с подозрительным кульком, в котором лежало, что-то довольно неприглядное с виду, но пахнувшее весьма аппетитно.

— Куле-бяка, — пояснил хозяин. — С виду гадость, но на вкус, особливо как из куля выудишь, вовсе даже не бяка. Угощайся.

Вынутая из куля неказистая лепешка и вправду оказалась очень вкусной. Синтия умяла ее до крошки и лишь после того, запоздало вспомнив о хороших манерах, сказала:

— Спасибо, добрый человек. Чем мне отблагодарить тебя?

— Хм… а что ты умеешь делать?

— Ну, мой талант заключается в умении обращаться с детьми. Он называется «педомагическое дарование», и многие считали меня хорошей нянькой.

— Ну что ж, пожалуй, это как раз то, что мне нужно. Есть у меня мальчонка, такой сорванец, что никто не хочет за ним приглядывать. Видать, переел куле-бяки, за что ни возьмется, из всего бяку устроит.

— Все детишки шалуны да проказники, — отозвалась Синтия. — Я к этому привыкла.

— К такому, как мой, привыкнуть трудно, — вздохнул крестьянин. — Так или иначе припасы у меня на исходе, а жена, как всегда, гостит у своих бесчисленных родственников. Мне придется отлучиться, и если ты приглядишь за мальчуганом, это будет очень кстати.

— Охотно, — пообещала Синтия.

Он ушел, а она улеглась на мягкое сено, привыкая к своему новому телу. Как ни странно, с лошадиной частью удалось освоиться довольно быстро, а вот более привычная, человеческая доставляла беспокойство. Поди-ка улягся, когда твой верх нынче прилажен к низу на совершенно новый манер. Наконец ей удалось приткнуться к стенке, положив голову на руки и заснуть.

Поутру Синтия умыла лицо и распутала сбившиеся в колтуны волосы. Девушка очень хотела сменить блузку, но другой у нее не было, а остаться с обнаженной грудью она не решалась, хотя и знала, что у кентавров это в обычае.

Старый хуторянин принес ей кулек с куле-бякой, а когда девушка подкрепилась, привел шестилетнего постреленка. С виду он был настоящий мальчик-с-пальчик, но Синтия отнеслась к этому с пониманием: все дети поначалу бывают довольно маленькими, но это, как правило, проходит. Нередко вместе с детством.