Самурай

Посланники ужасно страдали от морской болезни. Кюскэ Ниси и Тюсаку Мацуки переносили ее легче, а Тародзаэмон Танака и Самурай, не успел корабль выйти из Цукиноуры, несколько дней лежали пластом и слушали тоскливый скрип мачт. Они не представляли себе, где плывут, и не интересовались этим. Корабль беспрерывно качало, слышалось монотонное, надоедливое поскрипывание мачт, которое время от времени заглушал судовой колокол. Даже закрыв глаза, они чувствовали, что какая-то неведомая им могучая сила возносит их вверх и тут же медленно опускает вниз. Измученный беспрерывными позывами к рвоте, обессиленный Самурай временами дремал, временами вспоминал жену Рику, детей, дядю, сидящего у очага.

Приносить еду посланникам было обязанностью сопровождающих их слуг, и когда Ёдзо, пошатываясь, входил с подносом, его лицо — лицо человека, страдающего морской болезнью, — поражало бледностью и худобой. У Самурая не было никакого аппетита, но он заставлял себя съедать все, что ему приносили, чтобы хватило сил достойно выполнить возложенную на него ответственную миссию.

— Ничего страшного, — утешал Веласко Самурая и Танаку, заглядывая в каюту посланников. От подходившего вплотную Веласко исходил неприятный запах, еще больше усугублявший их страдания от морской болезни. — К качке привыкают. Дней через пять самые большие волны, даже буря, будут вам нипочем.

Самураю трудно было поверить в это. Он завидовал молодому Ниси, который спокойно ходил по кораблю, с интересом все рассматривая и спрашивая у Веласко значение незнакомых ему испанских слов.

Но вот закончился третий день, миновал четвертый — в это было трудно поверить, — но, как и предсказывал Веласко, страдания Самурая стали понемногу утихать. А на пятый, утром, он вышел из каюты, пропахшей лаком и рыбьим жиром, и стал подниматься наверх. На безлюдной палубе в лицо ему ударил резкий порыв ветра. У него даже дух захватило. Перед его глазами раскинулся безбрежный морской простор, где гуляли огромные пенящиеся волны.

Самурай впервые увидел безбрежное открытое море. Не было земли, даже крохотного островка. Волны сталкивались, взмывали, издавали какие-то боевые кличи, словно на его глазах происходила схватка бесчисленных воинов. Бушприт вонзался в серое небо, корабль, взметая брызги, нырял и тут же снова взлетал на гребень волны.

У Самурая закружилась голова. Порывы ветра затрудняли дыхание. И на востоке море, где бушуют огромные волны. И на западе море, где борются волны. И на юге и на севере — везде море. Впервые в жизни Самурай воочию убедился, как велико море. Глядя на него, он понял, что Ято, где он прожил всю свою жизнь, — крохотное маковое зернышко.

Послышался звук шагов. На палубу вышел Тюсаку Мацуки. Худой и мрачный, он тоже стал с интересом наблюдать это величественное зрелище.

— Действительно, мир необъятен. — Ветер разорвал фразу Самурая и, как клочки бумаги, унес далеко в море. — Даже не верится, что море простирается до самой Новой Испании.

Мацуки, стоявший к нему спиной, даже не пошевельнулся — может быть, не расслышал? Он еще долго молчал, не в силах оторвать глаз от моря. Тень от мачты падала ему на лицо.

— Целых два месяца мы будем плыть по этому морю, — сказал наконец Мацуки.

Его слова тоже унес ветер.

— Господин Хасэкура, что вы думаете о нашей миссии?

— О миссии? Думаю, мы должны быть благодарны, что ее возложили именно на нас.

— Я говорю о другом. — Мацуки сердито покачал головой. — Почему, по-вашему, нам, самураям невысокого ранга, дано такое важное поручение? С тех пор как мы отплыли из Японии, я только об этом и думаю.

Самурай молчал. Он и сам никак не мог понять, почему в качестве посланников избраны он и его товарищи. Было странным, что главой миссии не назначен никто из высших сановников.

— Господин Мацуки…

— Мы обыкновенные пешки в этой игре, — пробурчал под нос Мацуки, продолжая смотреть на море. — Пешки Совета старейшин.

— Пешки?

— Совершенно ясно, что такую высокую миссию следовало возложить на кого-то из членов Совета старейшин, а вместо этого назначают нас. В чем же дело? А в том, что, если даже мы будем страдать от качки, если даже заболеем в неведомой стране южных варваров, это нисколько не обеспокоит ни Его светлость, ни Совет старейшин.

Видя, как побледнел Самурай, Мацуки, словно радуясь этому, продолжал:

— Хотя мы и зовемся посланниками, но ведь никто из нас не знает языка — мы обычные гонцы, которые с помощью Веласко должны передать послания Его светлости. Для него и членов Совета старейшин неважно, даже если мы и сгинем в каких-то морях, в каких-то землях, — лишь бы завязалась торговля с Новой Испанией и корабли южных варваров стали заходить в Сиогаму и Кэсэннуму.

Разносимые ветром брызги окатывали палубу, где они стояли, снасти над головой гудели.

— Господин Сираиси… ничего такого не говорил, — пробормотал Самурай.

Его раздражало собственное косноязычие, не позволявшее как следует ответить Мацуки. Если бы они были обыкновенными пешками, зачем бы господину Сираиси и господину Исиде говорить, чтобы он себя берег, что, когда вернется, попытаются найти возможность возвратить ему земли в Курокаве?..

— Господин Сираиси ведь не сказал вам ничего определенного, — усмехнулся Мацуки. — «Попытаются найти возможность» — вот же его слова. Когда двенадцать лет назад Его светлость распределял угодья, у многих самураев их исконные земли были отобраны, и вместо них по решению Совета старейшин им отводили дикие пустоши. И сколько они потом ни обращались с просьбой вернуть старые владения, положительного ответа так и не дождались, что вызвало недовольство этих самураев. И я, и вы, господин Хасэкура, и Ниси, и Танака — все мы в одинаковом положении. Из таких недовольных отобрали нас четверых и послали в тяжелое плавание: если мы в дороге погибнем, земли наши отберут, не выполним как следует своей миссии посланников — строго накажут. В назидание всем остальным недовольным самураям. Во всяком случае, Совет старейшин ничего не теряет.

— Трудно в это поверить.

— Хотите верьте — хотите нет. Кстати, известно ли вам, господин Хасэкура, что до отплытия корабля мнения в Совете старейшин разделились? — Произнеся эту загадочную фразу, Мацуки стал спускаться по лестнице. — Ладно, хватит об этом. Во всяком случае, таковы мои предположения.