Свадьба колдуньи

Люк молчал, и только когда она выбралась из воды, он сказал:

– Так вот что ты обо мне думаешь! Считаешь, что из мести я тебе буду вредить? Она собралась что-то резко ему ответить, но слова замерли у нее на губах: яркий блеск синих глаз в который уже раз растопил ее уверенность. Люк был всего в двух шагах от нее, и она опять подпадала под его власть. Вода стекала с них ручьями на белый, переливающийся на солнце песок. Капли воды блестели в черных волосах на его груди, тоненькими струйками обтекая мышцы и спускаясь по животу вниз… Она словно окаменела.

– Ну, что скажешь? – настаивал он, не сводя с нее глаз. – Ты на самом деле так думаешь?

– Не знаю… не знаю, и все! – всхлипнула она задыхающимся голосом и резко отвернулась, настолько резко, что лодыжка ее хрустнула, и если бы Люк не успел подхватить ее под руку, она упала бы в пенящуюся у их ног воду. Опять это унизительное беспомощное состояние, и опять в его объятиях…

Его прикосновение вызвало в ней такие сильные ощущения, что ей показалось, будто оно обожгло ее. Солнце пригревало, а ее знобило, как на морозе. Люк, тихо застонав, крепко прижал ее к себе. И неожиданно для себя самой она обняла его, забыв обо всем на свете. Грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам – они как бы слились воедино, горя во всепоглощающем огне.

– Верити… – хрипло простонал он, ласково гладя ее по спине, скользя по влажной талии, разглаживая спутавшуюся прядь волос у нее на щеке, гладя дрожащую верхнюю губу. Наконец он склонился над ней и поцеловал. Как могла она это допустить? Какое-то седьмое чувство повелевало ей остановиться, но в голове был такой туман, что она никак не могла собраться с мыслями и отдать приказ своему телу. Даже поняв, что это обжигающее желание и те несколько страстных минут, что вырвали ее из действительности двенадцать месяцев назад, – явления одного порядка, она не смогла перебороть бушевавший в ней огонь.

Когда наконец он оторвался от ее губ, она глубоко вздохнула, глянула на него снизу вверх и не поверила своим глазам: его взгляд был полон страсти. Сердце бешено заколотилось у нее в груди.

– Madre de Dios! (Матерь Божья! (исп.) – прохрипел он, обхватывая руками ее лицо и всматриваясь в ее широко раскрытые от изумления медовые глаза. – Да что же ты со мной делаешь? Ты говоришь, что я карающий друг твоего жениха, и что выбрал тебя в жертву, и что мне доставляет удовольствие тебя мучить? А я умираю от тебя, я хочу любить тебя прямо сейчас, прямо здесь, на этом пляже, на самой кромке Атлантического океана! Ты колдунья, Верити! Ты околдовала меня!

Ласковая шутливость, прозвучавшая в последней фразе, вернула ее на землю. Она стала извиваться всем телом, освобождаясь из его объятий.

– Отпусти, Люк, – шептала она, задыхаясь, стыдясь безумия страсти, которую он с такой легкостью в ней вызывал, и до смерти напуганная тем всепобеждающим чувством, что влекло ее к нему.

Краешком глаза она уловила какое-то движение на пляже. Обернувшись, они увидели Эллиота, молча наблюдавшего за ними с террасы отеля.

В страшном замешательстве она стала с силой вырываться из объятий Люка, но он только еще плотнее прижал ее к себе и с победным видом наклонился и приник к ее губам, не обращая никакого внимания на ее сопротивление. Их языки коснулись друг друга, и она опять забыла обо всем на свете, точно медленно, медленно падала в пропасть.

Когда наконец он ее выпустил, Эллиота на террасе уже не было. Возмущенная, с пунцовыми щеками, Верити оттолкнула Люка.

– Молодой любовник, судя по всему, сдался, – усмехнулся Люк, гладя туда, где только что стоял Эллиот. – Пойдем, я доведу тебя. Нога у тебя опять распухает.

– Оставь меня в покое! – отрезала она глухим, полным ярости голосом, отворачиваясь и стискивая зубы, и решительно заковыляла по песку, не желая принимать от него никакой помощи. – Если мне понадобится твоя помощь, я тебя позову!

– А разве ты еще не позвала? – усмехнулся он, идя следом за ней. Как мужественно ты разыгрываешь безразличие. Верити. Я просто сгораю от нетерпения, ожидая, когда ты отпустишь тормоза! Кстати, я пришел, чтобы попросить тебя быть моей гостьей сегодня вечером. Приезжают моя сестра с мужем по пути из Нью-Йорка на Ямайку. Мне бы хотелось, чтобы ты с ними познакомилась.

– А если я предпочту поужинать в одиночестве у себя? – едко спросила она, морщась от боли в лодыжке. – Как ты меня накажешь, хотелось бы мне знать?

– Прошу тебя, – неожиданно попросил Люк без тени насмешки в голосе. Приходи. Карли и Рауль – прекрасные люди. Они тебе понравятся.

Она сглотнула, сбитая с толку скрытой мольбой в его голосе. Нет, это все мое воображение, сразу же решила она. Люк не тот человек, чтобы у кого-нибудь что-нибудь вымаливать.

– Ладно, – неожиданно для себя, хотя и холодно, согласилась она. – Во сколько?

– В девять. Я за тобой зайду.

– Незачем, спасибо. Я в состоянии дойти сама!

Превозмогая боль в ноге, Верити старалась идти прямо, чувствуя на себе его взгляд. Оказавшись наконец одна, она поздравила себя с победой, решив, что заслужила бурные овации.

«Твоя стоическая независимость заслуживает наивысшей похвалы», – сказала она себе самой, падая на стул и массируя лодыжку. А переборов в себе чувство противоречия и согласившись поужинать с сестрой Люка и ее мужем, она заслужила звание мученика.

Но мучиться ей не пришлось. Ужин оказался чрезвычайно приятным. Старшая сестра Люка и ее муж были такими милыми людьми…

– Так, значит, вы и есть та самая Верити, о которой нам постоянно твердит Люк! – воскликнула Карли, с удовольствием разглядывая Верити, одетую в простую белую блузку и юбку из набивной, цвета мускатного ореха ткани. – Я так рада с вами познакомиться! – Она тепло расцеловала Верити в обе щеки и повела ее на веранду, где их ждали несколько человек, смеявшихся над какой-то историей.

Паблито, заметивший ее на террасе ресторана, куда она забрела по инерции, торжественно провел ее в дальнее крыло отеля, сообщив, что ужин состоится в личных апартаментах сеньора Гарсии. По крайней мере там не будет неусыпного ока Эллиота, подумала Верити с некоторым облегчением. И хотя ужин с Люком в его личных апартаментах мог нанести сильный удар по ее душевному равновесию, она утешала себя мыслью о том, что там будет целая компания. Хорошо, что встретила ее Карли, в роли хозяйки.

Широкая открытая веранда, увитая сочно-зеленым виноградником, была освещена мягким светом круглых настенных светильников. Веранда выходила на личный пляж Люка, отделенный от общего плетеным бамбуковым забором и плотной стеной кокосовых пальм. На веранде стояли тростниковый столик и удобные плетеные стулья. Верити тут же усадили, принимая во внимание ее больную лодыжку, которую она уже почти и не замечала, так как провела целый день в шезлонге.

Радом с ней села Карли, чему она очень обрадовалась. Легкий вечерний ветерок шуршал в кронах пальм. В воздухе пахло океаном, цветами и какой-то ароматной приправой.

Рауль, невысокий лысеющий человек со смеющимися карими глазами, был морским биологом. Верити потягивала предложенный ей сауэр и, болтая с Карли, украдкой погладывала на Рауля и Люка, которые, облокотясь на перила веранды, оживленно разговаривали о местной подводной фауне. Все говорили по-английски с того самого момента, как она появилась на веранде. Она вдруг поняла, что видит перед собой совсем другого Люка – раскрепощенного, смеющегося, чуждого всякой язвительности и цинизма.

В свободной темно-синей рубашке с коротким рукавом, оставлявшей открытыми его мускулистые руки, и в облегающих кремовых брюках, подчеркивающих атлетическую фигуру, он был необычно привлекателен. Верити пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать от него взгляд.

Карли рассказала, что преподает в международной школе в Нью-Йорке, где они живут с Раулем.

– Проблема в том, что, хотя мне нравится мой предмет, эта работа сплошные стрессы! Мне бы хотелось заниматься тем, что делаете вы, – добавила она, откидывая со лба короткие волосы. – На всем белом свете никто, наверное, не готовит хуже меня! Может, именно поэтому я вас уважаю еще больше, чем Люк!